Ник Перумов - Череп на рукаве

Очаги биологического поражения локализованы и взяты под полный контроль. Учёные ведут обработку полученной информации…

(Кадры: кучка людей в белых халатах с очень глубокомысленным выражением на лицах рассматривает колбу с ярко-синим раствором) — я бы сказал что там нет ничего, кроме разведённых чернил.

…В столице Его Императорское Величество дал сегодня обед в честь молодых литераторов, художников и скульпторов, выпускников Академии Искусств, Литературы, Живописи и Ваяния имени Вольфрама фон Эшенбаха. В своей речи Его Императорское Величество подчеркнул, что в связи с расселением человечества по галактике именно искусство служит связующим звеном между различными планетами с зачастую очень различающимися жизненными укладами, традициями, обычаями и самими условиями жизни. Ваше творчество, продолжал Его Величество, должно говорить о вещах конкретных и в то же время — универсальных, понятных и солдату на передовой, и рабочему в забое, и учёному в лаборатории. Каждый должен видеть в ваших работах что-то своё, а мы, закончил Его Величество, имперское правительство, никогда не оставим без поддержки творческих людей, напряжённо трудящихся на ниве поддержания единства человеческой расы…

46

— Вот так, понял, Кряк? — толкнул его локтем Мумба. — Не пито не едено… а денежки капают. Поддержим, сказал Его Величество, дай бог ему здоровья! Сиди себе, пиши себе… или кисточкой мажь… или по камню молоточком тюк, тюк, тюк… лафа, а не жизнь!

— Ну так чего же медлишь? — мгновенно откликнулся Назариан. — Флаг в руки — и давай. Будешь ярким представителем самобытного африканского искусства.

— Я не африканский, — обиделся Мумба. — Я с Гипериона.

— Само собой. А на Гиперион твои предки попали…

— С Земли, ясен пень!

— А на Земле они где жили? — ехидно спросил Назариан.

Мумба замялся.

— В Африке, — тоном знатока сообщил Назариан. — В Африке они жили. Так что не отвертишься.

Мумба, похоже, собрался обидеться всерьёз. Пришлось вмешаться.

— А что, Мумба? Что такое «африканское искусство», никто не знает. Кто знал, думаю, давно забыл. Значит, что бы ты ни нарисовал — это будет свежо и оригинально. Будешь основателем-возродителем. Получишь императорскую стипендию.

— Ладно тебе, командир, — пробурчал Мумба, но, похоже, мои слова ему польстили. — А стипендию… эх… не мешало бы.

Вот так. Шуточки-перешуточки, не шибко остроумные, как говорится, чем богаты. Скорее бы уж закончилось всё это. Чтобы домой, на Новый Крым. Не хочу сейчас даже думать о целях и средствах. Хочу выбраться с этой проклятой планеты. От одной мысли о «резервуаре» меня начинает тошнить, Тем более что никто больше не собирается посвящать нас, мелких сошек, в происходящее. Я не знаю, какие выводы сделаны, например, из того, что бассейн, где покоится первый исток, явно искусственного происхождения и явно сделан человеческими руками? Почему никто не озаботится на самом деле подорвать пещеру, забросив туда бомбу объёмного взрыва? Почему, наконец, никто ничего не делает с «инкубатором» — в принципе, залив его напалмом сверху донизу, мы бы сожгли всю органику в нём. Почему? Почему? Почему? Или научники на самом деле убедили командование, что «исток» и «резервуар» — бесценные источники знаний и их надо не выжигать, а всемерно охранять?..

…Был вечер. Сегодня отделение заступало на охрану периметра, возведённого вокруг базы. Я как командир перебрался в крошечную караулку с жёстким топчаном.

Всю ночь мне предстояло обходить посты, проверять бдительность и заниматься прочими делами, подробно расписанными в Уставе строевой и караульной службы. Предстояли малоприятные двадцать четыре часа в наглухо затянутой броне (этим у нас никто не пренебрегал, выходя «на воздух»), с тяжеленным ранцем на спине и баллоном химического «напалмотушителя» на поясе.

Перед выходом, как всегда, построил отделение. Как всегда, пришлось дать кое-кому втык (не будем показывать пальцами, но это были Кряк и Фатих) за не полностью «глухую» броню. Ребята разошлись по постам. Я вернулся в караулку, к дублю пульта охранных систем. В принципе, через периметр не так просто перебраться, это вам не контрольно-следовая полоса. Но всё равно — старые добрые караулы под навесами-грибками бессмертны. Наверное, как и кроссы — со времён легионов Цезаря и Помпея.

Когда стемнело, я вышел с первым обходом. Всего постов пять, четыре по углам периметра и один «передовой», вынесенный ближе к «инкубатору». Пять «двоек» несут дежурство. Один дежурит, второй отдыхает. Потом смена.

…Я не успел пройти и двух десятков шагов по направлению к «передовому» посту, как у меня за спиной что-то негромко щёлкнуло. Удар в спину, и я покатился по земле, сзади на левой лопатке что-то мерзко шипело и трепыхалось.

Тело сработало само. Я что было силы шмякнулся оземь, стараясь покрепче приложиться левой лопаткой, правая рука уже сама выдернула нож. Придавленное, под лопаткой что-то мерзко трепыхалось, царапая броню. Я ткнул ножом — что-то заверещало, раздалось мокрое хлюпанье. Из-под меня вывернулось и заковыляло прочь какое-то создание размером с летучую мышь, неловко волоча почти полностью отсечённое перепончатое крыло.

Я не стал тратить на неё огнемётную смесь, просто растоптал — разумеется, после того, как поднял тревогу. И, как оказалось, вовремя.

Ночь шелестела сотнями тысяч мягких крыл. Над остатками мёртвого леса, над острыми обугленными лесинами медленно, словно в страшном сне, поднималась Туча. Мелкие летучие твари, от жука до летучей мыши. Их были там, наверное, сотни тысяч. Звёзды исчезли — их мгновенно задёрнуло тёмное крыло Я бросился назад.

Уже выли сирены, уже метались прожекторные лучи, уже бежала вторая смена., они так и не поняли, а я не успел объяснить, что такую силу не удержат никакие огнемёты. Самое умное, что мы могли бы сделать, — это бежать. Поднять вертолёты — они стояли рядом, на огороженной площадке — и взлететь. Потом — куда угодно. По азимуту. Пока не выработается горючее в баках. Потом сесть и запросить помощи…

Суматошно затарахтел пулемёт. Напрасная попытка. Тучу этим не остановишь. И, кажется, эти, в бункере, вовремя поняли, что надо делать.

Я вскочил и, пригибаясь, побежал обратно к караулке, по радио вызывая всех ребят. Сейчас было не до геройства, надо было как можно скорее забиться под землю, если уж не взлетать…

Кто-то привёл в действие огнемёты. Струя пламени охватила выметнувшийся далеко вперёд клуб Тучи, воспламенила его, заставила тотчас рассыпаться и повалиться наземь тысячами обугленных трупиков. Однако Туча накрывала нас, словно зонтиком, а вдобавок зашевелилась тьма и на земле По ней словно полз живой ковёр.