Олег Фомин - Льдом и мечом

— Конечно, есть соблазн тебя спихнуть, но уверяю: если бы действительно хотела — спихнула бы еще в крепости. В котел. Шел-шел, да споткнулся, с кем не бывает…

— Ха! Я бы не умер, а просто переместился за скалы!

— Это когда Клесса был жив. А теперь порталы неуправляемы. Переместишься по кусочкам во все щели мира сразу.

— Вижу, вы подружились, — замечает Эгорд.

— Ерунда! — Милита будто сплевывает.

— А что, я не против. — Тиморис расплывается в улыбке, поправляет шлем.

— Вздремнуть и правда не мешает. — Эгорд привязывается запасными ремешками к бивням, вручает пару Тиморису. — Поспишь после нас, Милита? Если что, уступаю, только научи управлять этой громадиной…

— Нежити сон не нужен, — отвечает девушка. — Отдыхайте, смертные.

— Ой как мы носик-то задираем, — ворчит Тиморис, сворачиваясь калачом.

Милита едва слышно произносит:

— Сладких снов… и мягкой посадки.

Тиморис вздергивает голову, глаза подозрительно сужаются.

— Что, слух прорезался? — усмехается Милита.

Тиморис поджимает губы, неохотно возвращается в позу улитки. То и дело ворочается, сонный взгляд съезжает на талию всадницы…

Эгорд наблюдает сквозь теплую пелену, навалившись на гребень. В какой-то момент веки отказываются разлепляться, свист ветра убаюкивает, в его ровных потоках рождаются далекие голоса птиц, иногда тихо порыкивает дракон, его суставы похрустывают, будто огромный механизм из пружин и шестерен.

Глаза открываются, Эгорд удивлен, с чего это вдруг, собирался же спать, но взгляд ясный, усталость как рукой сняло.

Внизу — потрясающая красота гор. Камни, деревья и снег перемешаны в гигантских пирамидах, пространство между ними кажется даже более необъятным, чем небо. Остроголовые великаны подпирают вершинами облачные дворцы.

Значит, прошла не минута, а… сколько?

Милита все так же восседает на шее, лиловый огонь дракона окутывает хозяйку словно мех. Плащ хлопает как занавеска на сквозняке.

— Сколько я спал? — Эгорд перекрикивает встречный воздух.

— Больше суток.

Эгорд не удивлен, все же вымотался как вол на пашне, но слегка обидно, будто судьба над ним пошутила, а Милита не стала прерывать эту шутку, чтобы вместе с судьбой тихо посмеяться.

Тиморис потягивается, вручную разлепляет веки, кулаки старательно протирают глаза.

— Ого! — пялится на горы. — Живописно! Сколько я спал?

— Пока храпел, — отвечает Милита, — мы с Эгордом сразили десяток драконов, нас успели подбить, свалились в какие-то джунгли. А ты даже на другой бок не повернулся. Пока возились с последним драконом, тебя похитили местные дикари, пришлось идти на твои поиски, но мы слегка опоздали. Нашли тебя в одних портках, десять дикарей уже надругались над тобой, приняли твое изнеженное тельце за девичье, а ты продолжал дрыхнуть, даже не шелохнулся. Видно, тебе не привыкать. Нам стало жаль измученных воздержанием охотников, решили не убивать, выторговали твои потроха на какое-то барахло. Одели, обули, нос вытерли, так сладко сопел… Ой, забыла! Мы же с Эгордом условились тебе не говорить, чтобы не травмировать! Эх, язык без костей… И у кого только научилась?..

— Хватит! — обиженно взвизгивает Тиморис. — Чего я тебе сделал-то?!

— Появился на свет, — улыбается Милита. — Между прочим, я тебя не спихнула. Даже спасибо не скажешь…

— Спасибо!

— Хороший мальчик.

Тиморис отворачивается, рожа злая, надутая, долго рассматривает горы. Молочный блеск снежных шапок успокаивает. Эгорд любуется горными громадинами, пытается разглядеть каждую белку в кедровой хвое, каждую пещеру, в долинах сверкают быстрые реки, текут с воздушными путниками в одном направлении.

— Ладно, — с неохотой, но вполне мирно говорит Тиморис. — Буду считать, что влюбилась. Такую длинную речь для меня заготовила, польщен!

Милита фыркает.

Через пару часов горы исчезают, навстречу обрушивается океан. Тиморис восхищенно ругается.

— Не стыдно при девушке, — качает головой Милита.

— Не девушка, а зверюга, — отмахивается Тиморис, глаза таращатся на воду.

Милита усмехается.

— Ты мне льстишь.

Океан словно перевернутое небо, только темное и живое. Игра бликов непрерывная, частая, солнечных вспышек на поверхности огромное множество, трудно различать каждый в отдельности, сливаются в нечто единое, трепещущее жизнью.

— Материк перелетели быстро, — замечает Тиморис приподнято.

— Всего лишь краешек материка, — осаждает Эгорд, взгляд устремлен вдаль. — Грифовы скалы не так уж далеко от берега. Настоящий перелет впереди.

— Вот именно, — кивает Милита. — Хорошо, если одолеем воду за полмесяца. Это без сражений, долгих привалов и прочих милых вещей. Но без этого вряд ли…

Эгорд разглядывает пучки фиолетового сияния, пелена вокруг костей дракона слегка реже, чем до пробуждения. Магическое пламя заменяет ящеру плоть, летун за время полета основательно исхудал, крылья трещат громче, будто ржавые железяки без смазки.

— Дракону хватит сил? — спрашивает Эгорд.

— Он подпитывается от меня, — отвечает немертвая.

— И твои силы не бесконечны.

— Будем охотиться.

Милита наваливается на шею дракона, монстр с хрустом складывает крылья, пикирует, всадники держатся за гребень, воздух режет белыми лезвиями, норовит залезть под пальцы, разогнуть хватку.

— Ты что творишь, мертвечина?! — орет Тиморис, ноги отчаянно упираются, вот-вот соскользнут, тело затрепыхается на ветру как флаг.

Крылья распахиваются за миг до столкновения с водой, дракон медленно парит над мирными, вычищенными до блеска волнами, Милита в позе затаившейся хищницы, Тиморис забывает, что нужно бояться и ругать весь мир, любуется удобно выставленными формами. Девушка свисает с шеи ящера, пристально вглядывается в синюю глубину…

Под толщей воды в какой-то момент мелькают радужные огоньки чешуи. Милита хлопает дракона, верный монстр ныряет челюстью в воду, белопенные фонтаны окатывают Эгорда с головы до ног, на губах соль. В пасти дракона хлещет упругими телами стая рыб.

Позади из воды бьет огромное щупальце. Тиморис чуть не падает, дракона отбрасывает вперед, пошатывает, Эгорд оборачивается. Серая сморщенная кожа, пленка слизи мерцает на солнце, шевелятся белые присоски… Щупальце уже высотой с башню… Нет, с крепость, со скалу… Еще выше! Продолжает расти… Гигантская колонна извивается, начинает падать на беглецов.

— Милита!

— Вижу.

Дракона накрывает тень, Милита резко уводит ящера в сторону и вверх, великанский мясной меч проносится рядом, Эгорд ощущает холодное касание даже через воздух, оно несет в себе нечто пугающее и восхитительное, словно поговорил с древней силой, что сотворила мир сотни тысяч лет назад.

Щупальце разрубает океан, два цунами уносятся в разные стороны, край одного проскальзывает по брюху дракона.

— Мать бесова! — орет Тиморис. — Что за гадина?! Я чуть штаны не обос… обесславил!

— У спрутов брачный сезон. — Эгорд смотрит на протяжную полосу пены, водная масса пытается обрести равновесие. — Они сейчас близ поверхности, через месяц вернутся на дно.

Давит глухой вой. Тихий, но уши заткнуть хочется.

— Хотел добыть подарок для самки, — объясняет Эгорд.

— Так и знал, что все беды от баб, — ворчит Тиморис.

— Баба только что спасла от смерти, — насмешливо замечает Милита.

— Ага, сама же туда и завела!

— Зато с едой.

Рыбы по-прежнему копошатся в пасти дракона. В черепе много лазеек, по всем законам добыче положено вываливаться, но лиловая пелена держит.

Спустя полчаса впереди наперебой кричат птицы.

— Глядите. — Эгорд указывает на стайку белых, плоских, как сабли, птиц с красными клювами. — Чайки. Значит, неподалеку рифы.

Птицы пронзают воду, шипучие брызги вызывающе громкие, никого не боятся, выныривают как стрелы, тоненькие клювы стискивают жирных рыбин прочно.

Тиморис осторожно спрашивает:

— Разве они не боятся… этого… — машет руками, изображая щупальца.

— Слишком мелкие, спруты на таких не охотятся, — отвечает Эгорд.

Из-за горизонта и впрямь вырастают рифы разной длины. Будто великан из темного гранита тянет в небо пальцы. Вокруг маячат крикливые птичьи силуэты.

Милита сажает дракона на самый высокий риф. Чайки слетают как пух с одуванчиков, громко возмущаются, через какое-то время суета стихает, птицы вновь чистят перышки, топчут насесты, будто нет рядом никакого дракона.

— Привыкли, — понимающе кивает Эгорд. — Здесь до нашествия часто плавали корабли.

— Эй, а если нас длинный схватит?! — Тиморис с ужасом смотрит в темные водяные недра.

— В отличие от тебя, балбес, я всегда настороже, — отвечает Милита. — В крайнем случае, бросим ему тебя, пусть ломает зубы, а сами успеем улететь.