Николай Побережник - Гнев изгнанников
– Вот, – Корен указал на Тарина, – воевода моих… эм… наших людей в разбое обвиняет, и нас с вами в придачу.
– Объяснитесь!
– Обязательно, в Городище, князю все и объясню, а пред вами мне ответа не держать! – Воевода вскочил на лошадь, развернулся и, проезжая мимо замыкающего дружинника, сказал ему: – Отвяжи этих.
– Воевода! – Корен раскраснелся от гнева. – Остановитесь!
Но княжеская дружина, оставив троих связанных наемников, уже направилась в сторону лесной дороги.
– Их нельзя отпускать, – прошипел Корен, а потом покосился на приходящего в себя Бэлка, сидящего на снегу. – Вставай уже! Собирай людей, живо!
– Я так понимаю, советник, вы все-таки наследили и оставили свидетеля? – Стак недовольно скривился.
– Это поправимо! Дайте мне десяток всадников, мы нагоним их в лесу, а гибель воеводы… – Корен пожал плечами, – по северным границам зимой всегда опасно было, дикари из-за болот часто делают свои вылазки.
– Вам недостаточно своих людей?
– Это гарнизон воеводы. Боюсь, да, моих людей будет недостаточно… ну же, наместник, время дорого!
– Берите людей, – махнул рукой Стак и обратился к стоящему рядом воину в доспехах: – Поедешь с ним, присмотришь.
– Да, господин!
Возвращаясь в лагерь гарнизона, дружинники чуть не загнали лошадей. Тарин приказал отменить выезд посыльного в Городище.
– Сам поеду, а ты останешься за меня, – бросив вьюк на сани, запряженные двумя резвыми кобылками, сказал воевода сотнику дружины, – мы с Гасом к князю…
– Может, снарядить разъезд да проводить тебя?
– Нет, набеги из-за болот могут начаться в любой момент, лед крепкий на озере, а тут два каменка в одном дне пешего хода.
– Ну, будь так, только опасаюсь я, Тарин, как бы не стали преследовать вас, – сотник помог Гасу закинуть в сани торбу с провиантом.
– А ты вместо того, чтобы со мной разъезд посылать, отправь отряд на перекресток трактов, на подмогу караулу у моста. Бой не затевать, если погоня будет, время тяните, проверку учините, чего учить-то тебя, сам сообразишь.
– А то!
– Вот только в бой не лезь, и себя и дружинников под гнев княжеский подведешь, не разумеешь, что творится?
– Разумею, – вздохнул сотник, – вся беда от иноземцев этих.
– И береги людей! – Тарин сел в сани и хлестнул вожжами лошадей.
Погоню Тарин заметил спустя час, хоть и ехали быстро, но скорее всего, кто-то из наемников хорошо знал здешние места, прошли замерзшими протоками и нагнали.
– Похоже, не удастся оторваться без боя, – Тарин хлестнул лошадей, оглянулся и зло посмотрел на преследователей.
– Надо свернуть, тут каменок недалеко, за тем лесом как раз!
Их нагоняли. Тарин отчаянно хлестал лошадей, бранясь на них, дорога, хоть и была наезженной, но сани все равно подпрыгивали, перескакивая из одной снежной колеи в другую.
– Так не оторвемся, хватай вожжи! Доберешься до каменка, найми возницу и через хартские земли езжай в Городище, расскажешь все князю, понял?
– Как же так, – перескочив вперед, Гас принял из рук Тарина вожжи.
– Вот, – Тарин сунул за пазуху Гасу тугой кошель, сбросил с саней длинный сверток и, соскочив сам, крикнул вдогонку: – Скачи без остановок! Расскажи все князю!
Удовлетворенно кивнув тому, что став немного легче, сани поехали быстрее, Тарин подошел к свертку, рванул руками бечевку и развернул сукно.
– Ну вот, хоть умру не во стыде и позоре, – Тарин поднял три коротких копья и воткнул их древками в снег, скинул кафтан, рядом с правой ногой так же утопил в снег колчан, и сжал в руке лук.
С двух сторон зимней дороги ветер клонил высохшую степную траву. Тарин посмотрел, как сани скрылись за поворотом, затем на небо, глубоко вдохнул холодный воздух. Его взгляд опустился на дорогу, по которой быстро приближались два десятка всадников… просвистела и справа в снег ткнулась стрела.
– Ну, я-то не промахнусь, – зло ухмыльнулся Тарин, прицелился и спустил тетиву, затем еще и еще, пока не опустел колчан.
Он намеренно стрелял в лошадей, чтобы устроить свалку на дороге, но и всадникам досталось. Дюжина стрел достигли цели, и количество конных преследователей сократилось наполовину. Двое иноземных воинов вырвались вперед, для них и их лошадей стрелы Тарина не были угрозой.
– А это вам, выродки! – Тарин сгреб копья, пробежал чуть вперед и метнул их одно за другим.
Одного из иноземцев вышибло из седла, второй же успел среагировать и заставил коня встать на дыбы. Разгоряченное животное повиновалось и приняло грудью острие копья, аккурат меж кожаных ремней, скрепляющих броню. Куда угодило третье копье, Тарин уже не смотрел, он спокойно вернулся к лежащему на сукне боевому топору, поднял его и, потянув из ножен меч, сказал вслух:
– Хорошо, теперь мы на равных!
Крики и звон металла разносились по степи, Тарин уже был дважды ранен, но отчаянно продолжал бой, повергая в ужас иноземцев. Легенды о непобедимости императорских всадников рассыпались вместе с их боевым духом…
– Н-на! – сбив на землю прямым ударом ноги последнего живого иноземца, Тарин с благодарностью вспомнил Никитина и, поблагодарив его за науку, вогнал в кирасу противника боевой топор… который застрял.
– Этот последний, – с безумным лицом, шатаясь, Тарин повернулся к оставшимся четверым наемникам, нашел глазами и поднял свой меч, закашлялся, сплюнул на снег кровавую слюну и опустился на колено, – ну что, продолжим?
– Поймайте лошадей и за санями! А я добью этого! – выкрикнул Бэлк.
Услышав приказ, трое наемников поспешили к нескольким лошадям, что разбрелись по обеим сторонам дороги, пока шел бой.
Вороны, что гнездились в кронах соседнего с трактом леса, еще не решались спускаться и приступать к трапезе. С высоты птичьего полета смертельным узором смотрелись застывшие тела на буром снегу, из лесу тянулась цепочкой стая серых хищников – ветер донес и до их чутких носов запах крови.
Последнее, что видел смертельно раненый Бэлк, это силуэт уезжающего верхом воеводы, этого бешеного княжеского пса… Сильные челюсти волков начали рвать его плоть, но Бэлку уже не было больно, перед глазами проплыли картинки – вот он молодой, сильный и смелый дружинник, потом наемник, потом грязный убийца, а потом тьма!
Советник Ицкан уже несколько дней сбивал ноги по коридорам и крутым лестницам старой крепости. Полным ходом шла подготовка не просто к свадьбе, а к невиданному доселе союзу, союзу империи Каменных башен и Трехречья. Кроме того, что боги станут свидетелями рождения великого рода, есть и более простые выгоды: земли княжества будут под защитой императорской армии, империя получит плодородные луга и пастбища… неважно, что большая их часть находится в хартских землях. В очередной раз вбежав в свои покои, Ицкан плюхнулся в глубокое кресло, обильно засыпанное дорогими мехами.
– Устал… – выдохнул он и потянулся к высокому медному кувшину.
Утолив жажду чуть забродившим соком Белого дерева, Ицкан прикрыл глаза, нужно было собрать мысли в стройную линию и выстроить их согласно нужде и важности. За дверью послышалась возня, скрипнули массивные петли…
– Что еще? – раздосадованно выкрикнул Ицкан и повернул голову. – Тарин?
Советник вскочил с кресла и поспешил к воеводе, который еле держался на ногах и не падал только потому, что опирался на стену, по которой все же начал медленно сползать вниз.
– Как ты смог попасть сюда?
– Я знаю старую крепость лучше, чем крысы, живущие в ее подвале! Ицкан, мы всегда не особо жаловали друг друга, но ты единственный, кому я доверяю, – с трудом проговорил Тарин.
Грязный кафтан с чужого плеча, рукав и бок пропитаны кровью, лицо измождено, почернело и обветрено, глаза ввалились.
– А если войдет князь? – Ицкан помог Тарину пройти и лечь на свою кровать.
– А ты дверь-то затвори…
– Ты не представляешь, что с тобой будет… зачем ты все это натворил? Корен…
– Он здесь? – Тарин поднялся было на локте, но его лицо перекосилось от боли.
– Конечно, здесь! Он снова председатель суда.
– Не верь ни единому его слову, – прохрипел Тарин.
– Я и не верю! Но ему верит императрица Скади, а князь, сам понимаешь…
– Я понял, послушай… найди лекаря, который будет язык за зубами держать.
– У меня есть в посаде хижина, про нее никто не знает, но добраться до нее сам ты не сможешь, тебя же ищут все как отступника, клятву верности нарушившего… найду лекаря и перевезу тебя ночью туда. Отлежишься и уходи, Тарин. Зря, зря ты вернулся.
– Клятвы княжеской я не нарушал и не отступался от верности!
– А вот по-другому все выходит! Рассказать?
– Я догадываюсь…
– То-то же.
Ицкан прошел к двери и все же закрыл ее на засов, вернулся, сел на край кровати.
– Тут третьего дня Корен двоих заговорщиков казнил на площади, кости ломали, а потом обезглавили, – Ицкан наполнил кружку из кувшина и протянул Тарину, – да странное дело, языки вырваны да руки раздроблены у них были задолго до казни, и к плахе они своими ногами дойти не могли. Чего калечить-то, раз все одно – голову с плеч?
