Драконий век - Д. Дж. Штольц
– Да и пусть! – вскрикнула она. – Тогда и я перестану быть человеком!
Неожиданно Дейдре сорвала с себя платье, сорвала пояс, на котором звенели звоном золотые фигурки, сорвала колечки, распустила косу и, нагая, в решимости швырнула ворох одежды и украшений со скалы.
Некоторое время дракон вглядывался в то, как одежду подхватил ветер, закружил и унес в воду, а очередная высокая волна подхватила – и поглотила. Будто и не было. Будто природа не терпит ничего человеческого здесь. Из драконьей глотки донеслось приглушенное рычание, но Дейдре, ослепленная любовью, приблизилась к дракону и обняла его шею руками.
– Не нужен мне дом, если в нем никого, кроме меня! Одежд мне не надо и украшений. Откажусь от имени, как отказался ты! Зачем оно мне, если мы откроем друг другу души? Лучше так, любовь к жизни через любовь к кому-то, чем… – Дейдре осеклась оттого, что почувствовала, как ее открытую душу в одно мгновение, точно змея, давно изготовившаяся для броска, оплела невыносимо ледяная голодная душа. На нее будто дыхнуло холодом снежных пещер. Она так и стояла, дрожа, пока душа ее не оттаяла. В воздухе появилась искра, быстро погасла. В ней виднелся знак грядущего Конца Света, потому что Дейдре поняла, о чем толковал ей Уильям, но чего она не хотела слышать в своем исступленном желании любить и быть любимой. Будь у нее шанс, передумала бы она? Полетела бы прочь с острова как можно быстрее? Но за все приходится платить, и уж тем более за любовь, связывающую крепкими проклятыми узами, обрывание которых грозит смертью обоим несчастным, рискнувшим пожелать счастья. Так и будут Дейдре и Уильям измерять время, проведенное друг с другом, восходами и закатами, дождями и зноем, радостями и печалями, пока не настанет день последнего заката в их жизни.
Эпилог
Спустя несколько лет
Перед менестрелем стояли блюда: несколько перепелов, свежие груши и яблоки из осеннего сада, мед позднего лета и кубок с хорошим вином. Взявшись за кубок, менестрель пригубил напиток, не сводя почтительного взгляда с седовласого графа.
В кресле на пьедестале сидел Филипп и подпирал кулаком заросшую щетиной щеку. На лице его застыло задумчивое выражение, и менестрелю оставалось лишь догадываться, какое у хозяина замка настроение и понравилась ли ему только что пропетая баллада.
– Ты ешь с моего стола, а сам кормишь меня выдумками? – наконец спросил граф. – Откуда там взяться дракону?
– Клянусь Ямесом, пою о том, что видел своими глазами! – заверил менестрель. – Наш корабль бросило на скалы. В тот момент, когда нас на волне поднесло так близко, что мы различали даже глубину трещин в камне, мы и поняли – на скале сидит нечто огромное.
– Много людей это видело? Зачем вы вообще плавали за пределы залива?
– Да все… Все видели дракона. Понимаете ли… Наше плавание оплачивал… – Гость надкусил яблоко. – Кхм… один богатый придворный при короле Кристиане. Вы слышали о том, что грядет? Предсказания о Конце Света?
Старый граф склонил голову:
– Раньше эти слухи распространялись лишь среди паломников, но теперь они нашли отклик и у знати. То один, то другой, воспринимающий их всерьез, пошлет корабль исследователей, наймет и матросов, и капитана, и записывающее все сопровождение вроде меня. Вдруг есть еще земля, о которой мы не знаем и где можно спрятаться от Конца Света?
И менестрель неуклюже рассмеялся, показывая, что он в эти слухи не верит.
– Но второй корабль разбился в том шторме, так что мы не рискнули плыть дальше, – закончил он. – Вокруг тех островов, особенно вокруг Песьего, Малого и Большого, такие течения, так крутит, что успех затеи маловероятен. К тому же… Думается мне, пора называть те острова Драконьими… Если, конечно, глаза меня не подвели… – Менестрель помолился, вспомнив ту ночь.
– Ты уже сказал, что другие также видели дракона, – Филипп внимательно посмотрел на побледневшее лицо гостя.
– Я не о драконе, точнее, не о большом. А о других, во тьме… Впрочем, мне, видимо, показалось…
Граф подался вперед и потребовал:
– Ну-ка расскажи!
Менестрель и правда был не уверен, поэтому для надежности выпил еще вина.
– Был шторм. Ветер выл, точно пес по мертвым… Нас в это время сильно швыряло из стороны в сторону, поэтому видели только то, что под носом. Или что молния высветит. И… – Увидев строгий взгляд графа, он торопливо сказал: – Они сидели на скалах неподалеку, на выступе, куда не доставала пенистая высокая волна. Это были дети… Двое… Они глядели на нас. Без одежды! Совсем голые! И они хохотали. Сквозь вой бури я слышал перезвон их смеха, будто им наша трагедия что представление, которым они забавлялись, как зрители, пока мы были лицедеями, – замялся менестрель. – Нас тогда понесло к большому дракону на скале… Извините, я не уверен, что действительно это было так…
Менестрель опять помолился, отер пот. В зале было жарко, осень походила на лето.
– И что было дальше? – спросил граф: – Говори, что видел!
– Ну, когда большой дракон пролетел над нами в сторону острова… Я помню эту страшную огромную морду, эти два огненных глаза размером с жаровни! Буря тогда ревела, будто поддерживая этого демона! Я посмотрел в то место, где дети… Их не было там. Скала опустела… Но мне почудилось, будто вспорхнули в небо две крылатых мелких тени. Граговская ночь!
– Ты никому не рассказывал об этих детях?
– Рассказывал, само собой, – признался менестрель, доев яблоко. – В Глеофии. Как же мне не рассказать все тому придворному, что платил мне? К сожалению, он не намерен отправлять следующую экспедицию. Да и кто в здравом уме поплывет мимо Драконьего острова? Так что, ваше сиятельство, я сейчас свободен. И если вы хотите послушать еще историю-другую, то я к вашим услугам.
Заметив, как хозяин замка призадумался, менестрель посчитал правильным поскорее доесть перепелов и допить хорошее вино. Он и не догадывался, что его длинный язык сослужил ему службу – не выложи он все в деталях придворному, не покинул бы Брасо-Дэнто – или даже этого стола – целым и невредимым.
В зал, где граф Тастемара беседовал с менестрелем, вбежал молодой управитель, уже не Базил.
– Ваше сиятельство! К вам прибыл граф Ройс Хромоногий из Офуртских земель!
Филипп приподнял голову, доселе опущенную.
– Даже так? – удивился он. – А какова причина прибытия? Где его гонец?
– Он прибыл без гонца.
– Хорошо. Раз без гонца, то веди его сразу сюда, без предоставления покоев и переодевания. А нашего музыкального гостя, наоборот, проводи до двери и дай с десяток даренов в дорогу.
Давясь вином, чтобы допить до дна, менестрель еще попытался напроситься на приют, но под взглядом графа сразу поник и потащился слегка пьяной походкой за управителем.
Зал опустел. Недолго седой граф походил по залу, тем самым выдавая внутреннее волнение, пока не вернулся к креслу и не уселся в него.
– Ох, дочь моя… – шепнул он, прикрыв лицо рукой. – Зачем ты передала свой дар такому топорному простолюдину, как этот? В нем ни почтения, ни ума. Вероятно, выведал каким-то образом, что в конце осени тут будет править другой Тастемара, потому и прибыл предъявить права на что-нибудь, на что изначально прав не имеет, но считает своим из-за жадности и недостатка ума.
* * *
Ройс, сын Йевы фон де Артерус, должен был войти в зал тяжелой, точно молот в кузнице, походкой, ведь он был крепок и широкоплеч, как лесоруб. Но появился из коридора ссутуленным, вяло таща за собой ногу. За это его и прозвали Хромоногим. Судя по всему, хромота его останется с ним на всю бессмертную жизнь.
Как бы то ни было, Ройс Хромоногий – в отороченном мехом плаще, пыльном от долгой дороги, – по-вурдалачьи поглядел на хозяина замка. Вместо полноценного приветствия он лишь едва поклонился.
– Зачем явился? – спросил граф.
– Прибыл гонец, – сказал Ройс.
– Куда? Какой гонец?
– Ко мне, гонец от императора
