Ник Перумов - Череп на рукаве

Собственно говоря, теперь нам оставалось только включить маяк и ждать, пока нас подберут. И когда мы сможем рассчитаться с теми, кто закрыл дверь в бункер…

Трудно сказать, всех ли бестий Тучи мы уничтожили. Кто-то расползся в ночь, вдруг потеряв к нам всякий интерес. Остался покрытый копотью, покосившийся вертолёт (едва ли мы сможем взлететь на нём снова) и мы — девятнадцать человек, тоже, подобно чертям из пекла, покрытые копотью. Почти половина — в обгорелой, изъеденной пламенем броне. И я — единственный штабс-ефрейтор, да ещё и с Железным крестом.

Порядок удалось восстановить довольно быстро. Всё-таки народ обстрелянный. Мы пришли в себя и стали «определяться». На орбите Омеги-восемь, само собой, висели навигационные спутники; и вскоре мы знали, что от базы нас отделяет порядка ста километров. До ближайшего поселения — то есть бывшего поселения, ныне пустого, — примерно шестьсот.

Рация на вертолёте была цела. Другое дело, что с её помощью не установить нормальной связи с главным штабом в Нойе-Бисмарке, а связываться с теми, кто обрёк нас на смерть, запершись в убежище, я не видел смысла.

Ребята тоже молчали. Но я видел — каждый из них сейчас не колеблясь перестрелял бы всех оставшихся в бункере, даже если бы за это грозила смертная казнь.

В общем, связь устанавливать было не с кем. И мы передали в эфир обычный сигнал бедствия, тот, что будет принят спутниками и мгновенно переброшен в штаб. Маяк останется работать. После этого мы должны будем просто дождаться помощи.

Я постарался втолковать это остальным как можно лучше. В конце концов, по уставу, я «обязан был сохранять в боеспособности любое подразделение Вооружённых сил, оказавшееся под моей командой».

Мы нашли место почище. Устроили лагерь из того немногого, что удалось найти в вертолёте и что оказалось при нас во время бегства. Маяк в кабине успокоительно попискивал, подтверждая, что всё в порядке, сигнал транслируется, помощь обязательно придёт…

Мы выставили часовых. Мы знали — ждать придётся долго. С рассветом придётся заняться поисками источников. Может, придётся копать что-то вроде колодца. У нас были концентраты, но вода оставалась проблемой.

Прошла ночь. При свете разгоравшегося дня мы смогли как следует осмотреться — чуть всхолмлённая степная равнина, где видно на десятки километров окрест — если влезть на вершину одиноко возвышавшегося на вершине холма дерева, которое я мысленно окрестил «дубом» из-засхожести листьев. Сколько мы ни вглядывались в бинокли, нигде, ни вблизи, ни вдали мы не видели даже признака реки или ручья. Да и откуда им взяться в голимой степи? Оставалось одно — рыть ямы.

После долгих поисков удалось найти место в низкой ложбине, где трава зеленела заметно веселее, была выше и гуще. Мяссистые листья на сочных стеблях говорили о близости водяной жилы.

Лопаты вгрызлись в грунт. Солнце успело подняться высоко, и мы все изнывали от жары. Многие «распускали» броню — мол, Тучи теперь бояться не приходится.

Вскоре на дне раскопа и в самом деле заблестела тонкая плёночка. Яма насасывала воду, но медленно, и сама вода оказалась мутной. Пили через фильтры, во рту стоял привкус обеззараживающей химии, но всё-таки это была настоящая вода. Тишина. Покой. Безмятежность и беспредельность.

За горизонт уходят вольные травянистые степи, по которым доселе ещё не ступала нога человека. Этот район Омеги-восемь был практически необитаем. Мне с большим трудом удавалось поддерживать порядок. После пережитого ребята впали в какую-то прострацию. Полагаться я мог разве что на Гюнтера, Микки и Глинку.

Благодать продолжалась весь день. Стало смеркаться. Дров для костра мы не нашли, пришлось пожертвовать парой химических факелов. Вскипятили воду, бросили концентраты. Идиллия…

…Я обходил посты. Как и ту ночь, когда Туча накрыла базу. Мы перебрались подальше от опалённой земли возле вертолёта. У маяка и рации остался один дежурный. Один засел на вершине «дуба», ещё трое — по периметру. Но дежурили, увы, кое-как. Кому придёт в голову напасть на нас посреди пустыни?..

Две тени вынырнули из мрака совсем рядом. Беззвучно, молниеносно. Чёрные силуэты, едва различимые на тёмном фоне. Не с крыльями, челюстями или жвалами — с обычными человеческими руками и ногами. Рядом с моей головой просвистела дубинка, я уклонился рефлекторно, в последний момент. Второй удар пришёлся по спине, я перекатился через плечо, вжимая кнопку экстренной передачи:

— Тревога! Тревога! Тревога!..

Нападавшие были не трусами и не слабаками. И драться они умели отменно. Я получил ещё один удар, и хотя; броня приняла его на себя, на ноги вскочить не удалось. Мои противники оказались крутыми парнями.

Странно, но страха я совершенно не чувствовал. Было какое-то безмерное удивление — примерно как если бы полярная экспедиция, достигнув Северного полюса, обнаружила там мирно дымящий трубой домик Деда Мороза. А мы столкнулись на пустой планете со спецназом… если, конечно, нам не прислали это вместо помощи.

Однако тревогу я поднять успел. Вспыхнула в небе осветительная ракета, застучал предусмотрительно снятый с турели пулемёт. А я сам, уже лежа на земле, успел нашарить раструб огнемёта, и навстречу прыгнувшим на меня теням рванулся огненный шар. Они явно хотели взять меня живым…

Пригибаясь, я бросился к своим. Хватило одного быстрого взгляда, чтобы понять — наше дело швах. Лагерь окружили со всех сторон. На один наш пулемёт ответили десять. На склоне холма разорвалась первая мина. С нами не будут церемониться, нас просто всех уничтожат, не вступая в ближний бой.

Прорываться. Только прорываться. В голой степи не продержишься. Тем более что противник даже и не будет атаковать. Значит, единственный выход — атаковать самим.

— Командир! — встретили меня крики. — Командир, кто это такие? Что за…?

— Клин, быстро! — вместо ответа крикнул я. — За мной!

Кто бы ни напал на нас — это были враги. Значит, будем сперва стрелять, а уже потом разбираться. Во всяком случае, они в переговоры вступать не стали. Открыли огонь. Из миномётов. А у нас не было отрыто ни одного даже самого мелкого окопчика…

Нас было девятнадцать, когда мы пошли на прорыв. И окружившие, похоже, по-настоящему опешили. Во всяком случае, прозвучавший из невидимого громкоговорителя призыв сдаться (на общеимперском с сильным и незнакомым мне акцентом) пропал втуне.

То ли у наших врагов не было ночных прицелов, то ли ещё почему — но пулемёты лупили трассирующими пулями кто куда, не отсекая нас от противника и даже не очень прицельно стреляя в нас самих. Микки первым выпустил заряд из огнемёта, когда перед нами мелькнули первые тёмные фигуры. Осветительная ракета погасла, мы все переключились на инфракрасный, и, когда мы сшиблись, в ход пошло всё, вплоть до ножей. Они поддались неожиданно легко, первый заслон мы прорвали без особого труда, и, рухнув в траву, сейчас ползли, не поднимая голов, распластываясь по земле, стараясь ничем себя не выдать. Конечно, тактике прорыва окружений нас учили, но сейчас было не до затверженных схем. Мы не могли создать ни ударную группу, ни отвлекающую группу, ни группу прикрытия. Мы не могли эшелонировать огонь и создать «преимущество на участке прорыва». Мы просто бросились вперёд всей гурьбой. Может, те двое профессионалов, что едва не уложили меня, были здесь единственными толковыми вояками, кроме, само собой, нас?