Йольские забавы - Елена Чаусова
Андра покачала головой, но развивать тему Фаркаша не стала, увидев его неразговорчивость, а вместо этого продолжила беспокоиться обо всей остальной безопасности.
— Но вы потемну не ходите, — велела она. — Садитесь-ко прямо сейчас за стол, а потом я вам завтрак соберу — и к сестре в дом пойдете. Сразу вместе с Марией. А то начнете тут середь ночи шнырять туда-сюда…
— О чем разговор? — спросила Мария, которая как раз вошла в дом с двумя ведрами воды и услышала только последнюю фразу.
— О том, что мы сейчас ужинаем, а потом сразу идем с тобой в дом к твоей внучатой тетке, — пояснил Кайлен. — Чтобы по улице не ходить, когда стемнеет.
Мария залилась румянцем и потупилась. Кайлена ужасно умиляло это ее непременное смущение в чьем-нибудь присутствии, притом что наедине она уже давно не смущалась совершенно. Он забрал у нее оба ведра по очереди, потому что она так с ними в руках и стояла, поцеловал ее в щеку и отнес воду к печке, где ей положено было быть.
— От же дожила к старости! — радостно восхитилась Андра. — Господа с города мне по дому работу делают!
— Еще и княжеского рода, — добавил Кайлен.
— Красота! Но вы все равно давайте за стол садитесь, гость все-таки. И стряпать не умеете.
— Я кофе умею варить, — похвастался Кайлен.
— Не люблю я его, этот кохфей ваш, а на старости лет и вовсе вредно, — отмахнулась бабка. — А то б, конечно, не отказалась, чтоб мне князья кохфей варили. Кто ж откажется?
Следом за Марией пришел Ионел с дровами и запасами из погреба к ужину и тоже уселся за стол. Они так же весело говорили про все подряд, забавное, обычное и необязательное. И так было лучше всего, когда где-то в лесу поджидала настоящая нешуточная опасность. Беспрерывно бояться — только хуже делать.
А потом они пошли в дом сестры Андры, получив с собой целую корзинку снеди к завтраку. Потому что с утра под Брумалию темень стоит и нечего шнырять. Когда веселый дух общего застолья улетучился, вид Марии сразу сделался задумчивый и даже, вроде бы, немного печальный.
— Ты чего? Боишься? — спросил ее Кайлен, едва они зашли в дом.
— Я ж ведьма, нешто мне нечисти бояться? — уверенно возразила Мария.
— А в чем тогда дело? — спросил он, притянув ее к себе за талию, и погладил кончиками пальцев по щеке.
— Так, думаю всякое… — она слегка нахмурилась.
— Может, поделишься?..
— Потом, — ответила она, мотнув головой. — Обещаю, потом скажу. Не хочу сейчас. Сейчас хочу, чтобы ты меня поцеловал.
Такие просьбы Кайлен был готов выполнять незамедлительно и сколько угодно. Поэтому они даже керосинку не зажгли, так и остались в темноте в подступающих сумерках. Кровать тут располагалась прямо за печкой, которую к вечеру еще раз протопил Ионел, так что было не просто тепло, а даже жарко. В самый раз, чтобы без сожалений поснимать с себя всю одежду, которая мешает только.
Все же вчера Кайлену этого не хватило, он сейчас очень явственно ощущал. И еще — что здесь, с Марией, даже лучше, чем вчера, невзирая на то, что там все было пронизано древней магией холмов. Зато здесь и с ней он хотел сейчас быть целиком и полностью, а это для успешных ритуалов плодородия, возможно, важнее всего остального.
И еще она была прекрасна. И этим запахом ромашки и череды от длинных каштановых локонов. И своей совсем не аристократической ширококостностью — свидетельством того, как крепко она стоит на земле, вырастает прямо из нее, будто молодое крепкое деревце. И своим трепетным смущением при других, и своей откровенной пылкостью с ним наедине — такой сильной, что от нее бы, пожалуй, можно было поджечь позабытую ими керосинку.
Кайлен искренне восхищался каждой женщиной, которая привлекла его внимание, не важно, оказывались они в итоге в одной кровати или нет. Он восхищался Эйлин, которая держала с ним дистанцию тщательнее, чем солдаты в парадном строю — потому что она считала, что главе Надзора Кронебурга не следует путать служебное с личным ни при каких обстоятельствах. Он восхищался Надой, липовской дворянкой, замученной до полусмерти своим мужем-алкоголиком. Когда тот все-таки умер, свалившись с крыльца собственного дома и свернув шею, у нее даже сил этому обрадоваться толком не было.
Фаркаш некоторое время подозревал Наду в том, что она его сама со ступенек столкнула, но Кайлен его заверил, что она была на это просто неспособна: на такое требуются хоть какие-то воля и решимость, которых у Нады вовсе не осталось. Худая и какая-то посеревшая, будто выцветшая, она последовательно посещала все приличествующие кронебуржским дворянам мероприятия, шурша черным траурным платьем, и тихо незаметно сидела там в углу. Выделялись в ее внешности только огромные светло-серые печальные глаза на изможденном лице. Кайлен тщательно ухаживал за ней каждый раз, когда они встречались, она каждый раз делала вид, что не замечает этого и принимает за обыкновенную вежливость.
— Что ты в ней только нашел? — как-то раз спросил его Вирджилиу, молодой румельский дворянин, наследник хорошего состояния и большой любитель светского веселья. — Вокруг множество красавиц, еще и помоложе.
— Не бывает некрасивых женщин, Вирджилиу, — серьезно сказал ему Кайлен. — Бывают только несчастные.
— Хочешь сказать, все красавицы счастливы?
— Нет, еще бывают те, у кого неплохо получается скрывать, что они не слишком счастливы…
Вирджилиу тогда, по всему, счел высказывания Кайлена странной благоглупостью. И передумал только через полгода, когда, вернувшись из путешествия, обнаружил, что Нада из затравленной жизнью женщины превратилась в изящную красавицу. И очередь мужчин на утешение несчастной вдовы стоит вовсе не из-за наследства — которого у нее толком не было — а только из-за ее очарования.
На ухаживания Кайлена она так и не ответила. Достаточно оказалось самого по себе того факта, что за ней несколько месяцев кряду ухлестывает один из главных дамских угодников Кронебурга. И настойчиво продолжает, невзирая на то, что она его игнорирует. Ей этого хватило, чтобы снова поверить в себя. Нада была умной женщиной — Кайлен всегда безошибочно выбирал исключительно умных и талантливых — поэтому еще через полгода как-то раз подошла к нему и спросила:
— Скажите честно, господин Неманич, вы тогда это делали, чтобы поддержать меня?
Он улыбнулся и отрицательно помотал головой:
— Нет, чтобы поддержать вас, я всего лишь был слишком для самого себя настойчив. Обычно, если мне отказывают, я отвязываюсь намного раньше… Но вам я был просто обязан доказать, что вы прелестны.
Ее польщенный и благодарный
