Николай Побережник - Гнев изгнанников
– Звали как казненных?
Ицкан прошел к столу и стал копаться в свитках.
– Вот, еще не снесли в архив, где же… а! Самтар, сын скорняка Авина из посада, и Гас, сын…
– М-м-м-м, – Тарин зажмурился и сжал кулаки.
– Мой человек, что по харчевням да на базаре слухи собирает, рассказал, что трое дружинников выпивали да трепали языком. Подслушал он про то, как один из казненных был в воротах старой крепости остановлен караулом императорским, спросили, куда, зачем, а он давай кричать на все Городище, что видел, как иноземцы заимки жгут, разоренья творят, и еще про то, как воеводу убили.
– Глупый Гас…
– Так что у Корена своя правда. Ох, чую, прицепится он опять, как клещ, к власти княжеской – не вырвешь!
– Уже прицепился, но вырвать можно.
– Не ровня я ему, – Ицкан нагнулся к Тарину, – сам боюсь его… с виду-то он как калач сметанный, а внутри – гниль да злоба одна. Ладно, времени нет совсем у меня, пойду… Постарайся не умереть до заката, а как стемнеет, вывезем тебя в посад.
Спустя месяц Тарин покинул Городище с хартским обозом. Ожесточилось сердце его, почернел разум. Нет более воеводы Тарина, есть лишь отступник и предатель, изгнанный князем с позором. Письмо Тарина князю доставил Ицкан. Прочитав его, Талес был вне себя и приказал перевернуть вверх дном посад и найти предателя, однако Ицкан нашел слова и убедил князя, что казнь того, кто когда-то привел его к власти, посеет много слухов и домыслов среди народа, и от старейшин родов не будет одобрения.
– Пусть уходит! – Талес бросил в камин свиток письма. – Но пусть забудет дорогу сюда, иначе не пощажу!
– Вы так великодушны, мой кн… мой император, – поправился Ицкан, – я найду того немого нищего в торговых рядах и передам ему ваш письменный ответ для Тарина. Изволите сами написать, или…
– Много чести! Напишешь сам, – новоявленный император стоял перед отполированным до блеска серебряным зеркалом и разглядывал геральдическую цепь – подарок императрицы Скади.
Когда Корену донесли, что бывший воевода покинул Городище, он особо не расстроился. Конкурент из другого мира наверняка сгинул в болотах, у Тарина нет никаких свидетелей в подтверждение словам, так что можно приступить к рутинным и скучным, и в то же время таким любимым обязанностям председателя суда Хранителей.
Глава двадцатая
В Шахаре время для меня словно остановилось, разве что засечки на балясине у маленького круглого окошка, что я делаю каждый вечер, напоминают о проведенных здесь уже четырех неделях. У нас с Дариной есть свой дом, точнее это небольшая, примерно в пятнадцать квадратных метров, комната в большом купольном сооружении на сваях. Вот вам и дикари с севера! Эти люди находятся на гораздо более высокой ступени развития этого мира. Пусть у них общинный строй, но это не помешало построить самый настоящий водопровод и канализацию в их «ульях», перенаправить теплые потоки от земли так, что в домах тепло. Этот народ делает ткани такого качества, какого в княжестве и не видели никогда, разве что у иноземцев встречается что-то подобное. Здесь есть кузни, в которых делают отличные орудия труда и куют великолепные клинки. Женщины искусно украшают и вышивают одежды, пекут хлеб из муки какого-то растения, по виду напоминающего кукурузу, а муку мелют на водяной мельнице. Мужчины ловят рыбу, занимаются охотой, строительством, выделкой шкур и, конечно же, постоянно упражняются в ратном деле. И кстати, многие женщины в этом тоже учавствуют. Дети, которых в каждой семье, по местным традициям, должно быть не менее трех, каждое утро посещают Храм Предков, где до обеда шаманы учат их всему, что должен знать и уметь этот народ, в остальное время дети помогают в семьях и, конечно же, просто растут, играют и остаются детьми. Ну, обо всем по порядку…
После того, как стихло ликование в связи с появлением избранного, то есть того, «кто оседлал Хозяина болот», нам с Дариной было настойчиво предложено жить в доме при Храме Предков, ну это чтобы соответствовать чему-то там согласно пророчеству. Вежливо отказался, потому что был настолько потрясен увиденным, людьми, их бытом и устройством жизни, о чем прямо и заявил вождю, что лучшим вариантом понять друг друга было бы поселиться и жить вместе с ними. Кстати, то, что со мной явилась верхом на коте и Дарина, несколько озадачило и шаманов, и вождя, однако это весьма вдохновило местных женщин… С дороги мы очень устали, от нас разило «кошатиной», я поинтересовался у вождя насчет местной гигиены и был в очередной раз удивлен – большой зал под ульем, три ряда деревянных бочек по метру в высоту и ширину, под каждой каменное основание, которое в свою очередь закрывает неспешный поток горячей булькающей жижи от гейзера. Вода подавалась по желобам откуда-то сверху… вот и дикари-то! После нас отвели на третий, верхний уровень улья, где даровали чистые одежды и большой деревянный поднос с едой, а вождь сказал, что на рассвете он придет и отведёт нас в Храм Предков.
Так спокойно и безопасно я никогда себя не чувствовал и, засыпая в объятиях Дарины, думал о том, что покидать этим людям такое волшебное место и ломать свой устроенный быт – чистое безумство.
Их было пятеро, пятеро сорванцов лет по десять, они влезли по внешней стене и теперь по очереди заглядывали в окошко, перешептываясь и комментируя увиденное. Я чуть приоткрыл веки и посмотрел на них сквозь ресницы, а потом они что-то засуетились и стали спускаться.
– Нам пора, – дверь в комнату открылась, и в дверном проеме появился вождь, – жду вас у главной лестницы.
– Да, сейчас, – ответил я и сел.
Вождь молча кивнул и скрылся за дверью, а я потрогал за плечо Дарину:
– Просыпайся, нам пора.
Было действительно еще очень рано, только забрезжил рассвет. Кроме пяти любопытных мальчишек, которые, перепрыгивая по настилам улиц, увязались за нами, ранних пташек было немного, заметил нескольких женщин, идущих по окраине Шахара по направлению к колесу водяной мельницы у протоки с небольшой рукотворной плотиной.
Храмом Предков оказалось такое же купольное произведение деревянного зодчества, не более двадцати метров в диаметре. Дошли почти до края городка по деревянному настилу меж двух ульев, с обеих сторон настила было несколько горизонтальных рядов жердей, я еще подумал, что это что-то вроде перил, странные какие-то… Наконец толстые и почерневшие от времени доски настила уперлись в большой и плоский камень, отполированный тысячами ног в течение многих веков, от него трапецией снова отходил небольшой настил под навесом, вроде как крыльцо, в арке высокие и широкие деревянные двери, окованные железом и на массивных железных петлях. Створки дверей украшены искусной резьбой – какой-то орнамент, фигурки людей, зверей… просто красиво, никакой связи с религией в этих изображениях я не нашел. Вождь остановился и шумно вздохнул. Я перестал глазеть вокруг и посмотрел на него, тот удовлетворенно кивнул, стянул подобие кожаных мокасин с наборной подошвой и положил их на то, что я принял за перила. Вот как, это подставка для обуви, ясно, в храм босиком, значит… Мы с Дариной тоже разулись, кое-как пристроили сапоги на жерди. Вслед за вождем ступил на камень… Ого! Да он градусов шестьдесят, ноги еле терпят, Дарина поморщилась, перетаптывается, но прошли дальше. Послышался звук шагов, двери открылись.
– Приветствую тебя, Бэли! – женщина лет пятидесяти стояла в дверях и улыбалась. Никаких шаманских одеяний, бубнов, колец в носу. Разве что широкая тканая лента с золотой вышивкой опоясывает чело, в остальном она выглядела как и все остальные женщины Шахара.
– Приветствую тебя, – мы с Дариной ответили почти хором и поклонились.
– Идите за мной.
Вождь не пошел с нами, и как только мы вошли внутрь, закрыл дверь снаружи. Мы долго шли по спирали узкого коридора, двоим только-только разойтись, иногда в стенах появлялись занавешенные плотной тканью низкие арки. Шли молча, я держал Дарину за руку, по мере приближения к центру у меня появилось странное ощущение – казалось, я слышал какой-то шепот, но он не доносился откуда-то, он был у меня в голове, слова не удавалось различить… вдруг заболело сердце, появилась одышка, накатила невыносимая тоска, еще чуть-чуть, и случился бы приступ клаустрофобии в чистом виде. Я почувствовал, как Дарина сжала мою ладонь… «Спасибо, любимая», – подумал я, с благодарностью осознав, что она отвлекла меня от накатывающей паники, которая неизвестно откуда взялась. Хорош мессия – истеричка припадочная! От ладони Дарины шло тепло, дышать стало легче, от сердца отлегло… Яркий свет! Зажмурился. Мы вошли в большой круглый зал, восходящее солнце светило так ярко, что стойки-опоры, от которых шли балки купола потолка, растворялись в свете, и казалось, что этот купол висит в воздухе. Постепенно привык к свету, в зале еще четыре человека: девочка лет пятнадцати, крепкого сложения парень, чуть моложе меня, мужчина и женщина, обоим лет по сорок примерно. Одежды такие же простые – тканые рубахи, штаны и юбки в пол из тонкой кожи отличной выделки. Приятные, приветливые лица, ясные глаза, чистота… нет, так не бывает, слишком сильный контраст для этого мира, точнее, для той части этого мира, которую я успел узнать.
