Евгений Шкиль - Стражи Красного Ренессанса
Она отшвырнула трубку и вновь заплакала, закрыв руками лицо. Ионов поднял мобильник с пола, отключил связь, посмотрел на сотрясающуюся в рыданиях женщину. Пора заканчивать эту обоюдную пытку. Страж достал из кармана маленькую коробочку, извлек из нее миниатюрный шприц с бледно — синей жидкостью, спрятал его в руке.
— Не плачь, Зулихан, — сказал он, — ты веришь в бога?
Женщина ничего не ответила. Она продолжала рыдать.
— Веришь или нет? — переспросил страж.
Зулихан убрала руки от лица. Во взгляде ее читалось безграничное отчаяние. В этот момент, наверное, она думала: "Что же еще тебе, сукин сын, от меня надо. Ведь я сделала все, что ты велел. Зачем лезешь в душу?"
— Так веришь или нет?
— Нет Бога кроме Аллаха и Мухаммад пророк его, — тихо прошептала она.
— Ты очень хорошая, очень красивая, Зулихан. Что там говорится про иную жизнь в хадисах? "Земные женщины в раю настолько прекраснее, насколько внешнее превосходит внутреннее". Ты будешь еще прекраснее и еще лучше…
Ионов метнулся к женщине. Левой рукой зажал ей рот, а правой вогнал шприц в шею. Вскинув руки, выгнувшись и пронзительно замычав, Зулихан дернулась, попыталась встать, но страж крепко прижал ее к креслу.
— Вы вечно юные, вы никогда не умрете, — нашептывал он агонизирующей женщине на ушко, быть может, пытаясь тем самым хоть немного ослабить предсмертный страх, — вы полны радости. Вы никогда не печалитесь. Вы всегда будете здесь и никогда не уйдете. Вы довольны и никогда не сердитесь. Блаженны те, кто предназначен для вас и для кого предназначены вы…
Наконец, содрогнувшись в последний раз, Зулихан затихла, обмякла, руки ее безвольно повисли на подлокотниках. Ионов выдернул шприц из шеи жертвы, спрятал его в коробочку. Теперь предстояло самое мерзкое. Страж получил четкую инструкцию сделать с дочерью главаря террористов то же, что Джахангир сделал несколько месяцев назад с шестью соплеменницами, посмевшими выйти замуж за иноверцев.
Кровь за кровь, смерть за смерть. Законы талиона стары как мир. Зулихан необходимо было раздеть догола, затем отрезать ей голову, выпотрошить живот и воткнуть во влагалище металлический штырь. В ТУ ВАСП рассчитывали, что подобное зверство должно ослепить Байсангурова, вывести из равновесия, в результате чего он обязательно совершит ошибку…
Он ведь был последним из крупных сопротивленцев, и его гибель означала бы окончание подспудной войны и наступление долгожданного мира на территории родной страны, которая чуть не развалилась, превратившись в Конфедерацию в конце двадцатых годов, которая, тем не менее, продолжила борьбу за жизнь и еще двадцать лет спустя стала Советской.
Ионов стащил остывающее тело на пол. Затем, положив чемоданчик на стол и открыв его, достал остро заточенный нож, кусок стальной арматуры, и защитный костюм из тонкой сверхпрочной резины. Руки стража были намазаны специальным кремом, не оставляющим отпечатков пальцев, однако защитный костюм был необходим для того, чтобы не измазать одежду в крови. Ионов надевал его не спеша. Ионов медлил. Ионов не хотел приниматься за жуткую работу.
Наконец, застегнув последнюю лямку, он взял нож, приблизился к мертвой Зулихан. Лицо ее, бледное, чуть заострилось, но не потеряло своего прежнего очарования. Теперь оно было словно высечено из мрамора и, казалось, подобно древнеримским статуям будет нетленным и безмятежным образом вечной женственности. Анима во плоти. В мертвой плоти.
Лезвие коснулось шеи покойницы. Прежде чем начать работу, Петр в последний раз взглянул на прекрасную Зулихан.
"Так нужно, — подумал он, — так нужно…"
Вдруг поддавшись импульсу, страж прикрыл веки покойницы и коснулся губами холодного лба. Затем резким ударом он вогнал нож под левую грудь умершей. Прямо в сердце.
— Оставайся красивой, — пробормотал он, торопливо вытирая лезвие, — Джахангир и так взбесится. Тебя просто зарезали, без расчлененки.
Петр поднялся, поспешно снял костюм, упаковал его вместе с ножом и штырем в чемоданчик, внимательно осмотрел комнату, убедился в том, что ничего не забыл, и вышел вон.
С тех пор прошло больше тридцати лет. Но тот день в далеком итальянском городе Перуджа Ионов так и не смог вычеркнуть из своей памяти. Да он и не пытался. Наоборот, с каким‑то мазохистским рвением Петр Георгиевич делал все для того, чтобы раны на его душе никогда не зарубцевались. Он удочерил Аишу. И маленькая нежная девочка превратилась в вечное напоминание о той, которой пришлось невинно пострадать.
Да… если бы Байсангуров знал, что его внучка будет носить фамилию Ионова, а после замужества — Иванова, что его внук станет стражем, он бы, пожалуй, сам наложил на себя руки… но террористу не суждено было об этом узнать, через три недели после смерти дочери он был ликвидирован.
Чтобы победить зло, нужно зло творить — эта страшная истина не давала покоя стражу уже многие годы, а в последние недели чувство вины почему‑то обострилось чрезвычайно. Может быть, из‑за проклятого юбилея, может быть, из‑за приезда дочери, может быть, банально из‑за возраста. Ведь не за горами свирепая старость и, значит, пора подводить итоги. Не слишком ли была тяжела ноша?
Сидя в кресле в темноте напротив ультранетовского зеркала, Ионов вновь вспомнил слова ныне покойного диктатора Кашина: "Мы взяли на себя вины больше других. Намного больше и добровольно! И это наш крест".
Но нужен ли был этот крест? Ведь имелось право на отказ. Любой может отказаться от насилия. И пусть бы все шло, как шло. И не было бы Кашина, и не было бы сопротивления, не было бы стражей, не было бы Ордена и не было бы Новой Империи, только на словах именующейся Конфедерацией. И, кто знает, возможно, не пролилось бы столько крови за последние семьдесят лет…
Мучимый неразрешимыми вопросами Петр Георгиевич решил пойти на кухню выпить чаю. Однако он не смог подняться с кресла — он даже пошевелиться не смог. Тьма сдавила грудь, а ультранет вдруг заискрился нежно — синим и запищал.
Ионов совершил над собой невероятное усилие, чтобы поднять руку или хотя бы пошевелить пальцами, но у него ничего не получилось.
"Сонный паралич, — догадался страж, — я между сном и бодрствованием".
Петр Георгиевич не успел сообразить, что ему нужно предпринять, как зеркало подернулось рябью и превратилось в телеэкран. Он увидел Зулихан. Все такую же молодую и прекрасную. Улыбнувшись, она заговорила:
Ассалям Уайлейкум, правоверные. Мир вам, милость Аллаха и его благословение. Сегодня двенадцатый день рабии аль — ауваля тысяча пятьсот пятнадцатого года хиджры. С вами новости Московского эмирата на первом исламском канале — канале, вещающем истину во имя Аллаха…
"Нет!" — ужаснулся Ионов, снова попытался подняться — и опять безрезультатно.
Между тем дикторша, поправив хиджаб, продолжала вещать:
Вчера на площади перед Большой мечетью пророка Исы были побиты камнями проклятые вероотступники и зиндики, захваченные в Татарии и Дербентском ханстве. На церемонии казни присутствовал высокий гость из Французского эмирата Великий визирь Мухаммад аль — Одахри. На заседании Международного исламского суда в Гааге все судьи единогласно подтвердили правомочность и законность действий Московской уммы, сославшись на слова выдающегося муфассира Абу аль — Хайр Насир ад — Дина Абдуллаха ибн Умара аль — Байзави, который сказал: "Кто от своей веры отвращается назад, тайно или открыто, хватайте того и убивайте, где бы вы его ни встретили, подобно любому неверному. Не слушайте никаких советов. Не принимайте никаких ходатайств в отношении него…"
Ионов увидел озверевшую толпу, из которой летели камни в сторону грязных, оборванных, полуживых людей. Один чернявый паренек, совсем еще юный, пытался ползти, гребя под себя руками. Он ничего не видел, поскольку глаза его были залиты кровью из рассеченного лба. Вдруг большой камень угодил ему прямо в темя. Паренек дернулся и навсегда затих.
На экране вновь появилась копия Зулихан.
"Я должен проснуться, — подумал Ионов, — я должен…"
Перейдем к экономическим новостям. После пятничных выходных на мировых биржах рабов случился обвал. Так стоимость условной соловой славянки категории "Алиф" за один день упала более чем на десять пунктов, условной вороной армянки той же категории на семнадцать пунктов. В то же время цены на пегих, рыжих и гнедых германоязычных европеоидов хоть и снизились, но все же не столь значительно. А акции на чалых шведов к концу торгов и вовсе оказались в зеленой зоне. Ведущие эксперты связывают это с дефицитом блондинов на рынке рабов…
Ионов глубоко вдохнул и замычал что есть мочи. Так он попытался выйти из зловещего оцепенения. Однако из груди вырвался лишь слабый хрип, который тут же заглушил звонкий голос дикторши:
