Темные числа - Маттиас Зенкель
Она с упреком указала на уже расстегнутый халат. Под ним была блузка одного цвета с чахлым цветком в горшке на стерилизаторе. Вполне сошла бы за камуфляж, подумал Дюпон. Со словами «Тысячу раз простите» он сделал шаг назад, но слишком поздно: дверь врачебного кабинета открылась, и на пороге возникла крепкая дама лет пятидесяти пяти.
– Маша, ну что ты. Молодой человек наверняка не просто так бросился к нам за помощью. S'il vous plaît, Monsieur.
Кивком она пригласила Дюпона войти. На его попытки объяснить на английском и французском, что дело не срочное и он лучше придет завтра, врач грубовато хохотнула:
– Поверьте мне, вам сразу станет легче.
Женщины усадили Дюпона на стоматологическое кресло, и медсестра, фиксируя подголовник, шепнула врачу по-русски:
– И куда только подевались настоящие мужчины?
– Не ту профессию вы выбрали, Маша, – рассмеялась врач, одновременно проводя осмотр зеркалом. Она уверенно кольнула серповидным зондом рану на верхней челюсти.
– Неудивительно, что вы жалуетесь на боль! Похоже, при удалении восьмерки что-то осталось в десне. Вашего стоматолога не назовешь мастером своего дела, – заключила она и извлекла пинцетом перепачканное кровью инородное тело. – Так, что у нас здесь? Обломок пломбы?
Три густые струйки крови, как проволока свисавшие с кончика пинцета, мешали прополоскать рот. Неужели действительно мини-«жучок»? Это означало бы потерянные очки. Склонившись к плевательнице, Дюпон толкнул доктора локтем. Инородное тело покатилось в сливное отверстие, оставляя кровавый след на нержавеющей стали.
– Какая жалость. Можно было вставить в брошку в честь святой Аполлонии. Но не волнуйтесь, теперь боль утихнет и без помощи свыше. У нас в стране давно отказались от суеверий в пользу профессиональной компетентности.
Дюпон не стал уточнять, что зубы мудрости ему никогда не лечили, соскочил с кресла и пошатнулся. Он отблагодарил медработников такими чаевыми, что медсестра заверила: если будут жалобы, пусть сразу обращается.
Девочка, игравшая в коридоре, интересовалась только машинкой с дистанционным управлением. Танцор в башкирском национальном костюме, который вошел в лифт на четвертом этаже, едва удостоил Дюпона взглядом. А дежурная по этажу тихо похрапывала в закутке. Дюпон с облегчением закрыл за собой дверь.
Тот, кто забрался в номер, явно не беспокоился об оставленных следах. На краю ванны стояли опустошенные флаконы; ополаскиватель для рта тоже скоро придется покупать. Но ни из шкафа, ни из чемодана ничего не пропало. Секретного здесь все равно не было, а портативный компьютер он сдал в камеру хранения гостиницы. Ничего нового на первый взгляд тоже не появилось или же появилось то, что можно обнаружить только с помощью технических средств, а это, конечно, не пристало безобидному торговому представителю. После обработки раны Дюпон еще не совсем твердо держался на ногах, поэтому опустился в кресло. Судя по всему, это помощник парикмахера искал служебное удостоверение. Уборщицы утоляли бы жажду скромнее. Как же поступить? Руки чесались написать заявление о взломе, но, поскольку ничего не украдено, он только привлечет ненужное внимание. Не найдя удостоверения, Афоня должен бы убедиться, что не оставил его в проданном пиджаке, а засунул куда-то… И это еще не все мысли, что вертелись в голове у Дюпона.
Прежде чем вскрыть конверт от инспектора ГАИ Толстой, он задернул гардины. В портмоне лежали семь рублей, несколько бельгийских сантимов, небрежно напечатанная визитная карточка и частично заполненный билет спортлото.
[43]
Вот оно: код. Толстой наконец-то нашел тайный способ связи. Дюпон перепробовал несколько алгоритмов, извлек из памяти все изученные методы преобразования для расшифровки сообщений из последовательности цифр. Он все сильнее запутывался в арифметических операциях возрастающей сложности, но спустя длительное время наконец обнаружил, что группы цифр указывали на сегодняшнюю дату и вот-вот истекающий одиннадцатый час. Он спешно включил телевизор: на первом канале Глеб Жеглов расследовал дело «Черной кошки», на втором фигуристка неаккуратно приземлилась, выполняя аксель, а на московском канале передавали репортаж о студенческом конкурсе в местном институте кибернетики. Под пристальным вниманием членов жюри и юных конструкторов электромеханические крабы пытались преодолеть полосу препятствий на мелководье в плавательном бассейне. Только двум маленьким роботам, которые наконец добрались до края бассейна, удалось выбраться из горячей воды. После награждения победителей камеру снова направили на бассейн и продемонстрировали сине-голубое дно в качестве финального кадра.
– Надеюсь, здесь зимой продаются плавки, – пробормотал Дюпон. Лотерейный билет и попытки расшифровки он сжег в пепельнице, пепел спустил в унитаз. Вымотавшийся, он последовал финальному напоминанию на экране и отправился спать.
ПАУЗА. ЧТОБЫ ПРОДОЛЖИТЬ,
НАЖМИТЕ ЛЮБУЮ КНОПКУ.
Тренерские штабы
Москва, 1974 год
– Пожарные учения на сегодня окончены. Следующее занятие в понедельник в обычное время. Не забудьте повторить дома параметризацию макросов, – с этими словами Леонид отпустил юных программистов.
Его коллеги тоже заторопились на остановку, и окутанные мехами пышные формы Людмилы Лариной исчезли за закопченными сугробами. Когда Леонид с трудом дошел обратно к входной двери, его тень упала на две обледенелые таблички на кирпичной стене: из одной следовало, что здание имеет историческую ценность, другая сообщала (если, конечно, читающий сумеет расшифровать аббревиатуры и символы), что сейчас в нем находится Клуб молодых программистов. Менее осведомленные по размашистой букве «Д» вверху могли догадаться, что под эгидой могущественного «Динамо» действует какой-то КМП.
Автор неизвестен. Открытка «Батумский дельфинарий». Ок. 1980
Отодвинув тяжелую портьеру на двери, Леонид протиснулся в каморку вахтера. Фома налил чай, смешал костяшки домино. Пока они играли, с ботинок Леонида натекла лужа. Фома сунул ему под ноги газету, а его портфель запихнул на нижнюю полку шкафа к своей авоське, полной банок с консервами, пачек маргарина и катушек оловянного припоя. Шкаф слегка шатался, от этого позвякивали висящие по центру ключи. На верхней полке стояла майонезная банка с засушенными гвоздиками, отделяя вездесущего генерального секретаря от Петрушки.
Эту открытку Фоме прислал Леонид, он же помог ему вернуться к работе, для начала устроив вахтером, когда Фому выписали из психиатрической больницы.
То, что состояние Фомы улучшилось, стало понятно по его спокойной реакции, когда он понял: за время его отсутствия ГЛМ убрали из общего подвала. «Домоуправление или другие ответственные органы, что тут поделаешь». Легкий взмах руки, которым он сопроводил эти слова, тоже свидетельствовал об успехах современной медицины. Тем не менее после лечения Фома стал похож на ежа, обработанного формальдегидом. Кожные изменения были безобидным побочным эффектом лекарств. То, что он так долго сохраняется, Леонид объяснял диетой, которую Фома сам
