Творец - Ольга Рубан
Жека ли…?
Да не… чё он, Жеку не знает. Точно он. Только как-то покрепче что ли стал и посвежее с их последней встречи. А встреча эта была не далее, как сегодня утром. Жека кормил весь их колхоз завтраком — омлет с сыром, салат из помидоров со сметаной и сладкий чай с бутербродами. Ну, это пацанам. Сеструхи хомячили свои «козьи шарики» с молоком…
А еще этот идиотский, словно театральный костюм… И да… на шее, действительно, болтался бант. Такие вроде называют бабочками. Это на Жеке-то, который большую часть времени проводил в своей рабочей робе, а в периоды редкого досуга надевал джинсы и мотоциклетную куртку.
Только в последний миг Сява понял, что позабыл про самое главное! Сунул руку обратно за ножом, но не успел им воспользоваться и рухнул навзничь, получив мощнейший апперкот. Нож отлетел в сторону и бесшумно скрылся в куче прелой листвы, а Жека, как кошка, прыгнул ему на грудь и схватил за шею. Сява попытался завопить, но только открывал и закрывал рот, глаза лезли из орбит.
Волосы! Как же он пропустил волосы! У Жеки — короткий ёжик, а у этого… Уж, точно за день он не смог бы отрастить такую гриву? Или это парик??? Парень отчаянным рывком высвободил из захвата бедрами одну руку, но ему и в голову не пришло воспользоваться ей для контратаки. Вместо этого он, синея и хрипя, потянулся, накрутил на кулак и дернул свисающий через плечо противника густой каштановый хвост. Дернул раз… другой. На третий сил уже не хватило.
Пространство вокруг словно сжалось в одну далекую серую точку и… погасло.
* * *
— Ну, в чем дело? — не выдержал Женя и задал вопрос, как только дети, необычайно тихие в этот вечер, убрали кружки и тарелки в раковину и разошлись по своим углам.
Он с недоумением смотрел на супругу, которая, в свою очередь, поглядывала на него с тревогой, сомнением и, казалось, легким стыдом за первые два чувства.
Уже несколько дней что-то происходило в семье, но мужчина долго не решался завести разговор, который мог пошатнуть устоявшуюся крепкую идиллию. Все же этим вечером он понял, что закрывать глаза, отмахиваться, списывать на причуды не только больше нельзя, но и крайне опасно.
Обычно, стоило ему вставить ключ в замочную скважину, за дверью раздавались возня, радостные голоса старших, бодрый топоток младшенькой, торопящейся первой встретить папу. А потом он окунался в объятия семьи. Жал руки мальчишкам, обнимал жену Нину, чувствовал обхватившие колено ручонки Маргаритки. С кухни доносились аппетитные запахи и звон посуды — старшие девочки накрывали на стол.
Семья!
Будучи круглым сиротой, первую половину жизни Женя провел на попечении бабушки. Других родственников у него не было, а если и были, то он о них ничего не знал. И с детства мечтал он о большой, шумной семье — чтобы куча детей, гвалт, крики, смех, даже порой небольшая ругань. А под Новый Год чтобы под елкой не один жалкий сверток, обернутый, как когда-то, тщательно разглаженной прошлогодней бумажкой, а целая гора новеньких пёстрых коробочек с бантами. Совместные пикники, вылазки за грибами, рыбалка с палатками, быть может, со временем и дом с огородом. Чтоб на зависть соседям — дружно, громко, весело, счастливо!
И вот мечта сбылась! Пусть не совсем так, как он планировал, но все-таки свершилось! Целый год он прожил, словно в Раю. Даже украдкой сходил в Храм поблагодарить Господа. Как вдруг…
— Говори же! — всё больше нервничая, он невольно повысил голос, и Нина вздрогнула, косясь на него уже с явным подозрением.
— Ты… Что ты делал сегодня у музыкалки? — выпалила она, жадно следя за его глазами, готовая уловить малейшее лукавство.
— Что? — Женя оторопел. Он был готов к чему угодно, но только не к такой нелепости.
— Я говорю…, - женщина увидела его искреннее замешательство и начала терять уверенность, — Вернее, Лиза говорит, днем ты караулил её за забором. У музыкальной школы.
— Караулил…, - Женя на мгновенье потерял дар речи, а потом позвал, оборачиваясь на дверь, — Лизавета!
Нина подпрыгнула и чуть не своротила со стола вазу с виноградом, который Женя принес на десерт.
В кухне, испуганная и смущенная, появилась тринадцатилетняя дочь Лиза.
— Ну-ка, расскажи, — потребовал Женя, стараясь говорить спокойно, хотя по спине неожиданно потекли капли пота.
Девочка затрясла головой, кинула укоряющий взгляд на мать и порскнула прочь. Женя успел отметить, что девочка, прежде довольно беззаботно разгуливающая по дому в шортиках и топе, сегодня предстала в джинсах и толстовке. Что за…
— Я сама расскажу, — Нина коснулась мигающим взглядом Жениного лица и тут же уставилась в окно, где догорал тревожный закат, — Это около четырех было. Лиза только с сольфеджио вышла, и кто-то из ребят сказал: «Вон, твой отчим пришел». Она глянула в окно и увидела тебя, за забором. Помахала, а ты спрятался за дерево. Вроде как… затаился. Она решила, что ты решил ее разыграть, вышла и крикнула, что тебя видит. А ты… Словом, она испугалась и поспешила на остановку. Благо, автобус сразу пришел, потому что она видела, что ты следуешь за ней, прячась за деревьями, стоит ей оглянуться…
Нина умолкла.
— Ты…., - Он уже хотел спросить, сообщила ли жена в полицию, но прикусил язык, с удивлением и отвращением к себе вдруг осознав, что не хочет подавать супруге такую идею. Что она может им сказать? Что ее тринадцатилетняя дочь видела, как новоиспеченный отчим подглядывал за ней из кустов? Понятно, что это полная ерунда, и ему потребуется менее минуты на то, чтобы предоставить алиби, но…
— Ты действительно допускаешь, что я мог бы посреди рабочего дня оказаться возле музыкальной школы, чтобы подкарауливать… нашу дочь? — Начав говорить, он вскоре задохнулся от навалившегося возмущения и с облегчением понял, что растерянность и страх сменяются обидой, — Господи! Да ты можешь сию секунду позвонить Равенко́ву или кому угодно из бригады, и они подтвердят, что я сегодня отпахал от звонка до звонка! Тянул кабели, лазил на столбы, каждую секунду боясь сверзиться! И жрал в поле, и срал в поле. И все это, чтобы у детей на столе был чёртов виноград!
Он кончиками пальцев подтолкнул тарелку, где в манящем беловатом налете покоились крупные, черные
