Удав и гадюка - Д. Дж. Штольц
– Достопочтенный, – послышался голос Габелия, голос надежды, – мои услуги понадобятся на пиру?
Юлиан бережно отложил на кресло платье и стал изучать черную мантию с красными редкими узорами, вплетенными в золото. А сам же навострил уши.
– Нет. Вы с Дигоро на сегодня свободны. Там будут королевские слуги. А ты, раб, остаешься здесь… – ответил Илла, читая на диване небольшой томик поэзии. – Ты все проверил?
– Да.
– И шаперон?
– Конечно.
– Я не видел.
Юлиан помялся и ответил:
– Я проверю еще раз, достопочтенный.
– Ты делаешь мне одолжение?
– Нет, что вы… Я все перепроверю прямо сейчас, еще тщательнее, чем до этого.
Консул молча наблюдал, как раб во второй раз прошелся там, где уже проверял, прощупал все кончиками пальцев, с трудом придерживая объемный шаперон не восстановившейся до конца рукой.
– Почему ты так небрежно проверяешь, раб? – наконец произнес ледяным голосом Илла и впился в него, как иглами, своими серо-синими глазами.
– Я уже проверил внутренние швы… – Юлиан прикусил язык, чтобы не ляпнуть лишнего, поскольку все внутри него вспыхнуло яростью. – Там чисто, и сейчас я…
– Я тебе задал другой вопрос. Почему ты так небрежно относишься к своим обязанностям?
– Прошу меня извинить, если мои действия показались вам небрежными… Я все исправлю, и больше такого не повторится.
– Делай все с самого начала, еще раз! Дигоро, отойди и не мешай ему. Ты уже можешь быть свободным.
Напряженная обстановка в комнате стала рассеиваться, когда Илла отвлекся на поднесенные ему в шкатулке кольца и утихомирил свой дурной нрав. Все прочие, кроме Юлиана с горящими ушами, которого зазря отчитали как мальчишку, заработали с двойным усердием, чтобы не стать следующей жертвой плохого настроения.
Чуть позже, уже перед закатом, хозяин дома обратился к склоненному над тканями веномансеру, демонстративно проходящему одни и те же места в пятый раз.
– На ночь останешься здесь, но можешь воспользоваться библиотекой. – Илла отложил книгу со стихами, а другой раб тут же подхватил ее с дивана и отнес в библиотеку. – А ты, Габелий, заночуешь в Мастеровом районе.
– Спасибо, достопочтенный, – радостно склонил голову маг.
Передав наряд камердинеру, Юлиан скрылся в соседней проходной комнате – коридоре, ведущем в библиотеку, – и приземлился в кресло. Отрешенным взглядом он бродил по Илле Ралмантону, которого, как хрустальную вазу, нежно и бережно упаковывали в парадный костюм. В конце концов чахлая плоть укрылась под несколькими слоями тканей, и камердинер обрызгал их цитрусовыми духами.
– Вы замечательно выглядите, хозяин, – пролепетал один из рабов.
– Твоя лесть не к месту, – холодно оборвал Илла.
Он взялся было за любимую трость, украшенную рубинами, когда дверь в особняк отворилась. До всех донеслись легкие, но торопливые шажочки.
Суккуб влетела в полумрак гостиной, как сияющая звезда, что в миг падения вспыхивает на ночном небосводе, и озарила ее ярчайшим светом. Золото было на ней везде: на витых рогах блестели кольца, в волосах позвякивали нити, на смуглом лице краской от нижней полной губы до подбородка, как у веномансеров, была проведена золотая линия, в пышных одеждах сверкала атласная желтая вышивка, а при каждом шаге на руках и ногах бряцали цепочки. Широкий золотой ремень из ткани, украшенный рубинами, крепко обнимал ее талию и вился лентами между грудей, заканчиваясь на шее тугим шарфом, отороченным мехом чертят-альбиносов.
Обворожительная, как сама Зейлоара, Сапфо с кошачьей грацией подбежала к Илле, ступая обутыми в сандалии ножками с коротенькой темной шерсткой, которая начиналась от бедра.
– Мой властитель! – страстно произнесла она. – Доброго вам вечера и…
– Я же тебе сказал, Сапфо, что ты не пойдешь во дворец, – оборвал ее Илла, едва наклонившись, чтобы раб обвил лентами его горло.
– Может, вы все-таки измените свое решение? – нарочито весело защебетала суккуб. – А вы знаете, что почтенный гор’Кувер тоже возьмет с собой Миларийю? И даже почтен…
– Сапфо, я не собираюсь покрывать свое имя пятнами несмываемого позора, являясь во дворец со шлюхой. Пусть и дорогой, но шлюхой, – Илла поморщился. – Знай свое место, женщина! Или твое место займет другая подстилка!
После этого, обойдя застывшую демоницу, он в окружении телохранителей покинул особняк. Глухой стук трости истончился, пока наконец совсем не исчез. Лишь тогда Сапфо очнулась от забытья, в которое впала, и испуганно осмотрелась в полупустом доме, увидев кряхтящего на пороге толстого Габелия. Тот спешил в Мастеровой район, к семье.
– Почтенная, пойдемте, мы проводим вас домой, – подал голос один из ее вечных охранников.
– Нет! – прошипела Сапфо, а затем добавила уже тише, пытаясь взять себя в руки, которые предательски задрожали: – Нет… Вина. Дайте вина!
Юлиан уже поднимался по лестнице гостиной, к своей спальне, когда услышал всхлипы одинокой Сапфо. Та сидела на диване и сдавленно рыдала, впиваясь зубами в ладонь от бессильной злобы.
– Место… Знать место… Место… – доносилось снизу. Без устали она шептала, смешивая со слезами, фразу «знать место». И звучала она из ее уст, как молитва и проклятие одновременно. Конечно, Юлиан ощущал некоторую долю сочувствия к ней, но понимал, что Сапфо – такая же пленница, как и вся прислуга, которая за те блага, что давал им хозяин, обязана была терпеть его дурной нрав. Но, похоже, в своих мечтах суккуб мыслила иначе, считая себя скорее добровольной узницей, нежели рабыней положения. Что ж, думал Юлиан, женщинам свойственно помещать себя в условия зависимости от мужчины, чтобы потом делать из этого трагедию. Ему отчего-то вспомнилась милая Фийя.
* * *
Ближе к полуночи Юлиан выглянул из окна спальни, которую делил с Габелием и Дигоро, и, к своему неудовольствию, отметил, что к привычной охране дома присоединилась и стража Сапфо. Двенадцать вампиров расхаживали вокруг особняка Иллы. По мостовой топтались королевские гвардейцы и охранные маги. Кажется, сегодня сбежать не получится.
А где-то вдалеке сверкал золотыми огнями дворец. Там вывесили из всех окон сильфовские светильники, украсили три башни красно-золотыми лентами, и он теперь напоминал волшебное дерево.
Чуть погодя, когда полная луна взошла над дворцом, в небе полыхнуло радужным огнем. Город неистово завопил и всколыхнулся, как огромный муравейник. С шипением в небо взлетели выпущенные иллюзионистами потешные огни. Ч-ч-чух! Над домами в Золотом городе запорхали огромные бабочки, заизвивались шипящие змеи, распахнули огненные крылья фениксы. Ш-ш-ш-ш! Над Элегиаром расстелился ковер из цветов, которые медленно раскрылись с дрожащим звуком. Дз-з-з! Юлиан охнул – в цветах прятались сильфы, магические сгустки энергии с частицей души. В трепетном полете, покинув лоно бутона, они выросли и под дуновением серебристого ветра рассеялись белоснежной пыльцой. Пыльца эта, как россыпь звезд на ночном небосводе, кружа, осела на мощеные дорожки Элегиара. И потухла… Иллюзия пропала…
Завороженно вздохнув, Юлиан еще немного понаблюдал за ночным небом, а затем покинул спальню, спустился по мраморной лестнице и попал в гостиную. Там его обволок душный запах алкоголя, который колыхался завесой. Из-за спинки дивана выглядывала кисточка хвоста Сапфо, донельзя растрепанная. Во тьме веномансер увидел пустую бутылку «Белой Девы» из Аль’Маринна – самого дорогого сорта вина на Юге, – и, покачав в неодобрении головой, прошел к библиотеке.
Сапфо услышала мягкие шаги и вырвала себя из полузабытья, поднялась на диване, тихонько звякнув украшениями. Ее глаза уставились во мрак ночи, окутавший особняк, и она шепотом произнесла:
– Кто это?
– Юлиан, веномансер. Извините, что побеспокоил.
Своим острым зрением он разглядывал помятый вид суккуба, ее выбившиеся из косы пряди и смуглое страстное лицо, подернутое печатью страдания, разглядывал ее размазанную под губой золотую краску и сами губы, полные, мягкие и слегка приоткрытые. Сама суккуб же слепо смотрела в непроглядную для нее тьму, пока не услышала удаляющиеся в сторону библиотеки шаги. Тогда со вздохом она вновь опустилась на диван, поджала колени к подбородку и пропала в мрачных раздумьях.
* * *
Библиотека была угловой комнатой, выходящей окнами на апельсиновый сад. Высокие темные шкафы стояли двумя рядами, а у стены расположились алые диваны. Порой в этой библиотеке Юлиану вспоминался кабинет графа Тастемара: все та же мрачная торжественная обстановка, приглушенный свет из-за задернутых темных гардин и строгая мебель. Но кабинет в Брасо-Дэнто всегда был живым, шумел распахнутыми журналами, шептал ветром сквозь открытые окна, был центром жизни в замке и служил местом переговоров и споров. А вот библиотека Иллы Ралмантона, в противовес, была пустынна
