Андрей Бондаренко - Книжник. Сладкая месть

– Щит какой-то, закреплённый на хлипком деревянном столбике. Там, похоже, что-то нарисовано…

На прямоугольном фанерном щите – размером метр на полметра – наличествовали три одинаковые по ширине горизонтальные полосы: красная, белая и синяя. В правом верхнем углу щита – на красной полосе – была начертана чёрная фашистская свастика. По белой полосе змеилась надпись, выполненная коричневыми латинскими буквами.

– Что-то…э-э-э, на немецком языке? – близоруко щурясь, предположил Геннадий.

– Это точно, – подтвердил Крыленко. – Здесь написано, мол: – «Только для немцев!».

– Что это значит?

– Хрен его знает…. Ага, на столбике, чуть ниже щита, закреплена узкая фанерная стрелка, указывающая на юго-запад. А на стрелке значится: – «Кааупе».

– Кажется, так называется крупный парагвайский город, – вспомнил начитанный Конкин.

– Парагвайский?

– Ага. И горизонтальные полосы на щите соответствуют цветам национального парагвайского флага.

– Тьфу! Мать его. Только этого нам и не хватало. Типа – для полного и окончательного счастья…. Стоп, – насторожился Виктор. – Слышишь, людские голоса?

– Слышу. Кажется, они приближаются. Похоже, что-то поют.

– Прячемся вон в тех кустах.

– Зачем?

– Чисто на всякий случай. Для пошлой перестраховки.

Вскоре можно было уже разобрать и слова песни. Несколько молодых лужёных глоток увлечённо и вдохновенно орали:

– Дойче зольдатен унд офицерен…

Вскоре показались и беззаботные певцы.

Под холмом, параллельно берега реки, змеилась узенькая тропка, по которой браво вышагивали трое молодых мужчин – здоровенные, широкоплечие, мордатые. Что называется – кровь с молоком.

Незнакомцы были одеты в светлые куртки с короткими рукавами и штаны песочного цвета. На их ногах красовались тяжёлые чёрные ботинки с высокой шнуровкой, а на головах – классические колониальные пробковые шлемы. У каждого из молодчиков, так любящих бодрые песенки, за плечами висело по солидной винтовке.

Когда странная троица исчезла из вида, Конкин – дрожащим голосом – предложил:

– Давай-ка, Ильич, сваливать, – махнул рукой в сторону стены тёмно-зелёного леса. – Неуютно здесь как-то.

– Действительно, неуютно, – подтвердил Виктор. – Ещё и москиты, сволочи злобные, кусаются…. Пора делать ноги. Пойдём, пожалуй, на юго-запад. Попробуем пробиться к городу Кааупе…

Впрочем, далеко отойди от реки сотрудникам издательства «Крылья» так и не удалось.

Когда они спустились с холма, со стороны кромки тропического леса прозвучала краткая и доходчивая команда:

– Штейт ауф! Хальт! Хенде хох!

Виктор и Геннадий, послушно вскинув руки над головой, медленно и плавно развернулись на девяносто градусов.

На округлом гранитном валуне, метрах в тридцати пяти от них, восседал лысоватый пожилой человечек, облачённый в неприметную тёмную одежду. По выпуклой, идеально-выбритой щеке старика змеился толстый багровый шрам. За гранитным валуном криво ухмылялись два здоровенных облома в пробковых шлемах, небрежно сжимавшие в ладонях короткоствольные чёрные автоматы.

– Не стреляйте, господа! Не надо! – испуганно заблажил Конкин. – Мы с другом являемся мирными туристами. Честное и благородное слово. Обыкновенные туристы. Русские туристы…

«Дурак законченный, так его и растак…», – чувствуя, как его охватывает-обволакивает липкий ужас, успел подумать Крыленко. – «Послал же Бог напарника…».

– Русиш? – хищно улыбнувшись, удивился лысоватый дядечка. – О, майн Готт…. Фойер!

Вдумчиво и несуетливо «затявкали» короткоствольные чёрные автоматы…

Второй параграф. Медвежья охота

– Вью, вью, вью, – настойчиво и приставуче звенело в ушах. – Вью-вью-вью…

– Теперь я, кажется, понимаю, почему вьюгу назвали – «вьюгой», – пробормотал Санька. – Глаза – насмерть – залепило мокрым снегом…. Холодно-то как, мать моя женщина. Холодно и промозгло…

Он, разгребая руками снег, поднялся на ноги.

Заснеженный лес. Вернее, заснеженный – по полной программе – столетний сосновый бор.

Мазур был – по прожитой жизни – крепким и виды видавшим человеком. Иные индивидуумы в современном литературном мире не приживаются. То бишь, вылетают – как пробки из пузатых бутылок, заполненных игристым шампанским – прямо в дверной проём.

Не говоря уже о долгой и успешной спортивной карьере – чёрный пояс по карате-до и всё такое прочее. Многое он повидал и испытал. Многое…

Но даже ему, битому и тёртому, сложившаяся ситуация категорически не нравилась.

Был – всего минуту тому назад – май месяц. Вернее, его последние денёчки. Ласковые такие, тёплые и чарующие…. Цветущие сады старого садоводства под Санкт-Петербургом. Приветливое солнышко. Добрый ветерок по лицу. Было…

И?

Снежная матёрая зима. Колючий порывистый ветер. Столетний загадочный лес. Чёрная тоскливая ночь. Отсутствие мобильного телефона. Вьюга…. А, может, лишь лёгкая пороша?

Может, и пороша. Но, скорее всего, обыкновенная метель. Причём, слабенькая такая, затихающая – прямо на глазах. Бывает.

Бывает, конечно. Но, крайне редко…

Ему стало холодно. Уже – реально холодно. Заледенели и скрючились пальцы рук и ног.

Ног? Ну, да. В модных итальянских ботиночках сорок пятого размера. Тонкая, тщательно-выделанная кожа, как-никак. Твою мать…

Мазур пошёл на удачу. Через глубокие снега и полную темноту, не разбирая дороги. Чисто на удачу. От полной и окончательной безысходности. Ориентируясь только на яркие звёзды и, понятное дело, на желтоватый диск Луны.

Минута, другая, третья. Противный и надоедливый шум в голове.

«Нежели, это конец?», – лёгким зимним ветерком зашуршали в голове тоскливые и безрадостные мысли. – «Полный, бесславный и окончательный? Неужели…. Может, повеситься? Как это – на чём? Имеется крепкий брючный ремень. Натуральная кожа. Между прочим, английский. Купленный – два месяца тому назад – в Бирмингеме. Всё равно, ноги скоро обморозятся. Мать его…. Чего, спрашивается, ловить? Итак? Слабо? Вот же, она, подходящая берёзка. Крепкая, стройная и ветвистая. Типа – по Есенину. Мол, как жену чужую – обнимал берёзку…. Клён, ты мой опавший. Клён, заледенелый…. Ну, чего ждём, урод пузатый? Снимай ремешок, морда. Будем проверяться на вшивость…. Стоять! Отставить! Наблюдаю впереди небольшой стог сена. Припорошённый слегка. Но, всё же…. Ура! Живём! Повешенье переносится на неопределённое время…

Мазур, по щенячьи подвывая от восторга, рванул вперёд.