Павел Корнев - Мор
Падение на брусчатку болью отозвалось во всем теле, я кое-как поднялся с камней и заковылял прочь от здания ночной гвардии, но за спиной в воздух немедленно ввинтилась пронзительная трель свистка. Обернулся – вдогонку неслись в недобрый час оказавшиеся поблизости стражники.
Вот ведь!
И хуже того – из соседнего переулка выкатилась двуколка! Легко опередив тяжело переваливавшихся при беге дядек в кирасах и морионах, экипаж стремительно приближался, и буквально пару мгновений спустя нас разделяло всего лишь два десятка шагов. Готовясь сигануть в сторону, я оглянулся – и не поверил собственным глазам: на козлах сидела Берта.
– Прыгай! – заорала она.
Я поднатужился, одним махом заскочил в двуколку и без сил повалился на сиденье.
– Н-но! – Циркачка взмахнула вожжами, и мы пуще прежнего понеслись по узеньким улочкам Лираны. И если поначалу меня еще волновало, как бы девушка не заехала в тупик, то вскоре опасения развеялись без следа. Берта точно знала, что делала. И это немного даже пугало.
– Ты откуда здесь? – кое-как отдышавшись, прохрипел я.
– Следила, – без тени смущения призналась девушка. – Как чувствовала, что в неприятности влипнешь…
– А двуколка?
– Лучше не спрашивай.
Я и не стал. Просто откинулся на спинку и стиснул зубы, чтобы не замычать от боли – падение со второго этажа окончательно растрясло внутренности.
Девушка с сочувствием глянула на меня, но приставать с расспросами не стала. А потом стало уже не до разговоров: оторвавшись от погони, мы загнали двуколку в один из глухих переулков и ушли дворами. Немного поплутали, счистили с моего камзола наиболее вызывающие пятна крови и отправились в Старый Жемчужный переулок.
Ничего другого мне просто в голову не пришло.
В снятой на чужое имя комнатушке я сразу повалился на заправленную постель, и попросил Берту:
– Вина!
Девушка задвинула засов и поморщилась:
– Разуться не мог?
– Сил нет, – признался я и сунул набитую рисунками папку под кровать.
– Хорошо вы, мужики, устроились, – проворчала циркачка, стягивая с меня ботинки, – никаких забот…
– Общеизвестный факт – женщины выносливей мужчин.
– Да что ты говоришь? – Берта распахнула буфет, наполнила из стоявшего там кувшина две кружки и присела на кровать. – Держи.
Я одним махом влил в себя вино, подавился, откашлялся и блаженно откинулся на подушку. Накатила расслабленность, и захотелось лишь одного – напиться и уснуть.
– Эй! – потормошила меня девушка. – Что делать будем?
– Ноги уносить, что еще?
– А остальные?
– Это уже не наша забота.
Путая следы, мы нашли время посетить почту, и в местное представительство банкирского дома «Стерлих и Грац» отправилась невинная на первый взгляд просьба об отсрочке платежа по кредиту. Только вот предназначалась она вовсе не клеркам, и уже завтра розысками Гуго, Валентина и Марка займутся все агенты стильгской Тайной службы в городе.
– Не наша?! – тут же взъелась на меня циркачка. – Как ты можешь так спокойно об этом говорить?
– Окстись! – одернул я девушку и осторожно прикоснулся к здоровенной шишке на лбу. – Стоит нам только на улицу выйти, сразу повяжут!
– И что делать? – поежилась Берта и глотнула вина. – Что нам теперь делать?!
– Для начала – налей мне еще. – Морщась от боли, я стянул слишком узкий сюртук и выкинул его на пол. – Пару дней здесь переждем, потом попробуем на корабль сесть.
– Сюда не нагрянут? – Циркачка перетащила кувшин к кровати и уселась рядом со мной.
– Нет. Это не постоялый двор или доходный дом, просто хозяин таверны комнаты по знакомству сдает.
– А в порту разве ждать не будут?
Я хлебнул вина и задумался.
– Ну… – решил наконец, – проскочим. Армейская разведка и ночная гвардия меж собой не ладят. Одни шпики станут молодую девушку искать, другие – побитого парня. Не обоих сразу.
– А документы?
– Все есть.
Берта немного успокоилась и налила нам по новой, но даже после выпитой кружки вина на ее щеках так и не заиграл румянец. И лишь зеленые глазища немного оживляли превращенное в подобие гипсовой маски неподвижное лицо.
– Чего ты так на меня уставился? – заподозрила девушка неладное.
– Думаю, как тебя загримировать. Такую красавицу точно ни один стражник не пропустит.
– На себя посмотри. Придется ждать, пока синяки сойдут. И порезы надо обработать.
– Посмотри на нижней полке комода.
Пока циркачка ходила за саквояжем с настойками и целебными бальзамами, я осушил кружку и дотянулся до кувшина, но тот оказался пуст. Вот ведь!
– Сильно болит? – спросила девушка, прикладывая примочку к порезанному уху.
– Уже нет.
Выпитое вино мягко шумело в голове, и ломота в теле постепенно сошла на нет. Завтра она вернется, но это будет только завтра. Не сегодня.
Обработав порезы и ссадины, Берта помогла мне стащить перепачканную кровью рубаху и покачала головой, изучая черневший на правом боку синяк.
– Ребра не сломаны?
– Нет, – отмахнулся я. – Слушай, в буфете бутыль с пахартским ромом стоит, тащи ее сюда.
– Похоже, ты настроен серьезно! – покачала головой девушка и пошла за выпивкой. – Уверен, что это необходимо?
– Да! – Хотелось напиться вдрызг и позабыть обо всех проблемах. Пусть лишь на время, но позабыть. – Сама-то как? Тебе тоже досталось, а я гоняю…
– Как сама? – отозвалась циркачка, до краев наполняя кружки крепким пойлом. Потом обернулась и провела пальцами по щеке. – А не видишь разве?
– Пройдет. – Я уловил в девичьем голосе истеричные нотки и поспешил ее заверить: – Точно тебе говорю – пройдет!
– А если нет? – Берта хлебнула рома и, откашлявшись, прошептала: – Если не пройдет, что тогда?
– Ерунда!
– Ерунда?! Ты не представляешь, что для женщины значит лицо! – Циркачка отставила кружку и спросила: – Как мне жить дальше с этим, а?
– Ты прекрасна! И морщины теперь тебе точно не грозят.
– А я не хочу быть старухой с кукольным личиком! – взорвалась Берта. – Да ты потрогай, просто прикоснись!
– Перестань, – попросил я, но девушка продолжила настаивать на своем, и пришлось выполнить ее требование. На ощупь лицо оказалось холодным и помертвевшим. Неживым. И отчасти – неприятным.
Но я все равно беззаботно улыбнулся и произнес:
– Ну и нормально. А что такого?
– Что такого?! – опешила Берта и, ухватив мою руку, вдруг сунула ее себе в вырез платья. – И никакой разницы? Так, что ли?!
– Успокойся! – Я высвободил руку и обнял разрыдавшуюся девушку. – Мы что-нибудь придумаем. Мы обязательно что-нибудь придумаем.
– Обещаешь? – прошептала та.
– Обещаю. А сейчас давай выпьем.
И мы выпили. Ром огненной волной скатился в пустой желудок, разжег там пламя, ударил в голову. Смыл сомнения и дурные предчувствия. Заставил позабыть обо всем на свете. А потом я просто провалился в забытье.
Спать, спать, спать…
Очнулся как-то вдруг – не иначе из-за пересохшей глотки. Пару мгновений не мог сообразить, где нахожусь, затем приметил сидевшую перед зеркалом Берту и сразу все вспомнил.
Запалившая свечу девушка, не отрываясь, глядела на свое отражение, и плечи ее сотрясались беззвучными рыданиями.
Я влил в себя остававшийся в кружке рома, отдышался и, не выдержав, окликнул циркачку:
– Берта, перестань! С тобой все в порядке!
– В порядке? Я не вижу, что ли? – обернулась девушка.
– Зеркала – известные лжецы. – Неожиданно на меня накатила жуткая злость. – Они врут даже тогда, когда показывают чистую правду. Только и могут, что врать! Ненавижу!
И я со всего маху запустил в зеркало пустую бутылку из-под рома. Во все стороны брызнули осколки, взвизгнувшая девушка обругала меня последними словами, а потом пьяно хихикнула:
– Зеркало разбить к несчастью.
– Да и бес с ним! – поморщился я. – Иди спать уже. Утром поговорим…
Сам откинулся на подушку и закрыл глаза, чувствуя, как начинает все быстрее и быстрее кружиться вокруг меня комната.
Вот ведь…
Утро не разочаровало. Навалилось, скрутило, сдавило.
В глотке – пустыня, в голове – пожар.
Но беспокоило вовсе не это. Я покосился на мирно посапывавшую рядом Берту, приподнял одеяло и едва не застонал от досады: спали мы голышом. А если присовокупить к этому свежие царапины на плечах, картинка вырисовывалась вполне определенная.
Но – не помню. Ничегошеньки не помню…
– Ты так мило смущаешься… – Берта зевнула, перевернулась на бок и хитро глянула на меня через растрепавшиеся пряди волос.
– Нет! – горестно простонал я, но в голове уже мелькнуло смутное воспоминание о чем-то теплом, мягком и одновременно упругом, ритмично раскачивавшемся перед самым лицом. – Только не это!
