Отблески солнца на остром клинке - Анастасия Орлова
«Я уделаю тебя одной рукой, сука», — чуть позже будет душить Тшеру её же косой этот одуревший от власти и чужой крови, едва оперившийся Вассал — Арва — и нагур Вегдаш перережет ему горло. Но раньше Арва успеет убить множество людей Найрима, по большей части — безоружных, безвредных, — и свернуть шею одному из своих: первому, посмевшему возразить против неоправданной жестокости. Хатсу.
— Да, Хатсу, припоминаю его. Моего возраста. Был… Погиб в ночь переворота — убили свои же, когда он попытался заступиться за кого-то из Найримовых слуг. Почему ты спросил?
— Это сын Тарагата.
Захотелось глубоко вздохнуть, но сделать это как можно незаметнее для Верда.
«Выходит, у купца с Астервейгом свои счёты…»
— Тебе торговка наболтала? — с неискренней небрежностью спросила Тшера, и Верд кивнул.
— После смерти сына Тарагат открыто высказался против власти Астервейга, и тот лишил его положения и имущества, запретив въезд в Хисарет. Тогда-то он и переехал в Хаттасар, начал своё дело заново. А через полгода потерял и жену — говорят, истаяла, так и не пережив горя и лишений.
— И после всего этот ублюдок льёт невинную кровь чужих детей! Говорила же — заслуживает смерти. — Тшера заметила, как покосился на неё Верд, и сделала неправильные выводы. — Вот не надо, — хотела смолчать, но слова сами слетели с языка, — я деревенских девок не режу.
— Я ничего не сказал.
— Вот и не говори. Да, у меня руки по локоть в крови, но я ни разу не убивала без причины. — Тшера шумно вздохнула, помолчала. — Хочешь сказать, что и у Тарагата такие причины есть, и мы с ним не отличаемся? То есть ты его оправдываешь?! Его, значит, оправдываешь, а меня — обвиняешь, хоть из нас с ним именно он нападает первым и на действительно невинных!
— Тшера.
— Что?!
— Я никого не оправдываю и не обвиняю. У каждого есть свои причины и свои решения — им с ними жить, и не мне их разбирать. Я могу лишь принимать свои — за себя, вот и всё. Но сейчас я и слова тебе не сказал.
— Вот и не говори.
Тшера насупилась, и какое-то время ехали молча.
— Но ведь и ты убиваешь. Убил нескольких из тех факельщиков… То есть кто-то всё-таки заслуживает смерти?
— Не мне решать, кто чего заслуживает, — спокойно ответил Верд. — Я убил их не потому, что хотел наказать или отомстить. А потому, что хотел спасти тебя, и в тот момент этого нельзя было сделать иначе.
— То есть, если убийством пресекаешь зло — легче?
— Нет.
— Тогда зачем? Зачем брать на себя лишнее бремя, когда можно просто пройти мимо?
Теперь вздохнул Верд. И ответил не сразу.
— Потому что пройти мимо — становится ещё бо́льшим бременем.
— Ладно. Ладно. Хорошо. — Тшера чуть улыбнулась уголком губ, который был невидим Верду. — Может быть, я не стану убивать Тарагата. Во всяком случае — сразу, как найду его. Но тогда зачем мы едем в Исхат?
— Чтобы остановить сангира. Если наследник по крови действительно существует, не нужен ни бунт, ни лишние жертвы. Ими сангир преследует какие-то свои интересы.
— Ты правда такой наивный или прикидываешься? — вскинула бровь Тшера. — Предлагаешь взять наследника за руку, привести его в Хисарет и попросить Астервейга подвинуть свой зад с чужого престола, и этого окажется достаточно? Безусловно, народ поддержит законного наследника, а не узурпатора. Вассалы и бревиты, возможно, тоже. Но наследник должен ещё умудриться дожить до того момента, когда и народ, и Вассалы, и бревиты о нём узнают.
— Предлагаю отвезти наследника в Варнармур, — спокойно ответил Верд.
«А это мысль! Брастеон, под завязку набитый скетхами-воинами — мощь, способная противостоять Астервейгу с его армией. Вот только…»
— Ты уверен, что Варнармур встанет на нашу сторону? Он же вне политики. И против узурпатора высказываться не спешил.
— Высказывания ничего бы не изменили — церос по крови был уже мёртв. Но выбор между узурпатором и законным наследником — очевиден. Я знаю, что решения в Варнармуре могут приниматься… разные. Всё-таки им управляют люди, а не сам Первовечный. Но в том, что они поддержат наследника, а не Астервейга, я уверен. И если он ещё ребёнок, регента тоже безопаснее искать в стенах брастеона, а не в твердыни Хисарета.
— Да ты всё продумал! — усмехнулась Тшера. — Ладно, посмотрим. Сперва надо разобраться с сангиром. И подыскать ночлег. Солнце садится.
Они продолжали ехать ещё долго после заката, но пейзаж не менялся: вокруг не было ничего, кроме голой степи. В результате на ночь пришлось устраиваться, по словам Тшеры, «как на голой коленке». Они съехали подальше с дороги и не стали разводить костёр, но даже иллюзии относительной безопасности это не дало. Однако отправившиеся на охоту кавьялы быстро пропали из виду, растворившись в темноте.
«Надеюсь, и нас впотьмах с дороги не видно».
Над головой тёмной перевёрнутой чашей с прилипшими ко дну зёрнами звёзд распростёрлось небо — огромное, неподвижное. Скудную растительность причёсывал лёгкой рукой ветер, позёмкой гнал пыль и песок. Уставшая за несколько дней в седле спина поднывала, но прислониться было не к чему, и Тшера, наспех перекусив пряной жареной лепёшкой с зеленью, вытянулась на земле, скрестив лодыжки и закинув руки за голову. Небо дышало ей в лицо всей своей чернотой бесконечности. Она покосилась на коленопреклонённого в молитвенном правиле Верда.
— Первовечному, наверное, людей оттуда видно, как нам отсюда — звёзды, — вполголоса произнесла она. — Сонмище мелких точек — будто кто краской брызнул. А ведь это, наверное, и есть Первовечный. Брызнул своим светом — в каждого, и теперь светим вот. Или нет. Ему, наверное, горько, если кто-то гаснет, меняя его свет на тьму Неименуемого? — Она вновь поглядела на Верда, но тот её словно не слышал. — Хотя… Какое ему до нас дело — нас так много, что и не сочтёшь, а уж тем более — не запомнишь и не уследишь.
— У Первовечного каждый сочтён, — ответил Верд, не открывая глаз. — Ты хоть раз видела двух абсолютно одинаковых людей?
Тшера задумалась, перебирая в голове встречавшихся ей близнецов. Те хоть чем-то, да отличались: не лицом, так голосом или морщинками в уголках глаз.
— Не встречала.
— Если бы Первовечному не был важен каждый из нас, думаешь, стал бы он создавать каждого — неповторимым?
— Хм…
«Выходит, и помнит он каждого, раз не повторяется?»
Тшера вгляделась в звёздный крап.
«Если ты слышишь меня, то почему не отвечаешь? Или всё-таки не слышишь? Или это я не слышу твоих ответов?»
— Ближе к главному тракту будут становища для ночлега, — сказала, когда Верд поднялся с колен, закончив молитвы. —
