Темные числа - Маттиас Зенкель
Звенья 3–5: В обязанности Дмитрия как помощника начальника участка входила забота об оренбургских козах, орловских курах и их недоверчивых хозяевах. Помимо этого, он должен был подбадривать норовящих сделать ноги кровельщиков, электриков и плотников. Постоянно стремясь проявить инициативу, Дмитрий продемонстрировал неплохие способности к работе с чертежами и листовыми ножницами. Кроме того, он успешно справлялся с усадкой материала и нападениями куниц. Это заметили директор завода и председатель поселкового совета, и Виктор Светляченко лично повысил Дмитрия, назначив прорабом по особым поручениям (на этом цепочка заблуждений начала складываться не только из просчетов самого Дмитрия).
Звено 6: Когда Виктор Светляченко заказал проект перестройки своего дома, Дмитрий наточил карандаши и взял в руки лист и лобзик. Задача состояла в увеличении жилой площади минимум в два раза. Дом должен был отличаться от других, но выглядеть скромно. В марте Дмитрий продемонстрировал заказчику проект и торжественно заверил, что можно будет вселиться к зиме. Незаметно наступил апрель, и Дмитрий протер очки от копоти. Теплый фронт с востока накрыл холмы и выманил леммингов из рулонов изоляционной шерсти, использовавшихся не по назначению, из оттаявших клубней проклюнулись седмичники, люди и машины потонули в грязи. Очередной затяжной дождь сделал свое дело, и молодой прораб обнаружил, что впутался в роман с супругой заказчика. Евгения Светляченко, которая (без видимых усилий) оказалась гораздо требовательнее супруга, отныне не оставляла Дмитрия в покое. Она была неплохо осведомлена о партийном распорядке и ежемесячных циклах социалистического производства: знала, какие дни самые загруженные и муж до рассвета расхаживает среди станков; когда выдают получку и муж празднует с инженерами и бригадирами; когда целый вечер длятся заседания в поселковом совете. Когда и насколько муж уедет на особые партийные мероприятия, Евгения обычно тоже узнавала первой.
Но в этот день ей пришлось так быстро выставить Дмитрия, что у того по пути домой сперма примерзла к ширинке. Через несколько часов затрезвонил телефон, и вот Дмитрий, как аист, ковылял по поселку. Когда он потряс калитку, с ворот дома Светляченко сорвались пять сугробиков. Выточенные штакетины так скрипели, что Дмитрий не услышал шаги за спиной, а в следующий миг двое мужчин схватили его сзади за плечи.
•
Северные Увалы, 1953 год
Локомотив прибывал к станции, на платформу сыпались смешанные с копотью снежинки. Мимо Дмитрия и его молчаливых спутников медленно тянулись вагоны-платформы, и когда крещендо тормозов достигло наивысшей точки, перед ними остановился пассажирский вагон. Дмитрия ловко втолкнули в общий вагон, громыхнула железная задвижка. Поезд сразу тронулся, миновал, покачиваясь, сигнальные огни. Последний скудный отблеск Железнодорожного пробивался сквозь вьюгу и облака пара, а потом его поглотила темнота леса. В зарешеченных окнах, как в расчерченных на одинаковые клетки зеркалах, отражалось посеревшее лицо пассажира, оказавшегося здесь не по своей воле. Посреди вагона стучала «буржуйка», на ней стояли чайник и миска с кашей. На скамейке Дмитрий обнаружил ломоть хлеба толщиной с большой палец и три папиросы. Он не знал, на какое время рассчитан паек и вообще предназначен ли он для него. Но пока от мысли «почему?» сводило челюсти, от мысли «куда?» сдавливало горло и от мысли «что?» выворачивало желудок, вопрос о еде оставался второстепенным. В итоге, когда в предрассветных сумерках поезд остановился на перегоне и Дмитрию приказали выйти, паек остался нетронутым. Вслед за сиволапым сержантом МВД он заскользил вниз по насыпи к «газику», стоявшему на опушке леса с работающим двигателем. Когда сержант приказал ему залезать в кузов, Дмитрий, стуча зубами, выдавил:
– Скажите хоть, куда повезете. Пожалуйста!
– Не болтай! Залезай, пока у меня пальцы не примерзли, – ответил сиволапый и выплюнул окурок. Усевшись над колесом, Дмитрий еще раз попытал счастья, но мотор взревел, и машина затряслась по сугробам, замерзшим выбоинам и ямам на лесной дороге.
– Вы не можете просто увезти меня. Без обвинения, без приговора, – задыхаясь, выговорил Дмитрий, которого безжалостно трясло в кузове.
– Слышал, Глебка? Совесть у него явно не чиста, а то не требовал бы суда.
– Бабе-яге это не понравится, – бросил водитель и тут же получил от сиволапого подзатыльник.
«Газик» остановился у дровяного склада, и сержант приказал Дмитрию вылезти. Когда милиционеры вели его вдоль уложенных в штабеля стволов деревьев выше человеческого роста, колени у него так тряслись, что он поскользнулся, и конвоирам пришлось поддержать его за воротник. За последним штабелем открылся вид на окутанную дымкой долину, которую пересекала река – незамерзшая, несмотря на то что уже несколько недель стоял мороз. У Дмитрия мелькнула мысль, неужели он оказался за Уралом, неподалеку от легендарной фабрики «Папанин», производящей средства против замерзания, – да нет же, это невозможно за одну ночь. От противоположного берега отделился паром и легко заскользил по течению на тросах. Еще не пристав к берегу, белобородый паромщик прокричал сержанту:
– Это еще кто? Вы же знаете, я не обязан перевозить заключенных.
– Будто не понимает, какая холодрыга, не делать же нам крюк, – пробормотал шофер в поднятый воротник пальто.
– Не волнуйся, Мракович: приказ сверху, – ответил сержант паромщику. Дмитрий заметил в выражении лица старика недовольство, но все же тот посторонился, и вскоре они уже очутились на другой стороне.
Посыпанная золой дорога вела вверх по крутому берегу, и когда они достигли верхней речной террасы, перед ними открылась просека, на километры уходящая в тайгу. Под низким солнцем казалось, будто вырубленная полоса покрылась мурашками – это тысячи пней вздымались под снегом холмиками. По утрамбованной снегоступами тропке сержант двигался к деревянной постройке, напоминавшей избушку на курьих ножках. Дмитрий следовал за ним под присмотром шофера. Издалека доносился собачий лай.
•
ЛОН-101, 1953 год
– Я рад, что вы так оперативно откликнулись на наше приглашение, – поприветствовал Дмитрия начальник лагеря Ногов, представившийся инженером-майором. Из-за дефекта зрения он смотрел мимо Дмитрия, и создавалось впечатление, что обращается он к генералиссимусу, чей портрет висел в красном углу. Переведя взгляд к изразцовой печи, Ногов продолжил:
– А это секретарь райкома комсомола Кедрин. Хотя сейчас он единственный комсомолец на весь район. Верно, Валя?
– Ни в коем случае нельзя представлять ситуацию таким образом, Константин Иванович. До завершения строительства плотины нас было более семи тысяч, – возразил секретарь.
Ногов проигнорировал его реплику и снова перевел взгляд на генералиссимуса.
