Анатолий Махавкин - Звери у двери
Наклонившись, медленно перебираю картинки, исполненные лучшим портретистом Симона по его приказу.
Я.
Галя.
Оля.
Наташа.
Наташа
– Почитай мне что-нибудь своё, из свежего, – Наташа расположилась в самом углу, около огромного камина, которому умелые руки печника придали форму сторожевых псов преисподней, рвущихся наружу. Вид у собачек, правда, получился достаточно жалкий, точно в преисподней их почти не кормили, и в наш мир они вырвались в поисках еды.
Я сидел в кресле-качалке и лениво перебирал струны инструмента, искоса поглядывая на гостью. Она не стала трансформировать дорожный плащ в другую одежду и даже не сбросила капюшон, надвинутый до самого носа. Глаза не горели и, как я ни старался, так и не смог разглядеть выражение лица. Никакой привычной вальяжности в позе: девушка сидела слегка сгорбившись и склонив голову, точно глубокого капюшона недостаточно для этих непонятных пряток.
Что-нибудь из нового? Я перебрал в памяти стихи и песни, которые читал и напевал придворным озорницам и обычным девушкам, встреченным на улице. Когда я приглашал последних погулять, приходилось изображать на голове замысловатые уборы, скрывающие цвет волос, чтобы хотя бы первое время оставаться неузнанным. Некоторых привлекал Ангел из демонов Медведко, но большинство, особенно поначалу, испытывали суеверный ужас.
Итак. Судя по настроению моей сегодняшней посетительницы, ради которой мне пришлось отправить восвояси семнадцатилетнюю гостью из южного Вишезала, ей вряд ли подойдут весёлые куплеты, обожаемые завсегдатаями Королевского Лиса, да и эротические баллады казались весьма несвоевременным выбором. Сейчас подошло бы некое подобие «Меланхолий» либо «Нисхождения в любовь» утопленного астронома Джумы. Есть и такое.
Кифара, переносной вариант стационарного инструмента, изготовленный по моему заказу, удобно расположился в руках и, прикрыв глаза, я принялся перебирать позолоченные струны, извлекая из памяти сочинённые строки.
Когда-нибудь ты позабудешь это,Рукой коснувшись лба, не вспомнишь ничего,Что крылья сброшены и песня не допетаА на немой укор ответишь: Что с того?Наверное, когда-нибудь утратишь волю к жизниИ пламенный костёр в груди подёрнется золой,И флаг на башне снов твоих безжизненно повиснет,И рухнет в бездну мост меж мною и тобой.Наверное, когда-нибудь уснёшь средь серых дней,Обняв руками камень умершей души,Но нет, постой, не слушай, всё преодолей!И в серый сумрак падать не спеши.
Наташа молчала, а я не пытался нарушить её безмолвие, силясь понять, в чём смысл сегодняшнего визита. Честно говоря, последние годы абсолютно все поступки девушки перестали поддаваться хоть какому-нибудь логическому объяснению. Последний раз, когда мы с ней более или менее нормально общались, приключился во время путешествия по западному полушарию. У меня вызвала интерес идея о поисках загадочного сквозного прохода трёх континентов, связанных между собой длинными перешейками. Зачем с нами увязалась Королева, не знал никто. Кажется, этого не понимала и она сама.
Корабль лёг на бок, и тёмная высокая волна, увенчанная грязной бурлящей пеной, хлынула на палубу, перехлёстывая через борт и вливаясь через ряд квадратных отверстий. Какой-то матрос в коротких драных штанах пробежал мимо меня и вцепился в скобу на мачте, второй рукой пытаясь выщипать клочковатую полуседую бороду. Вид у моряка был безумным, как и большинства уцелевшей команды. Шторм не прекращался вторую неделю, и судно лавировало на самом краю гряды рифов, успев пару раз проскрести днищем по острым подводным скалам.
Капитан, повисший на лохматой верёвке, совсем не походил на того морского волка, которых так любят описывать в прибрежных трактирах, а скорее напоминал пропойцу, вошедшего в глубокий запой: серая физиономия, мешки под глазами и сизый нос. Впрочем, отвратительная вонь перегара соответствовала. Сейчас командир даже не пытался отдавать каких-либо указаний: уцелевшие паруса подвязали пару дней назад, и корабль повиновался лишь поворотам штурвала, на котором повисло не менее десятка матросов. Уж они-то знали, ради чего стараются.
– Разве это не прекрасно? – поинтересовалась Наташа, легко касаясь рукой борта, но в её утомлённом голосе не ощущалось ничего, кроме скуки. – Тёмные небеса, прорезаемые мечами молний, лютый ураган, вздымающий яростные буруны, и люди, сошедшиеся в смертельной схватке со стихией.
– Кажется, стихи здесь сочиняю я, – очень сложно оказалось удержаться от смешка, – или у меня появился конкурент?
– Не моё, – она небрежно отмахнулась, – сочинение какого-то из моих любовников. Самое забавное, что парень ни разу в жизни не покидал Лисичанск, и в глаза не видел не то что океана, но и самого захудалого моря.
– Взяла бы с собой! – рассмеялся я. – Если бы умудрился дожить до сегодняшнего дня, то получил бы наглядную картинку истинной смертельной борьбы со стихией.
– Не дожил бы, она убила его два года назад, – каркнул Паша, пристёгнутый кожаным ремнём к покосившейся тумбе лебёдки, – его звали Леонидом, и перед смертью он назвал Наташу тупой бессердечной сукой.
– Как он посмел назвать тебя тупой! – возмутился я, и Ната расхохоталась. – Выходит, поделом досталось.
Взгляд Паши, который он вперял в хозяйку, как обычно, отражал два чувства: некий застарелый укор, точно он надеялся рано или поздно услышать слова раскаяния из этих алых чувственных губ, и исступлённая преданность, успевшая стать притчей во языцех. Словосочетание Пёс Королевы всегда соседствовало с объявлением Герцога Триморийского, и Павел никак не реагировал, слыша его, однако первый же баронет, позволивший себе дурацкую шутку о «собачке» тотчас умер от несовместимости живого сердца и трёхгранного клинка.
Корабль накренило на другой борт, и насквозь мокрый капитан проворчал нелепую фразу о разъярённых богах. Делал это человек очень тихо, ибо Наташа крайне критически относилась ко всем поминаниям женщины на палубе. Я тоже отметал любые суеверия, по которым присутствие девушки на борту должно принести неудачу именно этому походу. Глухо ворчащие матросы просто успели забыть об обстоятельствах предыдущих путешествий. В родную гавань из дальних плаваний в самом лучшем случае возвращалась лишь половина команды. Остальные, зашитые в парусину или же абсолютно обнажённые, что зависело от жадности интенданта, покоились на дне океана либо в желудках многочисленной морской живности, так и рыскавшей вокруг.
Мне это хорошо известно. Для меня это было девятое плавание, да и Ната третий раз бороздила бескрайние просторы водной глади. Причинами смертей становились не столь экзотические варианты, как нападения пиратов или атака глубоководных монстров. Многомесячная болтанка вдалеке от берега ослабляла несовершенные организмы людей, после чего дурацкий насморк отправлял их на тот свет. Это, да ещё несоблюдение элементарных правил безопасности. Только за этот шторм четверо матросов успели расколотить свои черепа и заняться дайвингом из-за того, что не удосужились примотать себя верёвкой, понадеявшись на реакцию.
– Чего ты вообще ждёшь от этого рейса? – можно бы и повысить голос, но наш слух позволял слышать друг друга даже сквозь оглушающий рёв урагана. – Насколько мне известно, сначала ты собиралась плыть на Святой Изабелле к Островам Красной Волны. Ведь сказочное же место: золотой песок и куча очаровательных аборигенов. Да и много ближе.
– Я уже была там, – Ната повернула голову, и я смог лицезреть её идеальный профиль на фоне разряда молнии, вонзающегося в угрюмые валы волн. – Да, ты прав, всё очень мило: поклонение богам луны, танцы при звёздах и секс с мускулистыми мальчиками.
Паша покачал головой, словно у него затекла шея. Должно быть, вспоминал. Я и сам присутствовал при том странном инциденте, когда Наталья едва не силой отправила его с раскосой очаровательной аборигенкой, бормочущей: «Хэла, хэла». Удивительно, но в лице Королевы я уловил едва не мольбу. Странно, как и другие её поступки в последнее время.
Павел некоторое время стоял столбом, исподлобья глядя на хозяйку, и лишь потом позволил девице в юбке из пальмовых листьев увести себя прочь. Наташа провожала их взглядом, пока они не скрылись в зарослях благоухающего кустарника, а после издала вопль взбешённой львицы и набросилась на коричневого гиганта с выпуклой грудью.
– Ну и? – я опёрся о пропитанный влагой борт, и тотчас мутная волна лизнула пальцы длинным прохладным языком. – Или секс в гамаках успел тебе наскучить? Помнишь, как первый раз ты и оба твоих ухажёра ссыпались вниз? Барабанщик даже с ритма сбился.
– Да, тот ещё идиотизм, – Наташа даже не улыбнулась, хоть воспоминание и было достаточно смешным. – Сама не знаю, но последнее время все эти слащавые развлечения не вызывают ничего, кроме раздражения.
