Олег Фомин - Льдом и мечом
Клесса обрывает заклинание на полуслове…
Эгорд бросает, лицо исцарапано ненавистью, ледяная пыль вытягивается в копье.
Клесса успевает пригнуться и развернуться одновременно, так быстро, Эгорд даже толком не понимает, чем демон сбивает с ног — хвостом или криком, воин-маг переворачивается в полете, удар о стену неожиданно теплый и приятный, мутная темнота накрывает волной, тут же отступает, до Эгорда доходит: была короткая потеря сознания…
Тиморис валяется у смежной стены.
Незваных гостей обвивают хвосты, поднимают над головой Клессы. Черные объятия медленно смыкаются, демон дает пленникам время осознать, что сейчас произойдет с их внутренностями, чтобы заползающий в черепа ужас убил раньше щупалец.
— …коня тебе в езду, петух уевшийся!.. — Самое приличное из словесного шторма Тимориса, видимо, понял, что все, решил напоследок провести ментальную атаку, испортить Клессе настроение на ближайший месяц.
Хвост вырывает у Тимориса саблю, клинок исчезает в черном заплетающемся клубке, хруст — и сыплются ледяные осколки. Тиморис в отместку обогащает набор слов. Во взгляде Клессы — удивительная смесь спокойного бешенства, или бешеного спокойствия. Скручивает сильнее, у Эгорда перед глазами мутнеет, сейчас закричит…
Хвосты поднимают до потолка, хватка мгновенно обмякает. Миг дурманящего облегчения, полета… Удар о ступени алтаря, дикая боль, Эгорд вскрикивает, катится вниз, Тиморис, кажется, тоже…
Клесса возвышается у алтаря, темный, широкий, в тоже время изящный, как статуя победителя. Хвосты стелятся у пола, будто морские волны в ночь.
— Ну все, прощай, дружище! — с чувством говорит Тиморис, отползает с Эгордом к стене, ноги волокутся бесполезным грузом. — Глядишь, на небе свидимся! Хотя меня, наверное, пнут вниз, к этим краснозадым, чтоб их… Ладно, может, окажусь в плену какой-нибудь симпатичной демонессы…
Вой прижимает людей к стене, Клесса кидается вперед, черные острия хвостов наперегонки летят в Эгорда и Тимориса, пронзить как масло.
В мизинце от лиц живые стрелы замирают, Клесса останавливается, его даже слегка отталкивает. Долгая минута немого замешательства, демон словно растерян, хочет пошевелиться, начать уже что-то делать, но… Но что? Эгорд меняет гнев на сердитую задумчивость, вглядывается в Клессу…
В глазах демона рождается осмысленность и… настоящая растерянность…
Хвосты опускаются, ползут назад.
Острые глаза Клессы чуть округляются, наливаются мерцающими, как звезды, бликами. Эгорд, затаив дыхание, пораженно всматривается в этот блеск.
Камалия!
Ее последний удар в мысленного двойника Клессы все же отразился в реальности. Что-то в голове демона случилось, тот сбит с толку некой мыслью, нужно не упустить момент. Эгорд лихорадочно рассчитывает, как быстро удастся вытащить меч, кинуть в голову…
Клесса вздрагивает, из груди монстра торчит стрела.
Глаза демона смотрят на Эгорда непонимающе и с горечью, эти чувства передаются воину-магу. Горечь того, что с Клессой гибнет и последняя частичка Камалии.
Но откуда стрела? Чья?
Из груди, живота, горла Клессы почти одновременно вырастают пять стрел. Каждая с узорчатым наконечником, будто сплетенным из стального плюща, окутана легким, как шелк, фиолетовым пламенем.
Клесса падает.
В окне — девушка. Широкий блестящий плащ, треугольник капюшона оттеняет лицо, глаза сияют как два вылепленных из снега солнца. Отсвечивают пластины и кожаные ремни нагрудника, на полотне набедренника золотыми и серебряными нитями вышит сложный рисунок, за бедрами две небольшие прямоугольные сумки, высокие остроносые сапоги сверкают бликами стальных ребер, остальное тело открыто, кожа темная как сумеречный воздух.
В руке покачивается лук, даже эффектнее хозяйки, ростом с нее, середина мощная, из чего-то тусклого, сероватого, вроде кости, по линиям узоров как по жилам течет лиловое сияние. Тетивы нет, по краям массивные как у алебард клинки, объяты туманной синей аурой, лезвия словно крылья сказочной стрекозы, сталь усеяна мельчайшими переплетениями символов, будто ковал не человек, а сотни кузнечиков.
— Не может быть… — Руки Эгорда хватают за стену, заставляют тело подняться. — Нет, этого просто… не может…
Девушка тонким прутиком спрыгивает в зал, бесшумно приземляется на колено, плащ оседает ровным слоистым облаком.
— Не верю…
Белоснежный взгляд вынуждает Эгорда стиснуть голову в ладонях, вот-вот сойдет с ума, девушка плавно встает, будто вытекает из пола столбиком ртути.
— Милита…
Часть 2
Глава 8
Из памяти всплывает мертвая Милита, полумрак свечей на кухне, домашнее платье, бледная как снег кожа, в руке флакончик яда… Только сейчас приходит понимание: это не яд. Милита, что ты наделала…
Девушка подходит к воину-магу.
— Здравствуй, Эгорд. — Голос с мощным эхом, словно хор, чувствуются хищные нотки.
— Милита, зачем ты так… надругалась над собой?..
— Это вместо благодарности? — усмехается лучница. — Спасла тебе жизнь, если не заметил.
— Ты стала нежитью!
— А мой муж, — шипит Милита, — стал куском гниющего ужина для червей!
— Тот флакон… не яд?
— Как видишь. — Милита саркастически улыбается, губы вздрагивают в оскале. — Пришлось много времени провести в обществе некромантов, чтобы продали зелье и снаряжение.
— Милита, души немертвых после второй смерти низвергаются в царство демонов. Ты себя приговорила.
— Меня теперь убить не так просто. — Глаза девушки вспыхивают ярче, в ровном белоснежном свете зрачки не различаются. — Плевать на душу, если отомщу за Витора. Этот ублюдок Зарах отнял гораздо больше, чем душу!.. Буду убивать его медленно, а Витор с небес полюбуется и улыбнется.
— Витор бы осудил.
— Не решай за него! — рычит немертвая, сверкают кончики клыков. — Я выпью силу из любого источника, лишь бы она помогла свершиться возмездию!
— Я тоже иду мстить, Витор мне как брат, вместе всю жизнь, через огонь и воду, но мне не нужна дармовая сила. Справлюсь сам.
— Душой ради брата пожертвовать не готов? — Губы Милиты ядовито искривляются. — Боишься?
Эгорд закипает. Хочется влепить пощечину. Та, ради кого идет убивать Зараха, уподобилась злу, что погубило Витора и Камалию, обвиняет в трусости…
Битвы станут тяжелее. Раньше, когда угнетало неверие в свои силы, а смерть заносила над головой косу, память о Виторе и Милите исцеляла, выручала лучше всякого заклинания, снадобья или меча. Теперь светлая память лишь о Виторе. А Милита… прежде чем воскресить в памяти лучезарную девушку в пышном платье среди полевых цветов, придется обойти мрачный портрет: серокожая немертвая в плаще, оскал зверя, почти обнаженное, как у демонессы, тело, редкие доспехи, смертоносный лук, пропитанный магией некромантов.
Перед растущим потоком злости возникает невидимая дамба, на выдохе Эгорд говорит:
— А еще иду мстить за Милиту. За ту, которая умерла. Не за тебя. Ты… уже не Милита.
Милита тоже борется с эмоциями, черточки губ и век подрагивают вместе с дыханием. Морщины гнева и злорадства разглаживаются.
— Может быть, — цедит немертвая. — Что ж… Думай, что хочешь, но цель у нас одна. Не будем терять время, пора двигаться дальше.
Тиморис пялится на девушку с открытым ртом, силится что-то сказать, но удается лишь чесать в затылке, качать головой.
— Это еще кто? — презрительно бросает Милита.
— Друг, — говорит Эгорд. — Вместе прошли от самого Старга.
— Тиморис. — Напарник вытягивается, щеки опухляет улыбка. — Но можно просто — Тиморис.
Милита оценивающе просматривает воина с ног до головы. Тиморис тоже, взгляд задерживается на особо круглых местах.
— Можешь глазеть на сиськи сколько влезет, просто Тиморис, но держи язык за зубами и под ногами не путайся. — Неуловимое движение, и лезвие лука упирается в горло Тимориса. — А не то…
— П-понял. — Тиморис кивает осторожно, не порезаться, глазищи косятся на холодный синий огонь клинка.
Милита грубо отталкивает Тимориса, силуэт плывет к изуродованному лестничному проему, плащ лунной тенью танцует вокруг изящной фигуры.
— Демонов не слышно, — говорит Милита. — Наверное, смерть этой твари и впрямь их усмирила. Надо проверить.
Тиморис глядит вслед восхищенно, локоть пихает Эгорда.
— Подружка?
— Жена друга, — мрачно отвечает Эгорд.
— А у вас с ней разве ничего не… ну-у… Нет?
— Я же сказал! — Эгорд пронзает Тимориса гневным взглядом, того аж отбрасывает.
— Все-все, молчу… — Тиморис прикрывается ладонями.
— Милита мне как сестра.
— Да-а… — Тиморис качает головой, догоняет немертвую. — Сестренка у тебя просто чудо!
