Нил Гейман - Сыновья Ананси

Что-то упало с неба на проволочную сетку. Толстяк Чарли поднял взгляд. Высокомерно-пренебрежительно сверху на него смотрел черный дрозд. Зашумели крылья, и к дрозду присоединилось несколько воробьев и птица, про которую Толстяк Чарли подумал, что, возможно, это тоже дрозд, только певчий.

Они глазели на него, он – на них.

Птиц прибыло.

Толстяк Чарли затруднился бы определить, в какой именно момент концентрация птиц на сетке перестала быть «необычной» и превратилась в «пугающую». В любом случае, это произошло, когда птиц было около сотни. И потом, они не ворковали, не каркали, не выводили трелей и не пели. Они просто приземлялись на сетку и смотрели на него.

– Прочь! – сказал Толстяк Чарли.

Ни одна птица даже не шелохнулась. Вместо этого они заговорили. Они произнесли его имя.

Толстяк Чарли бросился к двери и заколотил по ней. Несколько раз сказал «извините», а потом принялся звать на помощь.

Глухой удар. Дверь открылась, и тяжеловекий представитель полицейских сил Ее Величества произнес:

– Надеюсь, причина у тебя веская.

Толстяк Чарли указал рукой вверх. Он ничего не сказал, да это было и не нужно. Полицейский открыл было рот, да так и забыл его закрыть. Мать Толстяка Чарли непременно сказала бы, чтобы тот закрыл рот, иначе что-нибудь туда залетит.

Сетка провисала под весом тысяч птиц. Крохотные птичьи глаза не мигая смотрели вниз.

– Иисусе на лисапеде! – сказал полицейский и, не произнеся больше ни единого слова, проводил Толстяка Чарли обратно в камеру.

Мэв Ливингстон страдала. Она лежала, растянувшись на полу. Она пришла в себя, и ее волосы и лицо были влажными и теплыми, а потом она уснула, а когда проснулась в следующий раз, волосы и лицо были липкими и холодными. Она засыпала и просыпалась, и засыпала снова, просыпалась настолько, чтобы чувствовать боль в затылке, а затем – поскольку спать было легче, и во сне она не чувствовала боли, она закуталась в сон, как в уютное одеяло.

Во сне она шла по телестудии, пытаясь найти Морриса. Иногда она замечала, как он мелькает на мониторах. Всякий раз он выглядел встревоженным. Она пыталась найти выход, но все пути вели обратно в студию.

«Мне так холодно!» – подумала она и поняла, что снова проснулась. Боль, однако, утихла. В конечном счете, подумала Мэв, чувствую я себя нормально.

Она была расстроена, но не вполне понимала, почему. Возможно, из-за одного из снов, где ей привиделось что-то дурное.

Что бы это ни было, но она оказалась в темноте, словно в чулане, и Мэв вытянула вперед руки, чтобы ни во что не врезаться. Сделала, зажмурясь, несколько неуверенных шагов и открыла глаза. Теперь она была в знакомом помещении. Это был кабинет.

Кабинет Грэма Коутса.

И тогда она вспомнила. Слабость спросонья еще не прошла – она не могла мыслить ясно, знала, что не сможет сосредоточиться, пока не выпьет утреннюю чашечку кофе, но все же вспомнила: вероломство Грэма Коутса, его предательство, его вину, его…

…Ох, подумала она. Он ведь напал на меня. Он меня ударил.

А затем подумала: полиция, я должна позвонить в полицию.

Она потянулась к телефону на столе и сняла трубку, точнее попыталась, но телефон оказался слишком тяжелым, или слишком скользким, или то и другое сразу – в общем, она не смогла его ухватить. С пальцами было что-то не так.

Я, должно быть, слабее, чем думала, решила Мэв. Надо будет попросить, чтобы прислали доктора.

В кармане ее куртки лежал маленький серебряный телефончик, который играл «Гринсливз», когда звонил. Она с облегчением обнаружила, что телефон на месте, и ей не сложно его держать. Мэв набрала номер службы спасения. Пока ждала, чтобы кто-нибудь ответил, она думала, почему до сих пор говорят «набирать», если наборных дисков на телефонах нет с тех давних пор, когда она была заметно моложе, а после телефонов с дисками появились кнопочные «тримфоны» с особенно надоедливым звонком. В юности у нее был бойфренд, который умел имитировать этот тримфонный «бриип», это, решила Мэв, оглядываясь назад, было единственное его достижение. Интересно, что с ним сталось. Как человек, который мог имитировать тримфон, справлялся с миром, в котором телефоны могли звучать и звучали как угодно…

– Мы приносим извинения за задержку при обработке вашего звонка, – сказал механический голос. – Пожалуйста, оставайтесь на линии.

Мэв почувствовала себя странно спокойной, словно ничего плохого с ней больше никогда не случится.

– Здравствуйте! – послышался мужской голос, который звучал чрезвычайно квалифицированно.

– Мне нужна полиция, – сказала Мэв.

– Полиция вам ни к чему, – сказал голос. – Со всеми преступлениями с неотвратимостью разберутся соответствующие власти.

– Знаете, – сказала Мэв, – я, наверное, номером ошиблась.

– Кроме того, – сказал голос, – номером ошибиться невозможно. Номер – это всего лишь число, а числа не могут быть правильными и неправильными.

– Вам, конечно, хорошо говорить, – сказала Мэв, – но мне действительно нужно обратиться в полицию. И возможно, мне понадобится «скорая». И я, разумеется, ошиблась номером.

Она отключилась. Возможно, подумала она, номер 999[62] с мобильного не набирается. Она вывела на экран адресную книгу и набрала номер сестры. После первого гудка ответил тот же голос.

– Позвольте уточнить. Я не имел в виду, что вы специально набрали неправильный номер. Я, кажется, сказал, что все числа по своей природе верны. Кроме, конечно, пи. С пи я ничего не могу поделать. Одна только мысль о нем – и у меня начинает болеть голова, и болит, и болит, и болит…

Мэв нажала на красную кнопку и набрала своего менеджера в банке.

Все тот же голос сказал:

– Это снова я, болтаю о правильности чисел, а вы, конечно, думаете, что всему свое время и место…

Сбросила. Набрала лучшего друга.

– …и сейчас было бы уместнее обсудить положение, в котором вы оказались. Но, боюсь, сегодня такие ужасные пробки, и если вы не возражаете подождать там, где вы есть, еще немного, вас заберут…

У него был бодрый голос радиопроповедника, когда тот излагает вам свою мысль дня[63].

Если бы Мэв не была такой спокойной, она бы уже запаниковала. Вместо этого она задумалась. Раз уж ее телефон – как это называется, взломан? – ей просто следует спуститься, найти на улице полицейского и официально оформить заявление. Мэв нажала кнопку вызова лифта, никакого движения не последовало, и она спустилась по лестнице, думая о том, что если тебе нужен полицейский, его никогда не оказывается поблизости, вечно они колесят в этих своих автомобилях, которые делают «виу-виу». Полицейские, подумала Мэв, должны ходить парами и говорить людям, который час, или поджидать у водосточных труб, по которым спускаются домушники с сумками, полными награбленного добра…