Сергей Вольнов - Сотовая бесконечность
Взорам путников явился просторный полутёмный, задымленный зал, уставленный длинными некрашеными столами и скамьями. В нём, освещенном лишь десятком слабеньких ламп и большим камином, висели кухонный чад, табачный дым и низкий гул голосов, иногда прерываемый отдельными выкриками и пьяной руганью. Углы зала тонули во мраке.
Возле камина пристроился на табурете пьяный потрёпанный менестрель, терзавший струны расстроенной лютни и горланящий какую-то балладу. Правда, его никто не слушал. Или из-за того, что звуки, которые они с инструментом издавали, тонули в монотонном гуле голосов, или потому, что у всех мужчин, собравшихся здесь, имелись дела поинтереснее.
Остановившись в дверях, староста Фриленда отыскал взглядом свободное место за одним из столов и повлёк внука туда. Сидевшие за столом помятые мужики не имели ничего против того, чтобы дед с внуком заняли свободные места.
Мужики эти оказались гуртовщиками, пригнавшими в город хозяйский скот на продажу и с пьяных глаз забредшие в это заведение, о чём тут же старосте и сообщили. Они даже не подозревали, в насколько специфическом месте очутились, а где пропивать излишек, вырученный за скот, им было совершенно безразлично. Но, поскольку дед пить с ними не захотел, тут же потеряли к новым соседям всякий интерес.
Староста Фриленда заказал подбежавшей к столу толстой неопрятной девке-подавальщице поесть и сунул медную монету. Та быстро вернулась, с неожиданной для её комплекции ловкостью уворачиваясь от многочисленных рук, пытавшихся её ущипнуть, и брякнула на стол две дымящиеся миски с мясной похлёбкой и кружку тёмного эля.
– Ешь! – приказал дед, и Пьетро, изрядно проголодавшийся, жадно набросился на еду.
Дед не ел. Изредка прихлёбывая из кружки, он внимательно изучал собравшуюся в таверне публику.
Собрание взгляду предстало более чем разношерстное.
Молодые и старые, украшенные шрамами и лишённые таковых, весёлые и хмурые… Разные! На любой, как говорится, вкус и цвет.
Всех этих людей объединяло одно – они зарабатывали на жизнь, убивая себе подобных.
Именно среди них предстояло выбрать тех, кто должен был спасти их селение от неуёмной жадности барона фон Хорстмана.
Положа руку на сердце, все они казались Пьетро одинаковыми. И все одинаково отвратительными.
Разновозрастные пьяные мужчины, громко говорящие друг с другом. Кичащиеся своими подвигами, частенько мнимыми.
За некоторыми столами возникали и тут же затухали споры. Иногда достаточно мирно. Когда и с зуботычинами…
– Не то, не то, не то… – вполголоса бормотал старейшина, внимательно изучая лица людей, набившихся в просторный зал таверны. – Всё не то!
– Деда!..
Пьетро несмело потеребил рукав старейшины. Он растерялся в этом странном месте и сильно оробел.
– Чего тебе? – раздражённо бросил дед, нехотя отвлекаясь от созерцания пёстрой толпы, собравшейся под кровом таверны.
– Дед! Как ты собираешься найти…
– Молчи! – потребовал дед и, закрыв глаза, запрокинул голову к закопчённому потолку таверны. – Сейчас я найду… И челюсть подбери, – тихонько посоветовал он.
Внук послушно закрыл непроизвольно распахнувшийся рот.
– Ешь давай!
Минуты три старик молчал, глядя в закопченный потолок невидящим взглядом. Потом, когда Пьетро доел похлёбку, пододвинул ему свою порцию и решительно поднялся.
– Ешь, я сейчас.
Пьетро послушно принялся за его порцию, а дед тем временем пробрался между столами к стойке, расположенной в другом конце зала, и завязал разговор с толстым красномордым трактирщиком.
Мальчик, наворачивая жирное переперченное варево, продолжал внимательно следить за дедом.
Сначала выражение лица трактирщика было презрительно-незаинтересованным. Потом староста извлёк из-под пыльного серого плаща что-то, вызвавшее, если судить по мгновенно изменившемуся взгляду, живейший интерес человека за стойкой. Что именно это было, Пьетро не смог рассмотреть, однако рука трактирщика, соприкоснувшись с рукой старика, спряталась под стойкой, а лицо обрело доброжелательное выражение.
Губы толстяка быстро-быстро зашевелились. Он принялся указывать собеседнику на разные столы, сопровождая каждое указание шевелением губ.
Когда он закончил, староста кивнул ему и направился в обратный путь.
Пьетро, уже доевший вторую миску похлёбки, смотрел на стойку и заметил то, чего дед видеть не мог.
Трактирщик взмахом руки подозвал к себе прыщавого мальчика-служку и что-то шепнул тому на ухо. Выслушав хозяина, подросток кивнул и, подбежав к одному из столов, склонился к уху бородатого крикуна с косой чёрной повязкой на правом глазу, метавшего кости в шумной компании из дюжины угрюмых здоровяков.
Внимательно его выслушав, одноглазый кивнул, в его руке на миг сверкнула мелкая монетка, и служка поспешил к хозяину.
– Пойдём, Пьетро! – дед уже стоял у стола.
– Деда! Вон тот человек…
– Потом, Пьетро, потом! – отрезал дед и мальчик, отставив пустую миску, последовал за ним.
Пробравшись меж столами, они остановились у одного из них.
Компания, собравшаяся за этим столом, на взгляд мальчика, ничем не отличалась от всех остальных. Полторы дюжины разномастных мужчин при оружии пили эль, пытаясь перекричать друг друга и окружающих.
– Извините, господин! – Староста Фриленда осторожно тронул за рукав здоровенного мужика с растрёпанной, неопрятной рыжей бородой, сидящего с краю. – Вы не могли бы меня выслушать…
– Пшёл вон, нищий!!! – проревел рыжебородый с такой силой, словно хотел расколоть небо.
Но небо он не расколол. Более того. На рёв не обратили внимания не только хозяин трактира или посетители, но даже его соседи по столу.
– Проси подаяния в другом месте!
Выкрикнув это, рыжебородый потерял всякий интерес к просителям и отвернулся.
– Извините меня, господа воины! – неожиданно густым басом обратился к ним старейшина.
Воины, однако, увлечённые своим разговором, не обратили на него никакого внимания.
Старейшина Фриленда, порывшись под плащом, бросил в ближайшую пустую миску большую серебряную монету. И, хотя её звон почти потонул в общем гуле, сидящие за столом, мигом оборвав беседу, уставились на деда.
– Говори! – тяжело, словно тащил внушительную вязанку дров, процедил здоровенный бугай, сидевший во главе стола.
– Господа воины! Мне посоветовал обратиться к вам почтенный Давен, хозяин этого заведения, отрекомендовав вас как серьёзных, достойных доверия людей…
– По делу говори, старик! – рявкнул бугай. Рыжебородый залапил монету, брошенную старейшиной в миску. Из его рук она, по цепочке, быстро перешла в руку предводителя. Попробовав её на зуб, тот удовлетворённо хмыкнул и сунул за пояс. – Ну?
– Есть дело для ваших мечей, господа наёмники! – веско обронил старейшина. Вот теперь он был похож на того властного старика, который возглавлял Совет Фриленда.
– Подробности? – криво ухмыльнулся бугай. Остальные наёмники изучающе уставились на старика и его внука.
Пока старейшина в общих чертах излагал суть своей просьбы, маленький Пьетро ёжился под их пристальными взглядами. Ему не нравилось, как они смотрели.
Когда дед закончил, наёмники дружно перевели взгляды на своего призадумавшегося вожака.
– Что ж… – как бы нехотя, лениво процедил тот. – Что скажете, мальчики?
Такое обращение удивило неискушённого Пьетро, который из всех собравшихся мальчиком признавал только себя одного.
Однако, словно только и дожидались этого слова, «мальчики» наперебой, перебивая друг друга, принялись излагать свои мысли.
Насколько маленький фрилендер смог понять, большая половина присутствовавших за столом склонялась к тому, что дело не стоит той суммы, которую старейшина предлагал.
– Ладно, старик! – перекрыл поднявшийся было гвалт бас главаря ватаги. – Если ты удвоишь ставку и добавишь к ней благосклонность ваших баб, мы, так и быть, согласимся…
Староста не успел ответить.
На его плечо, сзади, легла тяжёлая и твёрдая ладонь, разворачивая назад.
– Ты, кажется, упоминал замок Фиора, старик?
Перед ними стоял крепкий молодой мужчина с приятным, даже, наверное, красивым лицом, которое немного портило суровое и угрюмое, немного злобное выражение, застывшее на нём.
Среднего роста. Длинные светлые волосы, перетянутые на затылке кожаным шнурком. Такие же светлые усы и клочок волос на подбородке.
Одет небогато, но добротно. Держит себя более чем уверенно. Хотя оружия не видно.
Но пуще всего пугали серые глаза. Холодные как лёд!
Этот взгляд, не суливший ничего хорошего, испугал маленького Пьетро до мурашек по коже. Он непроизвольно съёжился, сжимая мозолистую руку деда. И самым большим его желанием в данный момент было оказаться как можно дальше от этих глаз цвета стали или предгрозового неба…
