Темные числа - Маттиас Зенкель
– Кузнец, который подковал блоху, да еще и подписи на подковах поставил?
– Хм!
Работать над кубом Фома начал еще в Киргизской ССР. Там он ознакомился с дневниками Тетеревкина – редкой книгой в великолепном переплете, которую подарил Галине на именины и в тот же вечер сам взял почитать. Тетеревкин описывал показанный ему в Англии демонстратор разностной машины.
– Ты знаешь, что это первое упоминание о машине Бэббиджа на русском языке? Согласно той главе, такие машины – в завершенном виде – способны выполнять любые задачи, человеку нужно только дать им инструкции.
– А я думал, так сказала какая-то англичанка. Я читал в одной из маминых книг, – вставил Леонид.
– Так и есть, но это вдохновило Тетеревкина. Тогда ему и пришла в голову идея, что машина сможет дописать его последнюю поэму. Вот, слушай: «Во имя блага всего рода человеческого мой Железный Голем будет водить пером, неустанно фиксируя нашу историю, час за часом, шаг за шагом. Он будет способен описывать и то, что только произойдет, вплоть до Страшного Суда». А сейчас я прочитаю, что думает об этом издатель: «Таким образом, мы должны исходить из того, что Тетеревкин не владел ивритом. Иначе он назвал бы машину по-другому». Что скажешь?
Не дожидаясь ответа, Фома принялся выдвигать многочисленные ящики и доставать стопки желтых перфокарт. Леонид, который уже много раз наблюдал за работой ГЛМ, знал, что сейчас произойдет. Желтые перфокарты Фома сначала вставлял в приемник куба – на них были записаны инструкции по управлению. Заготовки, видимо, перекочевали сюда из запасов КБ ОМЭМ, этим объяснялось, почему Фома так часто сам вызывался помочь на складе материалов. По оценкам Леонида, в ящиках, под верстаком и рядом с кубом скопилось уже, наверное, несколько сотен картонных карточек. Когда заканчивалось считывание желтых карт, Фома засовывал в пасть машины несколько стопок перфокарт цвета цемента – на них, судя по всему, находились входные данные. Вскоре ГЛМ начинала жужжать, как музыкальная шкатулка, порой раздавался вой, напоминавший звук вращающегося волчка. Было непонятно, что запускает машину – «заведенная пружина или маленький электродвигатель».
Как ни пытался Леонид – и напрямую, и намеками – задать этот вопрос, Фома всякий раз лишь подкручивал тюленьи усы.
Пока ГЛМ производила расчеты, Фома складывал желтые перфокарты обратно в пронумерованные ящики у правой стены. Кабинет был так мал, что выдвинутые ящики почти касались куба. Когда раздавался звуковой сигнал, Фома вставлял в приемник новую заготовку. Куб начинал погромыхивать, и карта наконец выскакивала через щель с обратной стороны. Пока Фома, прищурившись, разглядывал закодированную перфокарту, из отверстия с нижней стороны куба в ведро сыпались крохотные кружочки. Если Фома оставался доволен результатом обработки данных, он клал карточку на стеллаж у левой стены. Если результат его не удовлетворял, он почесывал виски и клал карточку в стопку рядом с ведром. Из ведра, хотя его содержимое регулярно выбрасывали, все время грозил вывалиться мусор.
Галина призналась Леониду, что обожает царящую в кабинете мужа научную атмосферу, обещающую грандиозные свершения. Леонид попытался неопределенно улыбнуться, но из-за шрамов получилась скорее злобная усмешка.
Неделя за неделей, месяц за месяцем стопки карт вокруг куба росли. Фоме надоело перекладывать их всякий раз, когда нужно было открыть нижние ящики или подойти к верстаку, и он расширил склад, заняв кладовку и оставив только узкий проход между стопками. Из этого лабиринта в комнату постоянно проникали кружочки, которые Галина беспрекословно выметала и сжигала в голландской печке.
Когда конструкторское бюро ОМЭМ закрыли, Фома устроился работать в вычислительный центр Межповэффа. Однако там вычислительные устройства уже были перепрограммированы на магнитные носители, и кладовщица зорко следила за сохранившимися запасами картонных карточек. Фома забеспокоился. Одно время казалось, что снабжение дешевыми перфокартами прервалось, но выяснилось, что в Межповэффе по первому требованию предоставляли каталожные карточки. Картон имел точь-в-точь необходимую толщину, и отныне Фома вручную вырезал перфокарты. Вскоре в комнате пришлось поставить еще один стеллаж. Опасаясь, что карточки перепутаются, он запретил вытирать рядом с ними пыль. Это касалось и моделей кораблей, но те хотя бы стояли за стеклом. Шли месяцы, и многообещающая научная атмосфера постепенно сменялась атмосферой неприкрытого недовольства. Решившись на серьезный разговор с супругом, Галина уже не смогла пробраться к нему сквозь лабиринт перфокарт.
Как-то вечером Фома вернулся с работы и не нашел в холодильнике еды. Со стен исчезли портреты тестя, тещи и своячениц, но лишь когда через несколько дней закончились чистые сорочки, Фома осознал, что Галина ушла. И он с головой погрузился в работу над ГЛМ.
Механический вычислитель и блок памяти немилосердно набирали вес, день за днем, карта за картой, и вот постепенно стали прогибаться половицы в бывшей гостиной. На потолке магазинчика, расположенного на первом этаже, появились тонкие трещины, и сквозь них, вдобавок к прочим неприятностям, стали падать бумажные кружочки. Продавщица из утренней смены намела полный совок и высыпала их под ноги старшему по дому.
– Сначала приходилось витрины от штукатурки очищать, а теперь каждый день эти конфетти.
В ходе осмотра квартиры выяснилось, почему потолок магазинчика пошел трещинами и грозил вот-вот рухнуть:
– Вы бы еще троллейбус сюда поставили, – подвел итог инженер-конструктор из жилтоварищества.
Он распорядился немедленно убрать все из комнаты, а перфокарты сжечь или хотя бы отнести в подвал. Пришлось Фоме обратиться за помощью к Леониду. До обеда стащив вниз по лестнице и сложив в подвальном отсеке по двенадцать центнеров бумаги, они решили, что заслужили перерыв. Вернувшись из ресторана, они обнаружили, что пионеры-энтузиасты внесли большой вклад в обеспечение страны вторсырьем. Сборщики не ограничились сложенными в подвале стопками газет. По-видимому, они вынесли минимум шестьсот килограммов картона.
– Сволочи проклятые, – взревел Фома.
Вены у него на висках угрожающе вздулись, когда он поднял лежавшую у входа в подвал перфокарту. Он протер ее рубашкой и сразу бросился за карточкой, которую ветер носил по двору; потом за следующей, которая прилипла к водостоку. Леонид ковылял вслед за Фомой и складывал карточки в карман куртки. Словно идя по следу, они добрались через задние дворы и боковые улочки к пункту приема макулатуры. «Ежедневное перевыполнение плана – наша цель», – гласила надпись над воротами, из которых как раз с грохотом выезжал грузовик. Из кузова на асфальт выпали еще несколько карточек цвета цемента, прежде
