Джек Вэнс - Князья тьмы. Пенталогия. (Звездный король - Машина смерти - Дворец любви - Лицо - Дневник мечтателя.)

Герсен с сомнением взглянул на дудку: «Все может быть».

Вернувшись в гостиницу «Свечер», Герсен поужинал чечевичной похлебкой, рагу из бледного мяса с травами, салатом из корневищ речного тростника и половиной ломтя хлеба с хрустящей коркой. Официант Вичинг сообщил, что его изыскания ни к чему не привели, но Герсен все равно вознаградил его за усердие.

В Блаженном Приюте наступила ночь. Покинув гостиницу, Герсен прошелся по главной улице в центр городка. По четырем углам каждого перекрестка стояли высокие фонари с шарообразными колпаками, излучавшими зеленовато-белый свет; вокруг фонарей лихорадочно кружились десятки розовых насекомых длиной с локоть, порхавших на шестнадцати мягких крыльях, напоминавших весла старинных галер.

В окнах опустевших лавок было темно. Владелец магазина готового платья даже не позаботился передвинуть внутрь поддон с сапогами, и его шарфы продолжали висеть снаружи — любой желающий мог бы засунуть в мешок и унести всю коллекцию. Другие лавочники тоже не прятали товары на ночь: по-видимому, обитатели Блаженного Приюта не отличались предрасположенностью к воровству.

В центре городка не было никакой «ночной жизни». Герсен прошелся по главной улице в обратном направлении, мимо гостиницы «Свечер» на окраину, к таверне «Мшистая стена», где в трактирном зале все еще светились несколько тусклых ламп — пятеро или шестеро припозднившихся фермеров пили прокисшее, судя по запаху, пиво... Герсен вернулся в гостиницу и поднялся к себе в номер; примерно час он тихонько практиковался в игре на дудке, пока от этого занятия у него не онемели губы. После этого он вынул «Дневник мечтателя» и снова попытался разобрать витиеватый почерк. Судя по всему, юный Ховард сочинил целую серию героических сказаний о свершениях и приключениях отряда рыцарей, каковых Ховард изображал с любовным прилежанием, не забывая ни малейшей детали.

Герсен отложил блокнот и попытался устроиться поудобнее на неподатливой кушетке.

Утром он прилежно занимался в соответствии с указаниями маэстро Кутта, а затем явился в студию Кутта на боковой улочке, примыкавшей к дороге на Гольчер в ста метрах к югу от церковной площади. Кутт послушал, как Герсен играет гаммы, и не выразил энтузиазма.

«Теперь попробуйте последовательность отверстий «первое-четвертое-пятое»».

«Я ее еще не выучил».

Кутт возвел очи к потолку и глубоко вздохнул: «Что ж, если у вас нет музыкальных способностей, с этим ничего не поделаешь — человек либо рождается музыкантом, либо нет! Я поговорил с госпожой Ляванжé — она будет председательствовать на встрече одноклассников. Я сказал ей, что анонимный филантроп нанял оркестр Большого Салона, и это ее очень порадовало. Мы должны собраться в павильоне и настроиться завтра во второй половине дня, в четвертом часу. Будем играть до ужина; за ужином гостям, по чужеземной традиции, будут подавать спиртные напитки — в это время нам тоже нужно будет играть. После ужина начнутся речи, панегирики и поздравления, а затем гости пожелают станцевать несколько променад; тем, кто придерживается новомодных привычек, будет предложен пунш — само собой, у меня таких привычек нет. Вы прибыли с другой планеты — надо полагать, вам приходилось время от времени употреблять спиртное?»

«Приходилось, неоднократно».

«Благословенны Наставления дидрамов! Подумать только! Тем не менее, вы не выглядите больным и не производите впечатление слабоумного».

«В том, что касается спиртного, я обычно стараюсь проявлять умеренность».

«Но разве спиртные напитки не пагубны?»

«Существуют различные мнения на этот счет».

Кутт словно не расслышал последнее замечание. Строго нахмурив брови, он спросил: «Где, по-вашему, находится самый развратный притон выпивох во всей Ойкумене?»

Герсен задумался: «Трудно сказать, выбор слишком велик. На этот почетный титул могли бы претендовать сотни тысяч таверн и салонов от Древней Земли до Последнего Причала. На мой взгляд, в числе самых перспективных кандидатов — «Подвал Тваста» на Крокиноле и, пожалуй, бар «Рыжие Разбойники» на молу Веснушчатой Пристани, на третьей планете Канопуса».

«Воистину блаженны мы, живущие в Блаженном Приюте! Вся Вселенная могла бы позавидовать нашей пристойности! Тем не менее, к вящему сожалению вынужден заметить, что завтра наша репутация может быть подмочена. И Садальфлури, и ван Бессемы, и Ляванжé — боюсь, все они не откажутся попробовать крепкие настойки и эссенции... Уверен, однако — или, по меньшей мере, надеюсь — что они нам не помешают играть... А теперь: «первое-пятое-восьмое». «Первое-четвертое-пятое». «Первое-пятое, первое-пятое»... «Первое-четвертое-пятое»... О, во имя золотой арфы Жертвенного Барана! Перестаньте! Остановитесь! Придется удовольствоваться тем, что есть — я больше не могу это слышать. Прилежно занимайтесь сегодня вечером. Сосредоточьте внимание на качестве звука, на том, чтобы не фальшивить — тон не должен завывать и плавать вверх и вниз, не забывайте о тембре, о четкости — начинайте уверенно дуть сразу, без предварительных робких придыханий и хрипов, приятная для слуха звучность превыше всего! Играя одну ноту за другой, зажимайте следующее отверстие, как только освобождаете предыдущее, без наложения, продолжающегося целую секунду и производящего неуместный визг. Практикуйтесь в соблюдении аппликатуры — то есть в правильном и своевременном размещении пальцев. Если вы намерены зажать пальцем четвертое отверстие, пусть это будет четвертое, а не шестое! Старайтесь придавать звуку яркость! Избегайте унылой вялости, присущей вашему подходу к исполнению! Все ясно?»

«Совершенно ясно!»

«Замечательно! — облегченно воскликнул Вальдемар Кутт. — Будем надеяться, что завтра будут заметны улучшения».

На следующий день, после полудня, в студии Кутта собрался весь оркестр. Кутт раздал музыкантам ноты, отвел Герсена в сторону и послушал, как тот играет заданные последовательности звуков. К этому времени дирижер уже находился в состоянии фаталистического спокойствия и воздержался от возмущенных упреков: «Как-нибудь справитесь. Играйте очень тихо, и все будет хорошо — особенно после того, как гости напробуются настоек».

Кутт решил, наконец, представить Герсена другим оркестрантам: «Слушайте, все! Перед вами мой хороший знакомый, господин Герсен. Он хотел бы научиться играть на духовых инструментах и начал заниматься всего лишь несколько дней тому назад. Сегодня он попробует сыграть вместе с нами — несколько нот, не более того. Постарайтесь его не обижать».

Музыканты повернулись, чтобы взглянуть на Герсена; многие обменялись тихими замечаниями. Герсен постарался выдержать всеобщее внимание с максимальным возможным апломбом.