Дмитрий Тедеев - Сила меча
Бедный хлопец! Сколько же ему пришлось вынести! Да и ещё придётся. Даже на том свидании было видно, что он страшно накачан какими‑то препаратами, подавляющие волю, сломать, превращающие человека в амёбоподобное существо, не представляющее “социальной опасности”. Да вот только Макса сломать невозможно, можно только убить, я это, в отличие от здешних психиатров, очень давно понял, ещё с того случая в Крыму.
Максим изо всех сил прорывался сквозь лекарственное дремотное оцепенение, пытался шутить, уверять Маринку и меня, что всё у него хорошо, просил, чтобы мы не волновались, говорил, что он старается слушаться врачей и санитаров, и скоро его должны выписать домой.
И после того свидания он ни разу не попытался выйти на связь со мной. Терпел.
А вот сейчас я, начиная довольно безнадёжную попытку оторваться от “хвоста”, неожиданно почувствовал, как Максим толкнулся в канал.
Видно, мальчишка почувствовал, что тренер его очень серьёзно влип, и теперь, добрая душа, предлагает свою помощь. Тебя только ещё не хватало… Я наглухо запер, запрессовал канал со своей стороны.
Всё‑таки нашли меня. А я уже надеяться начал, что пронесло. Полгода прошло как‑никак. А в таких делах обычно или сразу находят, или никогда. И я стал себя тешить надеждой, что ребята эти успокоились и смирились, а розыск продолжают просто по инерции, для отвода глаз начальства, которое у них тоже есть. Оказалось – не только для отвода глаз.
Так, что же всё‑таки делать? Что им нужно от меня? Просто пристрелить хотят? Так уже сто раз бы это могли сделать, таким ребятам это – как два файла отослать. Самое сложное – вычислить, найти, а с этим они уже справились, остальное – просто дело техники.
Значит – одно из двух. Или у них пока ещё нет железной уверенности, что я – именно тот, за которым они уже полгода охотятся, и они сейчас наводят справки, выясняют, сопоставляют, уточняют, а меня просто на всякий случай “пасут”, чтобы не убежал от возмездия. Или, что гораздо хуже, всё уже они выяснили, а меня хотят взять живым и, зная, что это может оказаться не так просто, ждут “группу захвата”, спецов именно в этой области.
Живым попадаться этим ребятам нельзя. Ни за что.
Пройдя ещё через один проходной двор, я обогнул дом и, повернув назад, побежал. Потом резко развернулся и как на стометровке рванул в обратную сторону.
Ну, и что мне это дало? Да ничего. Лишний раз убедился, что “топтуны” мне не померещились, так это и так было ясно. Ну что ж, терять мне, в принципе, совершенно нечего, начнём действовать радикально. Попробуем вспомнить нашу с Серёжкой Сотниковым отчаянную хулиганскую молодость…
Подбежав к замызганным “Жигулям”, я с ходу вскрыл дверь и сел за руль. Со стороны и незаметно было, что это – взлом, казалось, мужик куда‑то опаздывает, подбежал, торопливо открыл свою “шестёрку”, и наверняка сейчас ударит по газам, даже прогревать не будет. И я действительно газанул, рванул с места, безжалостно сжигая сцепление. Старенькая машина только взвизгнуть успела резиной по мокрому асфальту. Наверняка она с самого своего рождения не знала с собой подобного обращения. И не ездила с такой прытью.
Не притормаживая, чуть не опрокинув машину в повороте, я вылетел на проспект, перестроился, нагло подрезая шарахнувшийся от меня “Мерс”. “На ура”, на полном газу пролетел перекрёсток на красный. Повезло, сумел проскочить перед самым носом у “Волги”. Увидел в зеркале, как панически тормознувшая “Волга” крепко получила по заднице от не успевшего среагировать джипа.
Хорошо. Перекрёсток теперь забит пробкой, есть несколько секунд форы.
Быстрее. Ещё. Ну, давай же, неторопливая ты моя! Уйдём от хвоста – такого бензина тебе налью, какого ты в жизни не пробовала! Ну, ещё чуть–чуть! Молодец!
Резко по тормозам и – в боковую улицу. Дворами, расплескивая лужи, окатывая грязью случайных прохожих. Извините, тороплюсь. Знаю, что хам, козёл и как вы там ещё меня назвали, всё правильно. Но что поделать, дорога мне моя жизнь, как память о том, что в ней было хорошего. А было много такого, что не у каждого и бывает. Настоящая любовь. Настоящая дружба. Учителя. Ученики. Настоящие. И у меня даже появилась сейчас какая‑то безумная надежда, что вдруг и ещё что‑то такое хорошее будет и дальше…
Выехал на другой проспект, влился в середину потока и уже без джигитовки, как законопослушный обыватель, неспешно покатил в сторону вокзала. Может, ещё не успели вокзал перекрыть, тогда есть шансы уйти.
Так, а что это сзади белое такое чернеется? Очень уж знакомая Тойота, ещё когда из компьютерного клуба выходил, зацепился взглядом. Понятно. Нет никаких у меня шансов, нет надежды на будущее. Ребята эти оказались ещё серьёзнее и профессиональнее, чем я о них думал. Как же они умудрились на моём хвосте удержаться? Ведь оторвался же вроде! Ладно, не будем ломать себе голову над чужими проблемами, тем более уже решёнными, своих проблем хватает.
Эх, Маруся!
Ты приколи, Марусь, как я тащуся!
А я тащуся –
Шо глухая свыння по неструганным доскам…
Что же делать то? Сдаться, может? Сказать, дескать, простите дурака, дорогие бандиты, ничего я против вас не имею, случайно тогда в ваше дело влез, не убивайте очень уж больно… Нет, не поможет.
А может, к Карабаеву заехать? Как раз офис его рядом. Неплохой ведь мужик, хоть и миллионер. Такое тоже бывает, оказывается. Сам ведь предлагал когда‑то обращаться, если вдруг возникнут проблемы. Позвонить вот сейчас и сказать, возникли, мол, проблемы, да ещё какие, впрягайся… Впряжётся? Скорее всего – да. Всё, что сможет, сделает, все свои связи, и с ментами, и с бандитами, и со спецслужбами поднимет. Да и своя охрана у него очень неплохая…
В мозгу у меня вспышками пронеслись эпизоды, связанные с Карабаевым. Телевизионная передача, прямой эфир, на котором он неожиданно назвал имена некоторых наркобаронов и объявил им войну. После той передачи все ждали его скорой смерти, да ведь жив же до сих пор. Поддержали его, значит, некоторые сильные мира сего, для которых не всё к деньгам сводится, которые ещё и о будущем немного думают, хотя бы о будущем собственных детей.
Для самого Карабаева будущее детей – вовсе не тема для пиара. Хотя “попиарить” он тоже не дурак…
Вспомнилось ещё, как он привозил ко мне на тренировки своего сына, сам иногда оставался посмотреть. Вспомнил, как светлело его лицо, когда он наблюдал за вознёй ребятни. Как его Егорка подлетал к нему после тренировки, сияя от восторга, что‑то тихо начинал рассказывать, оглядываясь на меня, как Карабаев внимательно слушал и тоже что‑то тихо отвечал… Непохож он был тогда на себя. А может – наоборот, как раз и становился тогда самим собой, слетала с него привычная маска преуспевающего самодовольного дельца. Недолго возил он ко мне своего пацана, после той передачи пришлось ему семью спрятать где‑то очень далеко…
Нет, не стану я его впутывать. Не тот случай. Ни к чему хорошему это не приведёт. У него и так врагов хоть отбавляй, если ещё и Есаула туда добавить… Я вспомнил мягкое, застенчивое лицо его Егора, представил, как воспримет этот пацан, совсем не похожий на распальцованное миллионерское чадо, известие о смерти отца. Любимого отца…
Не буду я Карабаева впутывать.
Если он вступит в игру, может начаться бойня. И не один Егор тогда услышит страшную весть.
Ладно, отбросили и забыли. Что‑нибудь другое надо делать. Только вот что?
Попробую, пожалуй, за город выехать. Если выпустят, уйду в лес. В лесу им меня не взять. Лес – есть лес, и походил я по лесу в своё время очень немало, знаю, чего от него ждать, где и как он помочь сможет. Лес всегда мне помогал, вытянул даже тогда, когда моя любимая жена Маринка нашла себе другого мужа…
Я слегка прибавил газу. Машина бежала бодро и ровно. Казалось, что она рада, что на закате её дней с ней вдруг стали обращаться не как со старой умирающей клячей, а как с резвой и норовистой молодой кобылкой. Старалась машинка, отрабатывала хорошее отношение, доверие к себе. Спасибо, милая. Извини заранее, если что‑то с тобой случится нехорошее. Машина в ответ на мои мысли успокаивающе гудела мотором.
Зря, всё зря. Не выпустят они меня в лес, ни за что не выпустят. Выедем из города – зажмут в тиски, прижмут к обочине… о дальнейшем думать грустно. В самом лучшем случае – расстреляют, когда буду выбираться из машины. Или прямо в машине расстреляют, если всё‑таки не захотят рисковать брать живым.
Вдруг я почувствовал новый мощный толчок в нашем с Максимом канале, отчаянную попытку прорвать выставленный мной блок. Видимо, мальчишка как‑то понял, что я не просто влип, что мне – хана, доживаю последние минуты. И ломанулся на помощь. Как тогда в Крыму. Сквозь все запоры. И едва не проломился, чертёнок, едва не снёс все мои двери вместе с косяками.
