Лживая - Кора Рейли
По крайней мере, тогда мне не пришлось бы сталкиваться с сумасшедшим убийцей.
— Ты слишком нравишься Алеку, чтобы позволить этому помешать. Уверена, что он забудет об этом.
— Не забудет.
Я разрушила доверие Алека. Я знала, что это он не забудет. И если бы это был кто-то, кроме меня, он, вероятно, рассказал бы Майору. Для Алека агентство на первом месте.
— Ты не видела лица Алека, когда он понял, что это я.
Мой голос сломался. Я попыталась скрыть это кашлем, но было бесполезно.
Глаза Холли смягчились, и она обняла меня.
— Все будет хорошо. Алек простит тебя, и ты справишься с миссией. — она подтолкнула меня. — Пойдем. Давай поужинаем и притворимся, что ничего не произошло. Мы сотрем последние два часа из твоего сознания.
Я вздохнула.
— Хотела бы я, чтобы ты действительно могла это сделать.
Я была слишком занята, чтобы свернуться в клубок от жалости к себе, хотя мне и не хотелось ничего другого. Стопка ежегодников Мэдисон, ее старые бумаги, карты Ливингстона и всевозможные другие артефакты лежали в изрядной куче на столе. Я подняла эту кучу, подперев ее подбородком, чтобы она не опрокинулась, и вышла из комнаты.
Руки дрожали под тяжестью кучи. Я решила не подниматься по лестнице и позволила лифту доставить меня на цокольный этаж, где находились библиотека и кухня. Миновав в тишине двери библиотеки, я последовала за стуком кастрюль и звуками пения, доносившимися из задней части здания. Переступив через двойные распашные двери, я заметила Марту — она покачивалась в такт музыке, звучавшей из старого радиоприемника над раковиной, повернувшись ко мне спиной, ее седые волосы были собраны в сетку для волос. Она была крупной женщиной, мягкая и с изгибами.
Не оборачиваясь, она прошипела:
— Еда наверху. Не надо красться по моей кухне!
В ее словах ощущался Австрийский акцент, оставшийся от ее детства в Вене в годы после Второй Мировой Войны. Ее отец, Вариация, сотрудничал с недавно созданным СЭС, помогая свергнуть нацистов. Но незадолго до окончания войны он был схвачен и убит. СЭС привезло Марту и ее мать в США и приняло их на работу, хотя сама Марта не обладала Вариацией — как большинство детей Вариаций. Но Таннер часто шутил, что ее потусторонняя стряпня, должно быть, результат какой-то секретной Вариации гурмана, поскольку она, несомненно, была сверхчеловеческой.
Ее хмурый взгляд исчез, когда она увидела меня.
— Тесса, mein Mädchen — моя девочка.
Она всегда называла меня «моя девочка».
Я опустила вещи на кухонный островок.
Она пошевелила указательным пальцем.
— Ох, Тони это не понравится. Ты испачкаешь бумаги!
Марта была единственной, кто называл Майора по имени, Тони, сокращенно Антонио. Большинство людей даже не осмеливались обращаться к нему по имени, не говоря уже о прозвище. А реальный шанс испачкать что-либо жиром был близок к нулю. Кухня Марты была самым чистым помещением в штабе, не считая столовой наверху.
— Он ведь не узнает, правда?
Я забралась на один из стульев и разложила перед собой ежегодник Мэдисон и газеты. Марта прислонилась к раковине и наблюдала за мной.
— У тебя проблемы с твоим мужчиной?
— Откуда ты можешь знать? — спросила я, не пытаясь отрицать.
Всякий раз, когда Марта называла Алека моим мужчиной, по телу пробегала приятная дрожь. Если бы только он действительно был моим мужчиной.
— Я знаю этот взгляд. Безнадёжно влюблённый. Я тоже когда-то была молодой, моя mein Mädchen — моя девочка.
Марта была единственным человеком, от которого я когда-либо слышала слово «безнадёжно влюблённый» в повседневной речи. Как я ни старалась, я не могла представить ее молодой девушкой, без двойного подбородка, обвисшей кожи и морщин.
Она положила морщинистую руку на мою, ее ладонь огрубела от выпечки и мытья посуды.
— Французские тосты делают все лучше. Что скажешь?
Я улыбнулась. Она сжала мою руку и начала собирать ингредиенты для своего печально известного французского тоста с бриошью и свежей малиной. Марта относилась ко всем в штаб-квартире как к своим детям, независимо от их возраста, потому что у нее никогда не было своих детей.
Я открыла ежегодник и пролистала его страницы, пока не остановилась на фотографии Мэдисон. Она выглядела счастливой. Рядом с ней я нашла снимок ее лучшей подруги, Аны. У нее были вьющиеся каштановые волосы, овальное лицо и огромные глаза, как у девочки из манги. Я бы точно узнала ее в реальности. Я просматривала фотографии дальше, сканируя лица на танцах, митингах и школьных спектаклях, и остановилась на снимке парня по имени Фил Фолкнер. Меня остановили его глаза — полупрозрачные, водянисто-голубые, словно из них вымыли весь цвет. У многих Вариаций имелись странные глаза, в том числе и у нас с Кейт. Если Фил являлся Вариацией, это могло бы объяснить, почему Майор заинтересовался этим делом. Но странные глаза не делали его автоматически одним из нас. Тем не менее, на всякий случай не мешало бы присматривать за ним.
Марта поставила передо мной тарелку. От неё пахло ванилью, сладостью и лимоном.
— Спасибо, — сказала я, уже поднося вилку к губам. — Ммм.
Для Марты этого было достаточно. Она похлопала меня по плечу и вернулась к мытью посуды.
Осторожно, чтобы не уронить еду на ежегодник, я продолжала листать страницы. Было слишком много имен, слишком много лиц, за которыми стояло слишком много историй, чтобы запомнить все. Перейдя к последним страницам, я нашла раздел достижений, где люди получали такие титулы, как «Лучший Художник» или «Пара Мечты».
Просматривая снимки, я подавилась кусочком бриоши, и мои глаза начали слезиться. Марта подняла взгляд от столешницы, на ее лице было написано неодобрение по поводу того, что я испортила кашлем совершенно прекрасный кусочек ее французского тоста. Я сглотнула, уставившись на фотографию Мэдисон и Райана.
— Пара мечты.
Святое дерьмо. Почему никто не удосужился рассказать мне об этом?
Итак, у Мэдисон был парень, Райан Вуд. Были ли они парой до ее нападения?
Когда я изучала фотографию, что-то было не так в их языке тела. Райан выглядел так, словно не мог быть счастливее, но улыбка Мэдисон была слишком яркой, ее выражение лица — слишком преданным,
