Часть их боли - Д. Дж. Штольц
Так он и сидел, и думал, а пугливая Оскуриль боялась слово молвить, дабы не навлечь на себя гнев. Наконец девушка выдохнула, пригладила свою растрепанную косу и обратилась к рабыне:
– Казгул, причеши меня на ночь.
Зунгрунка покорно примостилась за ее спиной, раскидала волной по спине блестящие волосы, напоминающие цветом черненую сталь. Она проходила их костяным гребнем, пока Оскуриль разглядывала носочки своих шелковых туфель, которые обвивали ленточки. Порой девушка бросала взоры на цветастую ширму, которая загораживала собой вход во вторую комнату. Ее тяготило мрачное безмолвие дяди. Ее тяготило и собственное вынужденное безмолвие, потому что ей хотелось выговориться.
Позже Казгул перестала бояться незримого присутствия консула, который сидел неподалеку, крепко задумавшись, и тихонько обратилась к фрейлине.
– Волноваться? – некрасиво улыбнулась она.
Однако Оскуриль лишь поджала губы, как капризное дитя. Смуглая рабыня знала ее много лет, а потому видела, что в душе у девушки бушует буря.
– Вы волноваться молодой Ралмантон? – повторила она шепотом.
Оскуриль кивнула.
– Моему дядюшке что-то не нравится. Говорит, что свадьбы может и не быть, а я… Я не понимаю, что происходит… Ведь все так ладно складывалось, и семья известная, местная, а не какая-нибудь отдаленная глушь, где одни гагатовые поля. Ну почему Праотцы не дают мне хорошей жизни? Неужели я не заслужила ее? – выдавила она тихо, сдерживая слезы.
– Не переживать, хозяйка.
– Да как же мне не переживать, глупая ты, Казгул!
– Вы сами говорить тогда еще, что Ралмантон страшный, долгоносый, как ворона. Лицо как мука, а сам как длиннющая палка. Глупый раб, глупый, как мы. Помните? Зачем вам такой муж, который был рабом? Много хороших вокруг, свободных.
Оскуриль призадумалась. И правда, чего она так распереживалась? Может, все не столь страшно, как ей почудилось поначалу. Вытерев взмокшие глаза пальчиком, она погрузилась в раздумья, будет ли у нее новый муж и как это воспримет матушка-королева. А может, она уже все знает? От мысли, кого ей могут выбрать в мужья, лицо ее то вспыхивало стыдом, то делалось мертвенно-бледным.
Пока она по-девичьи страдала, из соседней комнаты показался хмурый Дайрик. Он был уже без маски. Зыркнув своим будто застывшим взглядом на Казгул, он протянул ей стеклянный пузырек, который придерживал двумя пальцами.
– Рабыня, выпей, – приказал он.
– Вы говорить выпить это? – зунгрунка поглядела на него в тупом удивлении.
– Да, прямо сейчас. Или отправлю на мясной рынок с первым рассветом.
Вытянув смуглое лицо, Казгул приняла у него из рук флакон, затем безропотно выпила безвкусное содержимое. После этого ей приказали привести в порядок соседнюю комнату, куда она и ушла. Она возилась там, за ширмой, а фрейлина слушала ее слегка рассеянно и ждала, когда дядя все расскажет. Оскуриль больше не могла терпеть, по крайней мере так ей казалось. Но Дайрик продолжал оставаться безмолвным, лишь присел на край кровати и прислушивался к копошению рабыни, пока через пять-семь минут напряженной тишины не раздались сдавленные хрипы, а затем и стук упавшего тела.
Оскуриль побледнела и вскинула испуганный взор.
– Дядя… – поняла она.
– Думай в следующий раз, перед тем как выбалтывать все рабыням! – холодно заметил он, потом достал из-под мантии карьений и обтер им руки, чтобы убрать возможные следы яда.
– Но это моя Казгул! – всхлипнула девушка.
– Нет больше Казгул. Не она виновата, что отправится завтра на съедение, когда яд растворится без следа, а ты, глупая девчонка. Теперь послушай меня, только не смей никому ничего выбалтывать. От этого зависит твое счастливое будущее, поняла?
Оскуриль кивнула, затем трогательно расплакалась.
– Скажем так, – медленно продолжил Дайрик. – Я долгое время раздумывал над тем, почему твой жених и мой будущий родственник так невосприимчив к ядам, с которыми мы работали. Все ему дается играючи, на лице и руках ни одного шрама, хотя каждый второй из нас носит тавро от этого ремесла. Даже белая роза – и там, боюсь, выяснив ее состав, только он совладает с ней, когда для меня она останется смертельно опасна. Слишком много вопросов. Слишком много странностей. Но теперь я понял… – Он достал из-под мантии письмо Иллы Ралмантона. И, поглядев на племянницу, все-таки соврал ей: – Все дело в демонической кобыле… Из-за нее у твоего брака нет никакого будущего. Из-за нее он никогда не посмотрит на тебя как на жену, а будет ходить по суккубам, утоляя свою животную похоть, да по тайным покоям, утоляя похоть уже других женщин.
Оскуриль побледнела.
– Но, дядюшка, ведь достопочтенный архимаг говорил, что Абесибо Наур придумал заклинание для снятия клейма кельпи!
– Этим я и займусь, радость моя. От тебя потребуется пока никак не показывать наши волнения по этому поводу. Нам нужно, чтобы молодой Ралмантон отбыл в Нор’Алтел. Только тогда мы сможем спокойно обратиться к Галению Бактусу, чтобы снять клеймо. Благо нам с этим услужливо помог советник.
– Он тоже волнуется за своего сына! – догадалась Оскуриль.
– Само собой, – усмехнулся Дайрик, сморщив рот в сторону. – Жить-то ему осталось недолго, потому и ухватился за меня, единственного, кто может помочь ему, сообщаясь через совещания консулов. У нас свои планы на Юлиана… Ты пока не встречайся с ним, а когда мы будем провожать его в поход, то я буду поблизости, чтобы ты не сболтнула ничего лишнего.
– А Ее Величество?
– Что с ней?
– Матушка тоже печется о здравии Юлиана. Разве не должно нам сообщить ей о планах, раз он ей так до души?
– Да, до самой глубины, кхм… души, – Дайрик снова не выдержал, усмехнулся. – Нет, прелестница, это нужно осуществить в полнейшей тайне: если узнает Ее Величество – узнают фрейлины. И тогда вести разнесутся по всему свету!
Оскуриль активно закивала, представляя, как счастлива будет Камелия, если клеймо с молодого Ралмантона так и не снимут, чтобы ее соперница всю жизнь оставалась мученицей.
– А когда вы снимите с него проклятие?
– Когда подготовимся, – снова ухмыльнулся дядя.
– Надеюсь, у вас все получится, потому что Юлиана надо спасать от этой злой кобылицы. Понимаете, дядюшка? Надеюсь, тот миролог Галений Бактус поможет вам! – весело щебетала девушка, позабыв, что в соседней комнате лежит тело ее верной рабыни.
* * *
Пока каждый участник заговора, этого тугого клубка из гадюк и удава, преследовал свои планы: Илла хотел прибрать себе бессмертие, Дайрик желал ровно того же, а Оскуриль решила, что ей непременно нужно избавиться от соперницы, – Юлиан возвращался из дворца. Он шел в окружении небольшой свиты из двух охранников и личного камердинера. В тишине над пустым залом довлел черный платан, роняя на истоптанный за день туфлями ковер свежие белоснежные лепестки. Приглушенно мерцали
