Темные числа - Маттиас Зенкель
Тут же из тени шкафов с раздвижными дверями выступил худой паренек, бесшумно отодвинул стулья от стола и приподнял крышку, под которой обнаружились тарелка дымящихся щей со сметаной и пирожки.
– Я все еще не понимаю, – начал было Дмитрий, жадно опустошив тарелку, но отвлекся на ватрушку, которую худой парнишка предложил на десерт. Ногов извлек из кожаной папки тетрадь и лизнул костлявый палец. Быстро пролистав несколько страниц, он нашел нужную:
– Малютин… Нет, вот: Малюткин Семён Вольфович.
– Оффессо Аюткин? – проговорил Дмитрий с набитым ртом.
– Именно, – сказал Ногов. – Но довольно об этом. Сейчас вы должны сосредоточиться. И помните о клятве, которую дали.
По знаку начальника лагеря Кедрин и худой парнишка вкатили стол на колесах. На нем высился макет, над которым, как с первого взгляда определил Дмитрий, трудились сотни часов. По контурам высокого берега и лесным просекам он узнал лагерь, куда его доставили. Доски в двойном заборе были тоньше спичек, для колючей проволоки, похоже, использовали свиную щетину. На полосе опилок между заборами несли караул искусно вырезанные охранники с собаками, а по направлению к лагерным воротам двигалась колонна заключенных. Вышки, которые Дмитрий заметил в лагере в первую очередь, тоже были выполнены скрупулезно, равно как и административное здание, и общежитие для караульных – вплоть до флюгера на коньке. Даже баню покрыли крохотными дранками, обшив наружные стены корой. На мастерские и бараки приклеили полоски просмоленного картона. За собачьим питомником лежали горкой фигуры, которые, видимо, еще не приделали или сняли.
– Посмотрите сюда, – сказал Ногов и поднял крышу одной мастерской. Дмитрий увидел большое конторское помещение. Там стояли десятью рядами письменные столы, по десять в каждом ряду. За столами, склонившись над крохотными листочками, сидели заключенные.
– Здесь, в подсобном лагере, мы не валим лес и не затапливаем долины. Этим занимаются заключенные главного лагеря и добровольцы Кедрина. Мы снабжаем страну другим ресурсом – числами. Мы проводим масштабные математические операции в интересах науки, производства и управления, а во время войны рассчитывали баллистические траектории для ракет.
– За это Константин Иванович получил орден Отечественной войны первой степени, – вставил Кедрин, но начальник лагеря и эту реплику пропустил мимо ушей. Мундштуком трубки он указал на конторское помещение:
– Тут, за столами в первом ряду, сидят самые светлые головы. Они создают алгоритмы, которые во втором и третьем рядах раскладываются на простейшие вычисления. В рядах с четвертого по десятый виртуозы арифметики их решают, контролируют и, наконец, сводят к итоговому результату.
– Десять групп работают в пять смен, по два часа каждая, – добавил Кедрин. Ногов кивнул, и секретарь снова скрылся в соседней комнате.
– Однако, – продолжил начальник лагеря, – скоро этому придет конец, подобными вычислениями займутся машины. Следовательно, наш лагерь должен переключиться на решение новых задач.
Кедрин и худой парнишка внесли другой макет. Когда они водрузили его на буфет, Дмитрий побелел:
– Откуда?
– Этот шедевр конфисковали у Малюткина во время ареста, – хохотнул Ногов. Он ткнул указательным пальцем в потертую лысину Ленина, но реле в постаменте не включилось.
– Товарищ начальник лагеря, не надо так сильно: трансформатор сломан, – тут же донеслось из темного угла, и Ногов одарил письменный стол рассерженным взглядом. Худой парнишка осторожно выступил на свет и доложил:
– Я на прошлой неделе отнес макет в мастерскую, но поставка медной проволоки… – Ногов взмахом руки отправил его обратно в темноту.
– Наша новая цель намного превосходит возможности любой вычислительной машины. Говоря кратко, мы создадим экспериментальный лагерь, положив в основу главную идею вашего макета. Это будет лагерь, который легко приспособить к любым формам работы и размещения. С помощью него – своего рода экспериментального города – мы сможем с научной точностью определить, какое пространственное расположение позволяет оптимально достичь желаемых результатов. Только в повседневной практике раскрывается потенциал управления социальным пространством. Таким образом, наши заключенные на пути к исправлению будут способствовать оптимизации управления общественными процессами.
– Но ведь городское планирование должно соответствовать положениям…
– Прямо лучший ученик Паукера[4], а, Кедрин?
– И правда, Константин Иванович, иногда я удивляюсь, как вообще возможен прогресс.
Ногов пропустил и это дерзкое высказывание мимо ушей, зажег трубку и выпустил несколько колец. Сквозь дым он посмотрел прямо в глаза Дмитрию:
– Вопрос, на который необходимо ответить здесь и сейчас: когда вы сможете закончить разработку планов строительства? Над всем остальным будут ломать голову люди поумнее.
•
Бетпак-Дала, 1957 год
На вопрос, вызвало ли бурю почти одновременное снятие тысяч сталинских портретов, уже можно было ответить отрицательно. Вместе с тем удаление отдельных экземпляров, высота которых превышала человеческий рост, в отдельных советских учреждениях привело к несчастным случаям на производстве; к прочим побочным эффектам можно было отнести скоропостижную кончину заместителя председателя Совета министров, безрезультатные народные восстания и бесчисленные мелкие сокращения и казусы, не вошедшие в учебники истории.
– Это отбросит нас назад на несколько десятилетий, – констатировал инженер-подполковник Ногов, который не знал теперь, куда направить взгляд. Сотни заключенных, необходимых для бесперебойного функционирования ЛОН-101, освободили на основании указа об амнистии.
Оттепель ударила и по архитектору-экспериментатору, заместителю секретаря райкома комсомола Дмитрию Фроловичу Совакову. Заблуждения прошедших лет все же кое-чему научили, для него не стало неожиданностью, что Железнодорожный, куда его направили в этот раз, находился не в Московской области и не на просторах Русского Севера, а в Бетпак-Дала, так называемой Голодной степи. На картах Казахской ССР упомянутое место никак не выделялось на расплывчатом фоне цвета охры, в справочниках тоже не было упоминаний. И даже когда Дмитрий приблизился к нужной станции на девяносто девять километров, в поезде ни один проводник или попутчик ничего не слышал про здешний Железнодорожный.
– Ничего удивительного, – заметил младший сержант, который встречал Дмитрия на перегоне у одинокой трансформаторной башенки, – место назначения находится в закрытой зоне.
Он поведал, что временные жители предпочитают называть город «Центрнигде» или «Гделибоград», что имеет больше смысла, нежели наименование «Железнодорожный», населенный пункт не связан с сетью железных дорог и даже с близлежащими магистралями. Словно в подтверждение сказанного внедорожник свернул в направлении, на которое указывал лишь компас, и два часа они ехали мимо кустарников, камней и русел талых вод к горизонту. Дмитрий тщетно пытался принять удобное или хотя бы устойчивое положение на сиденье. Заменив пробитое колесо, они ехали еще час по направлению к гряде пологих холмов. На фоне закатного неба вырисовывались силуэты сайгаков, которые бродили по степи в поисках корма и временами поднимали к небу хоботки.
Когда опустилась темнота, за холмами вырос колокол света, озарив перистые облака. Это не может быть лунной радугой, подумал Дмитрий…
