Кипрей - Ольга Дмитриевна Павлова
Одни напирали на помост, тесня гвардейцев и стражников, другие ломились прочь, сквозь толпу. Кого-то, кажется, затоптали… Эрид огляделся, зацепил взглядом эльвинаровский отряд, ощетинившийся взведенными арбалетами, прикинул… Даже если сейчас он плюнет и на Арвина, и на хранителя, скомандует своим атаковать гвардейцев и регентовскую охрану… Даже если Эрида послушают… Без шансов. Здесь, на огороженной площади, простреливаемой со стен, их просто перебьют.
Его бы это не остановило – видит небо, Эриду не было страшно, сколько лет он мечтал о подобном! К бесам такую жизнь, а для того, чтоб подохнуть, вчерашний день годился не хуже прочих! Вот только нельзя ему было подыхать… Теперь, когда появился шанс продать свою жизнь по-настоящему дорого, скинуть ублюдков в черных с серебром плащах и вернуть трон наследнику Сивера Аритена, не было у Эрида такого права. И он сделал единственное, что мог – приказал своим людям окружать бунтовщиков. Пусть лучше их арестует стража, чем попросту перебьют эльвинаровские выродки. Хотя, может, разница не так уж велика, все равно ведь потом вздернут…
Гвардейцы открыли стрельбу – Эрид не знал, в воздух они бьют или уже по людям: попробуй что-то понять в такой толчее. Он видел, как молодой темноволосый десятник, Ренен, кажется, вклинивает свое «крыло» между толпой и гвардейцами – дурак, неужто надеялся, что те перестанут стрелять, побоявшись задеть стражников! Гвардейцы и не перестали… Над душой свистели то стрелы, то обломки камня. Взбунтовавшихся горожан оказалось не так легко угомонить: когда человек уже вышел туда, за черту, терять ему становится нечего, он сражается до конца. И вот уже Лин, парень из его, Эрида, отряда, рухнул на землю, закрывая руками разбитую голову. Эрид принялся оттаскивать и сам едва не получил камнем в висок. Регент приказал уводить приговоренных – тех, кого не успели вздернуть.
«Проклятье, да не стреляйте вы, в наших попадете!» – закричал кто-то, Тавен, кажется.
Удивительный человек, столько лет на этой службе, а наивности так и не растерял. Гвардейцы защищали регента и прочую знать, так что ничего им не будет за то, что случайно зацепили нескольких стражников. А они и неслучайно могли, вражда-то у них старая… А потом над площадью взвился голос Эверранской принцессы – дрожащий и звонкий, как бьющийся хрусталь:
«Умоляю, хватит!» – она метнулась к Эльвинару и решительно отвела в сторону вскинутый для стрельбы арбалет.
Надо же, а ведь он мог и выстрелить от неожиданности! Отчаянная она, оказывается. Значит, это у них с покойным Лиаром семейное. Но об этом стражник подумал так, мельком, куда больше его удивило другое: Эльвинар послушался. Отступил на шаг и приказал своим прекратить стрельбу. Надо же, вот не думал Эрид, что однажды будет благодарен черно-серебряной принцессе… Но когда над ухом перестали свистеть стрелы, работать стало куда проще. Страже наконец удалось разбить толпу на части, отрезать тех, кто продолжал сопротивляться. Впрочем, такая благодать продлилась недолго: регент что-то сказал Эльвинару, и тот снова вскинул арбалет. Эйлен Альвир увели в сторону, и больше она возражать не осмеливалась.
Они управились, конечно… Подоспел Арвин с подкреплением из соседнего сектора, самых активных скрутили, приговоренных увели обратно в камеры. Всех, кто был на площади, арестовать, конечно, не смогли – это никакой тюрьмы не хватит, и слава небу… Взяли лишь тех, кто рвался тогда к помосту, и то наверняка не всех, но получилось все равно немало, больше сотни. Остальных отпустили. Ушел в сопровождении личной охраны Сэйгран Ивьен, разошлась по периметру площади столичная гвардия. Только трупы остались лежать на мостовой.
Спасительное забытье не приходило, хотя бутылка, кажется, была уже не первая. Впрочем, Эрид не считал. Он сжимал в кулаке висящий на шее талисман в виде колеса прялки – давний подарок Орима. Жгла душу глупая, нелогичная злость на покойного друга. Удобно было сдохнуть там, на берегу Рионы! Не принося присяги черно-серебряным ублюдкам, не запятнав совести… А разбираться со всей этой дрянью теперь должны другие. Эрид злился и, пожалуй, бесовски завидовал бывшему сослуживцу.
Он долил настойки в обе кружки – себе полную, Ориму символически. Опрокинул залпом и едва не подавился, услышав знакомый голос:
– Надирался бы уже альдорской, настойка твоя тебя все равно не берет. Только напиток переводить…
Жаворонок стоял у входа, облокотившись о дверной косяк, свет лампы отчетливо обрисовал его курносый профиль.
– Тебя забыл спросить, чем мне надираться! – рыкнул стражник. Не объяснять же мальчишке, что Орим альдорскую воду на дух не переносит… не переносил. – И если ты еще раз взломаешь мою дверь…
– Да ну чего ты сразу?.. – Рик привычно вскинул ладони и, подойдя к столу, уселся на край. – Я же по-тихому хотел, чтоб ваши не видели. Их там на улице как клопов! Беспорядки продолжаются, ты знал?.. Люди в верхний город рвались, их гвардейцы разогнали. И у западной стены подожгли что-то…
Эрид знал, успел насмотреться за день. В городской тюрьме уже не было мест, стражники и гвардия сбивались с ног. На полноценное восстание происходящее пока не тянуло, но Эрид даже думать боялся, чем все это обернется. В Агальте и Холмах тоже причастны были не все… Только регент тогда не стал разбираться, кто вовлечен в мятежи и заговоры, он попросту спалил оба города до основания. Но что он станет делать сейчас, нельзя же подчистую сжечь Эвверу!.. Хотя, если речь о Сэйгране Ивьене, ничего нельзя знать наверняка.
Стражник поднял глаза на незваного гостя, всмотрелся. Из-под привычной самоуверенной мины проступали задумчивость и тревога. На скуле цвел лиловый кровоподтек – новый, Эрид его прежде не видел. Рик, проследив взгляд стражника, буркнул:
– С Кордом подрался. Ну, я тебе рассказывал, наверно, знакомый один из замка.
Ну-ну… Вспомнилось, как Жаворонка выследили люди Греата Тарема, и он, Эрид, вынужден был на это смотреть. Мальчишка тогда не сопротивлялся, только рассеяно вытирал кровь с физиономии и тянул время.
– Драка – это когда ты тоже хоть раз кого-нибудь ударил, – буркнул Эрид.
– Ну, значит, он со мной подрался. Не цепляйся к словам! – легкомысленно откликнулся Жаворонок. И, не меняя тона, как бы невзначай спросил: – Чего хранитель говорит?
Хранитель!.. Эрид решился написать ему сам – прямо тогда, на площади. Осторожничал, как мог, прикрывал золотую пластину
