Евгений Шкиль - Стражи Красного Ренессанса
Некоторые имамы продолжают считать торговлю людьми постыдным явлением. Они утверждают, что правоверные и кяфиры суть дети Аллаха и должны иметь равные права. Мы же ответим этим заблуждающимся словами Тамима аль — Дари: "Я слышал от Посланника Аллаха, да благословит его Аллах и приветствует, такую речь: "Ислам обязательно будет везде, где наступает день и ночь, и Аллах не оставит ни одного дома или жилища без того, чтобы в них не вошла эта религия, и некоторые люди будут возвышены по причине принятия веры, а другие будут унижены за отказ принять ее, и они будут управляться мусульманами, и честь будет дана исламу Аллахом, и Он унизит неверие".
— Нет! — у Ионова наконец‑то прорезался голос.
В тот же миг ужасное видение исчезло. Петр Георгиевич все также сидел в темноте напротив выключенного ультранета. Тяжело дыша, он поднялся с кресла и поплелся на кухню. Очень хотелось пить.
Но вместо того, чтобы поставить чайник, он подошел к окну. Посмотрел вверх. Черное небо взирало на него тысячами желтых мерцающих глаз. Многие из звезд ведь давным — давно погибли, сгинули в вечной ледяной тьме, но мы принимаем их за живых. Вселенная — величайшая из обманок.
"Иллюзорум, — подумал Петр Георгиевич, — весь мир один большой иллюзорум".
Потом страж посмотрел вниз. На скамейке за столиком в центре детской площадки сидел мужчина. Тот самый сектант — бесцерковник. Он рассматривал книги. Вдруг анэкклисиат поднял голову, обжег Ионова острым взглядом и выдавил из себя улыбку. Петр Георгиевич невольно отшатнулся. На кухне было темно, и бесцерковник просто физически не мог его видеть, однако заглянул прямо в глаза отвергшему его проповедь. Что это? Случайность?
Тревожные размышления стража прервал резкий голос киберкона: "Внимание! Звонок по закрытому каналу! Внимание! Звонок по закрытому каналу!"
— Да что за день сегодня такой, — пробормотал Ионов.
Немного помешкав, он приказал киберкону включить слабый свет и перевести вызов на кухонный ультранет. Зеркало, встроенное в стенку над посудомоечной машиной подернулось синеватой рябью и в нем появился Приморский. На первый взгляд выглядел он как обычно: холеный, самоуверенный, немного надменный. Однако Ионов заметил синеющие одутловатости под глазами Верховного мага, что говорило как минимум о сутках, проведенных без сна.
— Приветствую тебя, товарищ вермаг, — сказал куратор.
— И тебе доброй ночи, Петр Георгиевич, не спишь?
— Да, Андрей Иванович, не спится что‑то, — устало произнес Ионов.
— Я так и думал, — сощурившись, Приморский внимательно посмотрел на собеседника, — сдается мне, терзаешь ты себя почем зря, Петр Георгиевич. Я вот тут на днях собираюсь в Москву на пару — тройку месяцев перекочевать. Сам знаешь у нас, Верховных, нет постоянной резиденции, быть неприкаянными скитальцами на Родной земле наш добровольный крест, так сказать. Ведь у каждого есть свой крест, так ведь, Петр Георгиевич?
Ионов почувствовал дискомфорт внутри, будто проглотил что‑то горькое и колючее:
— Да, товарищ вермаг, к сожалению, это так.
— Так‑то оно так, но, главное не взваливать на себя того, что не приносит пользы обществу и тебе самому, — взгляд Приморского чуть смягчился, — так вот, я скоро в Москву перееду, и, может, мы с тобой встретимся в "Основе". Тряхнем стариной, так сказать, сыграем в Новосибирского двуджокерного, пропустим по рюмочке, вспомним былое. Как ты к этому относишься?
— Я подумаю, Андрей Иванович.
— Хорошо, — Приморский улыбнулся, что бывало крайне редко, — однако я ведь звоню тебе не для того, чтобы известить о своем прибытии. Хочу тебя порадовать и огорчить одновременно. Я, конечно, мог бы тебя и не информировать, ты у нас почти пенсионер, почетный, между прочим, пенсионер…
Ионов внутренне напрягся. Скорее по привычке, нежели от ожидания услышать что‑то неприятное.
— Но сначала хочу поздравить тебя с успешным завершением Кашинских чтений, ты молодец, выдержал… — Верховный маг потупился, превратившись на мгновение в уставшего тысячелетнего старика, а затем взгляд его вновь приобрел остроту и силу.
— Я весь внимание, товарищ вермаг, — сказал Ионов, которому вдруг стало непереносимо ждать.
Наступила томительная пауза. Приморский сверлил глазами куратора, будто жаждал ухватить что‑то внутри подчиненного — ухватить и вытащить наружу, чтобы раздавить, растоптать, уничтожить. Сделать больно, но скорее не из злого умысла, а как хирург, режущий живую плоть во имя спасения пациента.
— Во — первых, мы взяли крота, осведомителя, — наконец, произнес Верховный маг, — Им оказался один из заместителей подполковника Леонова из легиона "Гиперборея" на Аляске. Он‑то наших ребят и слил Корпорации. А, во — вторых, нашлось твое звено, Петр Георгиевич, правда, не в полном составе. Информация поступила из Конфедеративных Штатов Америки. Летят два наших хлопчика самолетом из Каролины в Париж. Скоро приземлятся в аэропорту де Голля. Летят под чужими именами. Судя по всему это Гордеев и Верзер.
— А что с остальными?
— Не знаю… — Приморский пожал плечами, — никто не знает. Планкин, как тебе известно, погиб на Аляске. Остальные, возможно, тоже… но в любом случае будем выяснять, если, конечно, оставшиеся доберутся до Родины.
— Есть сомнения?
Ионов неожиданно почувствовал острую зависть к Алексею Планкину. Он погиб и ему не придется встречать старость в сомнениях и самоистязаниях. Поддавшись порыву, куратор искренне пожелал смерти всему звену Роберта Гордеева, однако пару секунд спустя, опомнившись, устыдился.
— Да… — медленно произнес Приморский, — два часа назад мы срочно эвакуировали посольство, наши связи с местными информаторами временно прерваны. В эти секунды, вот прямо сейчас, во Франции совершается государственный переворот. Конец Седьмой Республики. Премьер — министр Мухаммад аль — Одахри сверг президента Огюстена Ромуля. На пути исламских фанатиков отныне нет препятствий. Скоро там начнется резня, а потом — гражданская война. А теперь представь, какая лакомая добыча для радикалов граждане КША, ведь наши ребята официально по документам полноправные американцы — конфедераты, а значит — антиисламисты и расисты. Одно радует, теперь конфронтация с Всемирной Энергетической Корпорацией, возможно, пойдет на спад, все‑таки французский президент был их ставленником…
— И что же делать? — Ионов опешил от услышанного.
Несмотря на высокую должность, он давно уже не следил за политическими событиями в мире, и теперь подтвердил для самого себя правильность решения ТУ ВАСП отправить его на пенсию.
— Надеяться и ждать, — сказал Приморский, — ребята у нас не новички, грамотные и умелые, думаю, выкрутятся.
— Но…
— Ладно, — Верховный маг махнул рукой, — ты извини, Петр Георгиевич, мне надо немного отдохнуть. Замотался я совсем. Буду держать в курсе, а пока оставляю тебя, — вермаг усмехнулся, — наедине с собственными фантомами. На страже Конфедерации, брат. До связи.
Экран погас, превратившись в самое обыкновенное зеркало.
— На страже Конфедерации… — вымолвил Ионов, глядя на собственное отражение.
Какое‑то время куратор рассматривал морщины на своем лице, затем, устало вздохнув, подошел к окну. Взглянул вверх — на небесный купол вселенского иллюзорума.
Конечно, давно пора на пенсию. Он ведь в последние дни почти не вспоминал о бывших подчиненных, о звене Гордеева. И даже сейчас, когда, скорее всего, стражи рискуют попасть в лапы безумных религиозных фанатиков, Ионов, слегка взволновавшись, теперь вновь был абсолютно равнодушен к судьбе соратников. Разве что где‑то в глубине души еле теплился остывающий уголек жалости. Словно действительно, все происходящее вокруг — лишь наваждение, игра чужого разума, иллюзорум.
Петр Георгиевич перевел взгляд с неба на землю, на детскую площадку. За столиком с разложенными книгами сидел улыбающийся бесцерковник и самым бессовестным образом пялился на куратора.
— Да что за день сегодня… — пробурчал страж, отпрянув от окна.
Ему вдруг стало любопытно, почему этот проклятый сектант до сих пор не ушел. Ведь он там сидит не просто так. У него явная цель, и эта цель — Ионов.
Две минуты спустя Петр Георгиевич шагал мимо поскрипывающих качелей навстречу анэкклисиату. Когда куратор подошел к бесцерковнику, тот даже не шелохнулся.
— Скажи‑ка, дружище, — спросил куратор, — зачем ты здесь?
— Я? — сектант удивленно поднял брови. — Отдыхаю после трудного дня, брат, любуюсь книгами.
— Не ври мне! — голос Ионова стал угрожающим. — Почему ты до сих пор здесь сидишь?
— Потому что я вижу, что сердце ваше, брат, не спокойно. И долг правоверного христианина — бесцерковника помочь вам.
— И как же ты мне можешь помочь, братец? — усмехнулся куратор.