Отблески солнца на остром клинке - Анастасия Орлова
«Бир хотя бы вздохами порицал, да так, что смешно становилось. И легче».
Кавьялы с охоты вернулись уж давно и теперь дремали под навесом за ночевьем. Только Тшера с Вердом собрались сесть в сёдла, как из-за угла вышли три тени, следом — ещё две. Подошли ближе, и в первом Тшера узнала Нильдера — жениха. За ним стояли четверо его дружек и смотрели как-то недобро, похабно.
— Куда собралась по темну, кириа? — спросил Нильдер сиплым со сна голосом. — Дождись уж рассвета, к чему спешить?
Язык его слегка заплетался — перепившие с непривычки парни ещё не протрезвели.
«Но обиду вчерашнюю выпестовать успели и нашли, на ком злобу выместить».
Тшера шагнула вперёд и в сторону — подальше от Ржави, чтобы той, в случае чего, нечаянно не попало; взглядом отыскала на поясе каждого парня по кинжалу, отметив, как напряжены их запястья — в любой момент готовы выхватить из ножен.
«Вот полоумки, нашли, чем мужикастость свою друг перед дружкой упрочивать!»
Жених кривовато усмехнулся и, кажется, икнул, но бравады не растерял.
— Ты наёмника безродного, затрёпанного всю ночь ублажала, а нас, киров, решила вниманием обойти? Негоже.
«Не завирайся, какие из вас киры! Так — авабисы. Но ладно…»
— Рано ты свой ремень расстёгивать собрался, кир, брачная ночь у тебя не сегодня, да и не со мной. Вы же понимаете, что будете шалить — я вас всех на одном вдохе перережу, и останется твоя невеста в девках? — спокойно спросила Тшера, но жених воспринял это как очередное покушение на собственную мужественность — женщина, мол, вас пятерых не вспотев перебьёт — и его скулы пошли белыми пятнами.
— Подержите-ка её, други! — процедил он и двинулся вперёд, но тут же отлетел на несколько шагов — Верд смёл его кулаком в челюсть, да так, что тот обеспамятел.
— Меня тоже подержать придётся, — ровно сказал Верд, окинув пугающе решительным взглядом оставшихся дружек, с которых в один момент слетел и ночной хмель, и дерзкая отвага.
«А ведь он даже глефу из-за плеча не достал».
— Не там вы, парни, удалью своей пьяной помериться решили. Да не в том. Сами к костру вернётесь или проводить? — спросила Тшера, многозначительно положив ладонь на рукоять Йамарана.
Повторять не пришлось. Провожать — тоже. Плюнув ей под ноги — с тобой, мол, простыни мять — себя не уважать, хмельная компания пошла обратно, пытаясь сохранить остатки достоинства. А Тшера с Вердом сели в сёдла и подстегнули кавьялов.
Когда становище скрылось из виду, она бросила на Верда быстрый взгляд, пытаясь понять, сожалеет ли он о том, что врезал помутившемуся умом юнцу. Не поняла.
— Они бы ничего мне не сделали. Даже если бы всерьёз надумали — не справились бы. Ты мог и не вмешиваться.
— Не мог.
«Раз уж эти окосевшие слышали нас ночью, то Верд — и тем более. Иди спать, я сегодня первая посижу… И вмешался не потому, что они навредить могли. И ударил ведь сильней, чем парню требовалось, не потому, что не рассчитал…»
На сердце стало гадко, и стыдно было поднять взгляд на Верда.
«Как будто чужое взяла, и уж назад не вернуть».
— Тинари, — сказал Верд, когда по горизонту разлилось малиновое молоко, и из него хитрым лисим глазом показался краешек рыжего солнца. — Она вы́ходила меня после харратского плена. А спустя год попросила уйти. Сказала, что у меня иной путь и с её дорогой он пересёкся лишь на краткий миг.
— И ты не спорил?
— Спорил. Да толку? К тому же, она оказалась права.
— Это значит, что ты её уже разлюбил?
— Это значит, что не всегда последнее слово за любовью.
Тшера долго молчала, вслушиваясь в ноющую боль за рёбрами.
«Не всегда последнее слово за любовью. Не всегда… Не всегда она вовремя, не всегда уместна, не всегда ведёт по нужному пути. Не всегда можно довериться ей и даже не всегда — узнать, пока есть ещё возможность выбирать. Но, повторись всё заново, сделала бы я иной выбор? Зная, как больно терять, решилась бы посметь не отпустить? Или поверить — всё равно страшнее? К Неименуемому всё, уже нет выбора, и время вспять не воротишь, сожалеть — бессмысленно. Но как заглушить эту боль?»
— Как избавиться от изматывающей, несбывшейся, уже никому не нужной любви, Верд?
«Хотя любовь ли это?»
Тот покачал головой и молчал так долго, что Тшера уж перестала ждать ответа.
— Наверное, она уйдёт, только уступив место новой любви, — наконец сказал он. — И новая может оказаться ещё невозможней, — добавил едва слышно.
20. Привкус боли
В Исхат добрались уже к ночи, и то только потому, что гнали кавьялов на пределе сил и не делали лишних остановок — вновь ночевать посреди степи не хотелось. Исхат встретил их множеством огней: небольшие масляные светильники украшали каждый дом главных улиц, горели в окнах трактиров и лавок, принимающих гостей и днём и ночью. У фонтана на главной площади играли музыканты и танцевали молодые горожане, а те, что постарше, попивали вино, сидя на фонтанном бортике и хлопая в ладоши после каждой сыгранной песни. Речь исхатцев струилась переливчато, обволакивала мягкими грудными интонациями, в которых, даже не видя лица говорящего, непременно распознаешь улыбку.
Здесь, как и в Хаттасаре, любили поторговаться, но делали это не с тем яростным напором, что хаттасарцы: исхатцы покупателей умасливали, расписывая достоинства и товара, и больше даже самого покупателя, ведь такому благолепному киру никак нельзя без этого во всех отношениях славного товара. Казалось, некоторые покупатели готовы были платить за товар двойную цену только чтобы услышать изысканную похвалу собственных достоинств (зачастую — вымышленных), и купцы этим пользовались.
— Ах, что за кавьял у тебя, кириа, клыки — острей восточного кинжала, белей снега на горных вершинах; шея, что у горделивого лебедя! Сразу видно, такого оседлать да уздой сдерживать под силу лишь великолепнейшей из всадниц Харамсина, чей взгляд острей его клыков, а стан — изящней изгиба его шеи! — рассыпался встречающий гостей трактира южанин в длинном расшитом кафтане.
Тшера возвела глаза к небу и вздохнула, однако любезную улыбку в ответ всё же вымучила, отдавая ему вожжи.
«Сколько патоки в уши залил, и ведь даже не посмотрел, что я Вассал».
Трактир вовсе не походил на привычные места, куда в иных городах приходят недорого поесть и выпить, узнать последние сплетни, а иногда и подраться. На маленьких круглых столиках уютно мерцали тёпло-жёлтым светильники, вместо лавок стояли табуреты, вместо бранных слов
