Олег Фомин - Льдом и мечом
Все возвращается на места, Эгорд успевает понять: все не только живы — если можно так о нежити, — но и целы. Драконы близко, можно разглядеть каждую чешуйку.
До столкновения с зеленым — миг…
Тот разевает пасть, сверкают клинья зубов, в горле уже бурлит новая порция отравы. Костяной резко уходит вбок и вверх, зеленая тварь проносится мимо, Милита что-то выкрикивает. Костяной разводит челюсти, оттуда выливается поток рыбьих скелетов, окутанных фиолетовым свечением, косяк обволакивает зеленого, рыба-нежить грызет жертву.
Ядовитый дракон воет, в панике крутится на месте, дергается. Поры между чешуйками бешено сокращаются, брызжут фонтаны яда. Облако кислотной отравы раздувается, плотнеет.
Тиморис во все глаза смотрит на бесящихся рыб.
— Давай, мои хорошие, жрите гадину, так ее! — орет в истерическом веселье.
Милита разворачивает костяную громадину по широкой дуге, горизонт наклоняется, Эгорд и Тиморис напрягают мускулы удержаться, фиолетовое пламя на удивление скользкое.
Ледяной и огненный драконы тоже разворачиваются, в разные стороны, но с завидной симметрией, будто распускается пестрый цветок.
Тело зеленого безвольно падает. Кислота съела рыб, но дракону не легче: прожорливая нежить изодрала чешую и кожу, оголенная плоть сгорела в ядовитом облаке, к воде камнем приближается окровавленный силуэт, из мяса торчат кости…
Милита берет курс на огненного, тот мчится навстречу с удвоенным гневом, чешуя горит как свежие угли.
— Рыбок больше нет! — кричит Тиморис. — Чем драться-то?!
— До стычки целых полминуты, придумаем что-нибудь! — улыбается Милита, похоже на оскал.
Тиморис устало роняет голову, мол, делайте, что хотите, помирать так помирать.
Эгорд тянет руку вперед, перед мордой костяного дракона появляется выпуклый островок светового щита, должно хватить на защиту Милиты и драконьего черепа. Воин-маг сплел бы сферу целиком, на всякий случай, но сил вряд ли хватит на такой огромный щит, лучше рискнуть, сосредоточить в месте предполагаемого удара.
Милита оглядывается на Эгорда, кивает. Наваливается на дракона, тот рывком набирает скорость, встречный ветер расчесывает хлопья лилового пламени на прямые локоны.
Синий дракон слева, несется на таран. Милита молниеносно выхватывает лук, вспыхивает магическая стрела, ледяной отдергивает голову вбок, замедляется, крохотный выигрыш во времени позволяет костяному пролететь сквозь клочок пространства, который спустя миг рассекает туша ледяного.
Челюсти красного дракона распахиваются, блестят зубы и пухлый язык, глотка выбрасывает огненный шар, пламя словно глыба оранжевого камня, бешено крутится в пелене дыма, растет, заслоняет дракона.
Световой щит врезается в сгусток огня чудовищной мощи, тот взрывается, лоскуты пламени обтекают щит, лижут ребра костяного дракона и доспехи Эгорда, но в итоге улетают назад с остатками дыма.
Щит тускнеет, мерцание магической пленки жалобное, словно молит погасить или дать новых сил. Эгорд красный как лава, рука смывает с лица пот, вытягивается, губы складываются в слова заклинания. Перед глазами муть, голова кружится, но магический панцирь вновь наливается лучами, те вызывающе торчат во все стороны.
— Держитесь! — кричит Милита.
Эгорд успевает заметить морду огненного дракона — в копоти, шипах и крупной, как крепостные плиты, чешуе. Она приближается, словно за мгновение вырастает из ореха до размеров телеги.
Встряска такой силы, что хребет костяного дракона больно бьет по телу, особенно в подбородок, хоть зубы пересчитывай, руки и ноги зверски цепляются за гребневые бивни, уши закладывает вопль Тимориса, мир вращается до тошноты быстро, Эгорд закрывает глаза.
Границы времени проваливаются, Эгорд ощущает жгучий холод, веки приподнимаются, хочется увидеть, в чем причина…
Причина бьет в глаза ослепительным светом. Фиолетовое пламя пылает настолько ярко, что его корни изливают белизну. Немертвая вкачивает в кости и суставы бешеный поток энергии, чтобы скелет не развалился…
Все кружится, но уже не так бурно, в какой-то момент Эгорд осознает, что очередная петля не случайна, Милита вернула управление, ведет костяного по кривой, используя силу, что осталась от удара.
От щита не уцелело и лучика, но далеко внизу падает бездыханный кусок мяса, у огненного дракона неестественно выгнута шея. Сломал, бедняга… Но эта смерть куда более быстрая и менее болезненная, чем у ядовитого сородича…
— Люди, я живой! — орет Тиморис. — Бедные штаны, сушить и сушить, надеюсь, просто вспотел…
— Пригнись, дубина! — рычит немертвая.
Эгорд приводит в исполнение, оба вновь прижаты к хребту, носы тонут в лиловом огне, над спинами с треском пролетает очередь ледяных копий.
Милита резко уводит верного летуна в сторону, позади вьется облако мельчайших осколков льда, солнце играет в нем радужными бликами, из пелены то и дело выныривают крылья и острая голова. Ледяной дракон, небольшой, но изящный, быстрый как пчела, преследует неотрывно. Милита выписывает лихие виражи, но ледяной угадывает, упругое тело тут же выворачивает на нужный путь, словно привязанная к хвосту костяного лента.
Со всех сторон хрустят ледяные иглы, дракон выплевывает их как зачарованный скорострельный арбалет: тонкие, хрупкие, но пугающе проворные, а главное — много, очень много, стая за стаей, ледяное жало обязательно проткнет кого-нибудь из людей.
Лед разбивается о хвост, гребень, кости таза, застревает меж ребер и позвонков, обломки награждают лицо Эгорда холодными царапинами.
Воин-маг оборачивается, рука бросается к костяному хвосту, за ним вспыхивает свет щита, гораздо слабее прежнего, сил мало, но сдержать ледяную мошкару худо-бедно хватит…
Небесный простор исчезает, перед глазами разворачивается темная стена океана. Милита обрушивает дракона в пике, воздух ревет белыми полосами.
— Ты что вытворяешь? — Тиморис высовывается из безопасной ложбинки в костяном рельефе.
— Не оторваться. — Эгорд экономно подпитывает щит остатками сил.
— И решили с горя утопиться? — Тиморис на взводе, но истерики ощутимо меньше. Наверное, перебоялся сверх меры, перед ликом смерти будет спокоен как удав.
Синий дракон сообразил: на десять слабых копий выпускает одно мощное, как бревно. Милите хватает реакции уводить костяного из-под обстрела, но очередной крупный снаряд пробивает щит, свет плавит основную массу, в шлем Эгорда врезается хлипкий обмылок, лицо в кусачих брызгах. От щита не остается даже искорки, на новый сил нет, Эгорд в изнеможении наваливается на гребень.
Океан будто падает с неба, сейчас раздавит в кровавую кашу, волны блестят как кривые мечи…
Милита тянет отростки шейного хребта на себя, костяной делает крутой крюк, крылья гремят в широком размахе, натягиваются как паруса, океан уже летит вдоль, но устрашающе низко, драконьи лапы сбивают с волн пенные шапки.
Ледяной ящер тоже летит вдоль воды, сыпет кольями как зернами на посеве.
Немертвая, продолжая вилять, пристально смотрит сквозь волны в темную глубь, как при рыбной ловле, ноги и правая рука оплетают высокий шип, левая перевешивает тело вниз.
— Что она делает? — спрашивает Тиморис.
— Спасает нас. — Эгорд следит за фигурой девушки. — Не отвлекай ее.
Милита сосредоточена на воде, удивительно, как еще ухитряется вести дракона, быть может, мысленно?.. Эгорд и Тиморис наблюдают за немертвой, головы неосмотрительно тянутся вверх.
Срабатывает боевое чутье, успевают тревожно переглянуться — и откатываются каждый к своему бивню, между ними мелькает великанская стрела льда…
Из воды бьет щупальце.
Милита с ревом тянет дракона вверх, глаза опять залиты небом, от края до края. За спиной взрыв воды, будто взрываются уши и голова, и звук стягивающегося хлыста. Эгорд оглядывается.
Темно-серые щупальца как кошмарный цветок, «лепестки» скручивают синего дракона, тот отчаянно изгибается, но тяжелые мясные кольца нагромождаются одно за другим, неприятный хруст, ящер взвывает от боли.
Спрут разрывает дракона пополам.
Вой обрывается, в океан дождем сыпется кровь вперемешку с водопадами, что текут с высоченных щупалец.
— П-п-подарок для самочки? — спрашивает Тиморис.
Эгорд потрясенно кивает, взгляд никак не оторвется от танца гигантских плетей.
Щупальца утягивают добычу в черные недра океана…
Милита выводит за облака, бархатный небесный туман щекочет мокрое лицо, сушит волосы, Эгорд с болезненным удовольствием падает на гребень, тело ноет, но сквозь ломоту просачивается желанный бальзам отдыха: если не шевелиться, боль уступает приятному мягкому теплу. Тиморис валяется напротив, как зеркальное отражение.
