Удав и гадюка - Д. Дж. Штольц
Иной раз какой-нибудь вампал, с миролюбивым то ли рычанием, то ли мычанием в задумчивости бредя по буро-зеленому ковру, вдруг сталкивался лбом с таким же отрешенным соседом. Тогда кротость вмиг спархивала с их морд, и вампалы, как заправские бойцы, тут же начинали пятиться, ощерившись в оскале, наклоняли крепкие головы, взрыхляли когтями мох и встречались стремительными ударами в глухом стуке рогов. И бились так в исступлении, с пеной у рта до тех пор, пока в воздухе, кристально чистом, не начинала звучать песня. Детенышам вампалов ее напевали с рождения, когда те, еще безрогие и напоминающие безобидные комки шерсти, тянули молоко у матерей. Мотнув головой в некотором рассеянном недоумении, вампалы фыркали и успокаивались, а пастух завершал начатое и разводил их в разные концы стада.
Так случилось и сейчас. Безбоязненно хлопая по бокам рычащего демона, один из пастушков с уставшей улыбкой оглянулся на храм: трехэтажное, вдавленное в скалы здание, суровое и мрачное. А потом вдруг резко вскинул голову и заприметил вдалеке две темные фигуры, ведущие на веревке странное создание. Следом за ним другие, такие же высокие люди в балахонах из шерсти воззрились на незнакомцев.
Рыбак у проруби закричал от восторга и изумления. Опрокинув ногой бадью, он подскочил и побежал к гостям. Пастухи тоже побросали стадо и с воплями понеслись в сторону прохода, приподнимая теплые балахоны до колен.
– Боги! Боги пришли! – кричали они на давно забытом языке.
Все как один рухнули ниц перед Мариэльд и Гааром и потянули закаленные холодами руки к их сапогам. С некоторых слетели шапки, обнажив ветру белоснежные шевелюры. Множество голубых глаз уставились в раболепии на «богов», а губы потянулись к их сапогам, целуя и смокча голенища.
Тут же из темного храма высыпали друг за другом еще несколько десятков человек, которые тоже мчались, падали на колени и пытались подобраться ближе и облобызать ноги божеств.
Взявшись за руки, Мариэльд и Гаар пошли к храму. Кобылу они оставили, и местные воззрились на нее с опаской, ибо здесь таких животных с копытами не водилось. Потом, на ходу молясь божествам из другого, забытого для них мира, они последовали за ними с молитвами на устах.
По льду озера, мимо рычащих, но миролюбивых вампалов, Мариэльд и Гаар прошли молча, глядя лишь друг на друга. Они миновали двери храма, каменный ветхий зал, застеленный шерстяными коврами, спустились под гору, пока не вышли в комнатку с узеньким окошком, прикрытым шерстяными покрывалами.
Посреди стылого помещения покоился саркофаг из совершенно черного камня, грубый и будто вырубленный из скалы, обвитый змеей мерцающих символов. Не обращая внимания на ввалившуюся следом толпу, Гаар опустил руки на запечатанный гроб, и тот воссиял, залил все белоснежным светом! Белоголовые люди зарыдали от счастья, ведь то, что они охраняли многие века, сейчас пробудится.
– Снимите! – приказал Гаар на языке шиверу.
С трудом подняв крышку, пунцовые от натуги люди бережно опустили ее рядом и, не удержавшись, заглянули внутрь. Их удивлению не было предела, когда они увидели внутри существо, лишь отчасти напоминающее человека.
– Пошли вон! – Гаар бросил сердитый взгляд, и они, не желая гневить божество, отбежали от саркофага и замерли вдоль стен.
Мариэльд подошла ближе, взяла холодную руку существа в свою и погладила с нежностью и лаской.
– Когда все будет готово? – прошептала она.
– Сложно сказать, моя дорогая Мари. Я очень долго погружал это тело в сон, и пробуждать его придется столько же, а может, и дольше…
Глаза Гаара, который ранее был Шаджи, а до этого Вицеллием, Пацелем, Харинфом и еще много кем другим, задумчиво блестели в полутьме.
– С этими двумя придется действовать едва ли не вслепую.
– И кто будет первым?
Мари гладила спящее существо по лбу, перебирала черные пряди. Гаар покачал головой.
– Я подумываю насчет Генри.
– Его кровь слишком перемешалась, – женщина нахмурилась. – В ней колышется лишь мертвый отзвук.
– Не спорю. Все-таки Юлиан – твой прямой потомок по линии Моллуда, к тому же бывший человек. Но с Генри проще начать хотя бы потому, что он уже готов, а времени у нас все меньше.
– Он не готов… С ним не выйдет.
– Тебе виднее, моя дорогая, но я попробую. В любом случае они практически одновременно надели браслеты, и если вдруг что-нибудь пойдет не так, то мы об этом непременно узнаем. Убить можно всегда, пусть теперь это и будет и многократно сложнее.
Мариэльд де Лилле Адан облокотилась о гроб, поглаживая нагое тело внутри него. Народ шиверу безропотно стоял вдоль стен и слушал, как их боги переговариваются на чужом языке. Их любопытный взор был прикован к спящему существу.
– Хорошо… – наконец произнесла после недолгого молчания Мариэльд. – Тогда я покидаю тебя.
После этого она взяла руку вечно мерзнущего Гаара в свои ладони и прижала к щеке, поцеловав. Лицо человека, в котором находился сейчас Гаар, расплылось в нежной улыбке, а старая графиня развернулась и покинула храм, взобралась на кобылу и последовала обратной дорогой. По велению демона скалы перед ней раздвинулись, и она вновь очутилась в темном пихтовом лесу… Лошадь, выдыхая пар на морозе, побрела назад, к тракту, а уже по нему к замку герцогини Амелотты.
Глава 12. Сапфо
Спустя полгода
Веномансер в хлопковой рубахе и тонких шароварах по колено, переходящих в чулки, вышел на задний двор и огляделся, ища в саду ту, за которой его послали. Наконец он заметил тоненькую фигурку суккуба, лежащую на лавочке под сенью цитрусовых.
– Достопочтенный Ралмантон ждет вас! – позвал он.
Сапфо смотрела в вечернее небо сквозь сочные листья, слушала шелест одетых зеленью деревьев и хитро улыбалась самой себе от какой-то мысли. От слов Юлиана она привстала, укрыла оголившееся бедро платьем и пригладила кисточку своего хвоста.
– Пторшаах, ах, как же хорошо. Я так долго ждала.
Она поднялась со скамьи и направилась к дверному проему дома, откуда лился аромат апельсинов и лекарств. Впрочем, из сада тоже доносилось благоухание цитрусов – на одних ветвях уже родились сочные фрукты, а на других белоснежные лепестки еще пребывали в состоянии безмятежности.
Вечер стоял душный. Двери в особняке распахнули, чтобы создать сквозняк.
Тягучей походкой, слегка покачивая бедрами, Сапфо стала подниматься по ступеням. Юлиан подал ей руку, хотя под этим жестом приличия скрывалось желание просто коснуться ее. Она все поняла: и по пожирающему огню в его глазах, и по нарочито холодному выражению лица. То, что ее красота разила каждого, ей было известно. С улыбкой хищницы суккуб вложила в руку веномансера свою, скользнула как бы невзначай, но игриво пальцами в перстнях по его раскрытой ладони и исчезла в комнатах. Сапфо так забавлялась с ним уже долго – с самой весны. Ей нравилось разжигать в мужчинах, особенно внешне привлекательных, страсть, что съедала их изнутри. Однако в последнее время в ее глазах, помимо всего прочего, была и печаль…
Она присела подле Иллы, который только вернулся из дворца, и придвинулась к нему.
– Ах, я так скучала, господин! – прошептала она.
Лекарь привычно раскатал тугой валик бинтов и принялся за работу: обтирать тощее тело черными мазями, проверять, заживают ли язвы, пестревшие алыми пятнами на коже. В этом ему помогал Габелий, в обязанности которого, помимо охраны консула, входило и оказание целительской помощи.
– Мой властитель, как прошел ваш день? Что интересного видели во дворце? Там идет подготовка к празднику, да? Или пока тянут, как в прошлом году?
– Что мне менее всего интересно Сапфо, так это празднества, – сказал, хрипя, Илла. – Спой, Сапфо… Спой, развесели меня в этот душный вечер.
– Конечно, мой господин, – сказала она, несколько приуныв, что ее лишили возможности поговорить.
Суккубу поднесли фидель с четырьмя струнами.
– Что вы хотите услышать? О курьезных ли похождениях веселых паломников к озеру Офейи? Или о страстно-горькой любви вампира и человека? А может, вам интересно послушать о славном сражении под городом Апельсиновый Сад?
Она пересела напротив.
– Про Апельсиновый Сад я слышал от тебя десятки, если не сотни раз, – пробурчал советник, укладываясь поудобнее, чтобы наблюдать куртизанку во всей красе. – Неужели ты неспособна порадовать меня чем-то не затертым до дыр, Сапфо? Ты не написала ничего нового? В последнее время ты слишком обленилась.
– Просто в последний
