Сергей Вольнов - Сотовая бесконечность
А потом он уснул, так и не донеся до рта очередную рюмку во славу «чего-то-там»…
О, конечно же, война попутно решает множество социальных вопросов!
Она – идеальное средство против морщин. Сколько молодых людей погибает, так и не дожив до старения кожи. Постоянное уменьшение количества живущих предотвращает перенаселение. Стоит количеству и «качеству» войн пойти на убыль, тотчас скачкообразно увеличивается количество живых. Болезни и природные катаклизмы не справляются с демографическим взрывом настолько же успешно, как мировая война…
И что самое ужасное – необходимости воевать НЕТ АЛЬТЕРНАТИВЫ.
Земля, населённая потомками нарушителей Второго кшарха, казалась средоточием войны, её разумные обитатели – приговорёнными к войне… но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что и другие планеты «восьмёрки» ничем не лучше.
Точно так же ВЕЗДЕ ВОЮЮТ.
Даже Локос уже не отличается от прочих миров, высшими силами некогда связанных в единую космическую «соту». Локосиане воюют вовсю, с энтузиазмом, будто и не было поколений и поколений предков, обходившихся без войн на протяжении…
Стоп! По беспристрастному счёту, никогда на «мирном» Локосе война не прекращалась.
Чем же, как не войной необъявленной, ведущейся постоянно, было отсеивание ГРЕШНИКОВ и высылка их на планеты-отстойники?
Вот и получили. На свою голову РУХНУВШЕЕ НЕБО.
Не рой другому яму, сам в неё…
Какие всё-таки у землян ёмкие, исчерпывающие пословицы!
А принц уже знает, что давным-давно отлучён от Земли. Причём сам разобрался, маршал не подсказывал. Всё-таки в элитной Академии хорошо поставлен процесс теоретического обучения. И земная военная история – далеко не последний предмет в учебной программе!
Мощные крепостные стены, сложенные из грубо обработанных серых глыб, давили на Пьетро. С каждым шагом стены нарастали, вынуждая мальчика поневоле съёживаться и втягивать голову в худые костлявые плечики. Всю свою короткую девятилетнюю жизнь он прожил в родном селении, никогда не уходя дальше семидесяти лиг от дома. Но большая мозолистая рука деда, сжимавшая его маленькую хрупкую кисть, придавала ему уверенности.
Дед шёл размеренным шагом, постукивая концом сучковатого посоха тёмного дерева о твердокаменную землю Королевской дороги. В селении говорили, что этот посох переходит от старосты к старосте с тех самых пор, как король Форт двести с лишним лет назад даровал селению его привилегии, которыми жители очень гордились.
Они ступили на подъёмный мост. Очередь двигалась очень медленно. Стражники внимательно изучали груз каждой повозки и обыскивали каждого путника на предмет обнаружения возможного скрытого оружия. В Готтаннайбе с этим было строго! Оружие могли носить только дворяне, гербовые воины, стража и наёмники. Остальные – хорошо, если отделывались тюрьмой! Так рассказал Пьетро дед. А дед, топтавший землю вот уже девяносто второй год, знал, что говорил.
Наконец дошла очередь и до них.
– Цель прибытия в Готтаннайб? – поинтересовался сонный седоусый стражник с капральским знаком на плече, облачённый в хауберг и рокантон. В руках он сжимал давно не чищенную алебарду, на поясе висел короткий широкий меч, лишённый каких бы то ни было украшений. – Торговать собираетесь?
– Нет, господин! – Дед низко поклонился. Лицо его при этом имело самое подобострастное выражение, а в голосе сквозили просительные, чуть ли не заискивающие нотки. – Мы с мальчиком – нищие странники! Наш путь лежит на север. Хотим вот провести день в славном городе Готтаннайбе, может быть, собрать подаяние, которое, даст Бог, обеспечит наши скромные нужды в дальнейшем пути…
Услышав речь деда, Пьетрос, в нарушение всех наставлений, тщательно втолковываемых ему в пути, чуть было не возмутился. Они же фрилендеры! Их привилегии дарованы их селению самим Фортом Великим!
Но дед, видимо почувствовав состояние мальчика, так сильно сжал его руку, что Пьетрос невольно вскрикнул.
– Что это с твоим спутником, нищий?
Сонный взгляд стражника обрёл некоторую заинтересованность.
– Ничего, господин!
Дед, никогда даже не повышавший на внука голоса, неожиданно отвесил ему такой подзатыльник, что у того даже зубы клацнули.
– Он скорбен на голову! – с низким поклоном пояснил дед слабым, дрожащим голосочком. – Вот мы и идём к Маасовским святыням в надежде на то, что всемилостивейший Создатель просветлит его разум! Он – всё, что осталось от моего единственного сына, храбро отдавшего свою жизнь во время Вшивой войны против нечестивых Кабанов! Этот мальчик – моя единственная отрада и надежда на старости лет… – продолжал лебезить дед.
– Ладно, старый!
На лицо стражника вернулось прежнее, сонное выражение.
– Проходи! Я даже не возьму с тебя пошлины! Сам сражался под Хуско… Тони!
Стражник обернулся к парочке своих подчинённых, стоящих непосредственно в арке надвратной башни.
– Пропусти этих двоих! Я их уже проверил!
Дед поясно поклонился, лёгким шлепком заставив поклониться и внука.
– Благодарю вас, господин стражник!
– Давай-давай, дед, проходи… – на лице седоусого капрала отразилось брезгливо-скучающее выражение. После этого он явно потерял к путникам всякий интерес, а дед, опять схватив Пьетро за руку, властно потащил его вперёд.
Стражники невозбранно пропустили мнимых нищих в город.
– Деда, дед!
Пьетро начал теребить свободной рукой его рукав, едва они миновали городские стены и смешались с кишащей на узких городских улочках людской толпой.
– Сколько раз я говорил тебе, – старейшина был явно недоволен внуком, – мы не должны привлекать к себе лишнего внимания! Мы должны быть незаметными! У нас тайная миссия! Чем, интересно, ты всё это время слушал?!
– Я…
– Тебе входило в одно ухо и тут же выходило из другого, – раздражённо проворчал дед. – Теперь постарайся вспомнить всё, чему я тебя учил! Наша миссия слишком важна для всего Фриленда, чтобы провалиться из-за капризов девятилетнего сосунка, возомнившего о себе, что если его предков обласкал сам Форт Великий, то ему уже должен поклониться каждый встречный.
Дед резко развернул его и, несильно приложив спиной о стену ближайшего дома, прошипел прямо в лицо:
– Запомни, юный плутишка! Это дома ты внук старейшины! Здесь ты – НИКТО! Здесь никого не интересуют наши права! Это – совершенно ДРУГОЙ МИР! Поэтому, будь добр, делай то, что я тебе велю!
Старейшина развернулся и, стиснув руку внука в своей, потащил его по одной из улиц.
Через некоторое время, поблудив по лабиринту ничем, на неискушённый взгляд юного фрилендера, не отличающихся друг от дружки кривых узких улиц, они остановились перед большим красивым домом с большой вывеской над входом, изображающей меч, кружку и дымящуюся миску.
– Это таверна «Приют»! – веско сообщил дед. – Здесь собираются наёмники, свободные от контрактов. Прежде чем мы войдём, ты должен запомнить две вещи. Первое. Что бы я ни сказал и ни сделал, ты – молчишь!
Дед устало прикрыл глаза и беззвучно прошелестел что-то губами.
– Второе. Если что-то пойдёт неправильно… Что бы ни случилось со мной… Убегай, и постарайся добраться до Фриленда.
– Но, дед…
– Молчи! – властно оборвал его старейшина. – Ты ещё слишком молод, чтобы осознать.
Таким голосом дед говорил только на собраниях! Да и то, лишь в тех случаях, когда кто-то из фрилендеров болтал что-нибудь уж совсем глупое, несусветное. Поэтому Пьетро оставил всякие попытки протестовать.
– Ты понял, о чём я тебя прошу?
Внимательный взгляд деда высверливал, казалось, самую душу мальчика.
– Ты понял, о чём я тебя прошу? – ещё более требовательно повторил дед. – Помни! От успеха нашей попытки зависит жизнь всей общины. Понимаешь?..
– Да, дедушка… – обречённо просопел Пьетро. – Я всё понимаю! Я буду делать так, как ты сказал.
– Вот и хорошо. – Дед скупо улыбнулся. – А теперь пойдём!
Обернувшись, он открыл окованную железными полосами массивную дверь из морёного бука.
Дед и внук вступили под сень таверны, где все свободные от контрактов наёмники пытались этими самыми контрактами обзавестись. Негласно, конечно. Те из безработных наёмников, у кого ещё оставались наличные деньги, коротали время за выпивкой и игрой в кости в ожидании выгодных предложений по применению их навыков и их оружия.
Взорам путников явился просторный полутёмный, задымленный зал, уставленный длинными некрашеными столами и скамьями. В нём, освещенном лишь десятком слабеньких ламп и большим камином, висели кухонный чад, табачный дым и низкий гул голосов, иногда прерываемый отдельными выкриками и пьяной руганью. Углы зала тонули во мраке.
Возле камина пристроился на табурете пьяный потрёпанный менестрель, терзавший струны расстроенной лютни и горланящий какую-то балладу. Правда, его никто не слушал. Или из-за того, что звуки, которые они с инструментом издавали, тонули в монотонном гуле голосов, или потому, что у всех мужчин, собравшихся здесь, имелись дела поинтереснее.
