Валерий Волков - Блатные из тридевятого царства (СИ)

   -- Значит, случайно проплывали?

   -- А то, -- ответил Михей. -- Мы завсегда по ночи на реке катаемся, семейное это у нас. Я так понимаю, лодка вам теперь без надобности. Переправились. Так давайте меняться. Мы -- дрова, вы -- лодку.

   И тут поднялся Евсей, измученный, как роза на подоконнике в зимнюю стужу. Глянул на мужиков, улыбнулся и сказал:

   -- Пахан, разреши по понятиям поступить, по совести.

   -- Валяй, -- кивнул я.

   Фраер заложил руки за спину, качнулся с пятки на носок и, обращаясь к нежданным гостям, произнес:

   -- Дров много не надо, пары охапок хватит. Да только маловато это за новую лодку будет.

   -- А чего ж еще? -- Насупился Михей.

   -- На сырой траве костер разводить хлопотно, вот ели б жидкости еще какой горючей для розжига. Думаю, литров пять медовухи в самый раз будет.

   -- Это можно, -- кивнул бывший владелец лодки.

   -- Так чего стоишь? -- Набросился на него Евсей. -- Мчись!

   -- Пока он туды-сюды плавает, мы водичку вычерпаем из лодки, а то нахлюпали, того и гляди потонет. -- Предложил Михей.

   -- Но-но! -- Рявкнул Евсей. -- Даже не думай, еще ногтями борта нашей ладьи покарябаешь.

   -- Как это -- вашей! -- Опешил мужик. -- Мы ж и дров, и медовуху...

   -- Это твой зять -- и дров, и медовуху. А ты, мил человек, кроме пакости никаких других подарков не делал.

   -- И чего теперь? -- растерялся Михей.

   -- Для начала вези дрова с медовухой, -- зло отрезал Евсей, но, разглядев на лицах мужиков неподдельное волнение, Фраер немного смягчился. -- Не боись, Михуевцы, не обманем, все по понятиям. Коли не понравится чего, заберете дрова с выпивкой да отчалите, каждый при своем останется, мы с лодкой, вы с носом.

   Мужики потерлись лбами, посовещались и поплыли за дровами. Быстро управились, в пол часа уложились. У наших ног выросла небольшая поленица из березовых поленьев, а рядом примостился жбан с медовухой.

   -- Ну? -- Вопросительно-выжидательно промычал Михей.

   -- Тут такое дело, -- доверительно сообщил ему Евсей. -- пока мы давеча по деревне мотылялись, я все носки у сапог посбивал. Ума не приложу, как так случилось. Никакого вида теперь, на люди при белом свете показаться стыдно, а у тебя ж две пары, поделись одной. А?

   Михей затряс бородой:

   -- Что ты, что ты! Те, что остались размером разные, это у меня нога дефектная, тебе они не подойдут.

   -- Ничего, -- успокоил Фраер, -- я ногти на одной ноге подстригу. А коли, не хочешь -- забирай дрова с медовухой, -- тут голос Евсея дрогнул, но у него хватило мужества продолжить: -- Мы найдем из чего костер запалить.

   Опять мужики зашептались. На этот раз совещание длилось вдвое дольше, чем первый раз. В конце концов, потеребив бороду, Михей удрученно произнес:

   -- Может, чего другого попросишь, сапоги-то дома лежат, через всю деревню тащится...

   -- Мы не торопимся, -- ответил Евсей.

   На этот раз мужики отсутствовали минут сорок. Привезенные сапоги Евсей долго и тщательно осматривал со всех сторон. Ковырнул пальцем подошву.

   -- Они, родимые.

   -- Ну, так это, лодочку мы, стало быть, забираем? -- Спросил Михей.

   -- Конечно, -- кивнул Фраер. -- Уговор дороже денег. Сейчас Васька нос у нее отрубит и плывете на здоровье.

   -- Как отрубит?!!!

   -- Легко, в два замаха, он у нас парень здоровый. Надолго не задержит, в минуту управится.

   -- Уговора нос рубить не было! -- Взвился Михей. -- Жульничать изволишь!

   -- Ты о чем говоришь! -- Не на шутку разобиделся Фраер. -- Я ж блатной, а не вор какой-нибудь. Все по понятиям, по совести. Вы втроем за лодкой приехали, двое плату внесли, а брательник твой нет. Стало быть -- одна треть лодки наша. Но так и быть, из уважения к тебе нос трогать не будем. Васька, как я и думал, они с носом хотят остаться, руби корму!

   Михей хотел заорать, но от волнения прикусил язык. Увидев на губе мужика капельку крови, Евсей сменил гнев на милость, его доброте не было придела:

   -- Нет, ну если тебе и корму жалко, мы середину вырубим, а тебя с зятем края достанутся. Все по совести, по понятиям.

   Стоявший в стороне Михей-плотник подался вперед и неуверенно спросил:

   -- С меня-то чего хотите?

   -- Ну, коль братец твой пару сапог за свою часть лодки отдал, стало быть -- и с тебя пара. Так оно по совести будет и вам опять же не обидно, поровну вложились.

   -- Да где ж их взять?

   -- А ты у брата займи, потом по-родственному разберетесь, -- миролюбиво предложил Евсей и совсем уж невинным голосом добавил: -- Нет, ну если не устраивает, забирайте все, что привезли. Нам без разницы, на чем похлебку варить, смоленая лодка лучше всяких дров горит.

   -- Да провались ты пропадом! -- заорал пришедший в себя Михей. -- И откуда вы на нашу голову свалились! Все люди, как люди. Купят лодку, переправятся, да и бросят на бережку, ничего взамен не требуя.

   -- Ага, есть такие, -- согласился Фраер. -- Нам тоже попадались, встретят усталого путника, накормят, напоят и денег не возьмут. Но ты Михей не из этого теста замешан, а потому последний раз спрашиваю -- снимешь сапоги или нам лодку на дрова разбирать?

   -- Подавись! -- Просипел Михей, сдергивая сапоги вместе с портянками.

   -- По совести с вас бы еще пару литров медовухи стребовать, мы новые сапожки давали, а нам ношенные возвращают. Да ладно, -- сжалился Евсей, -- гребите отсюда.

   Раздосадованные мужики столкнули лодку с песка, по воде зашлепали весла, а ночной ветерок донес грустный шепот:

   -- Ты поглянь, умнее нас сыскался.

   -- Я вас не умнее -- просто вы тупее, -- напутствовал их Евсей.

Глава 16

   Я очнулся в зябкой предутренней мгле. И меня потянуло на лирику. Мне казалось, что я застукал природу-матушку в самый интимный миг -- когда мир уже вырвался из-под власти вязкой тьмы, а вот солнечным светом насытиться еще не успел. На земле, на небе -- всюду густой и жирный сумрак, без вкуса, без запаха. Хотя нет... С запахом я пожалуй погорячился. Навеяло весьма невкусно и очень даже вонюче. Мой живот на столь терпкую и слезоточивую вонь отреагировал громким урчанием. Поэтические мысли враз сместились из головы куда-то вниз организма и из лирических превратились в насквозь житейские. Тянуло уже не на лирику, а в кусты.

   Схватился за штаны и бегом, даже сапоги натягивать не стал, пускай ноги росой умоются, полезно это, наверное...

   Только присмотрел кустик, как из-за него, свергая голым задом, поднялся Васька и осчастливил меня радостной новостью:

   -- Пахан, у меня кишки в животе крутит, как карусель на ярмарке. Всю ночь почитай отсель не вылажу....

   Я развернулся на девяносто градусов и, как загнанный волками лось, напролом, ломанулся к следующему кусту, но оттуда раздался Ванькин голос:

   -- И у меня Пахан такая же беда стряслась, ноги уже онемели на корточках сидяча, а чую - сидеть еще долго, как встать опосля -- ума не приложу.

   Я жадно глотнул воздуха. Обхватил живот руками, чтоб поменьше требуха тряслась, и побежал дальше. У следующего куста мне помахал ручкой Антоха и с детской непосредственностью поинтересовался:

   -- Пахан, ты далече?

   -- Рекогносцировку местности проводить, -- буркнул я, отворачивая вправо. И чуть не наступил на Фраера.

   -- Поспал бы, Пахан, -- озаботился Евсей, теребя в руках лист лопуха. -- Чего в такую рань поднялся? Я бдю, все под контролем...

   Я шарахнулся в сторону и мелкими шашками, но быстро-быстро, засеменил дальше. Через десяток метров впереди замаячил шикарный куст шиповника, но только я приблизился, как он заговорил голосом Сороки:

   -- Не ходи сюда Пахан, колюче больно...

   Кореша облюбовали самые удобные и живописные места. Стиснув зубы, я метался вдоль берега, пытаясь найти пару свободных квадратных метров. Приветствия Федьки и Азама остались без ответа. Не до этого как-то... Я отбежал метров двадцать и схватился за штаны.

   -- Шел бы ты дальше, Пахан, здесь уже я рекогносцирую. -- Раздался за спиной усталый голос Кондрат Силыча...

   Утренняя оправка с небольшими перерывами растянулась почти до обеда. Последним из кустов выбрался Ванька. На негнущихся ногах кое-как добрел до костра и рухнул на землю. Красные от недосыпа глаза на его позеленевшем лице выражают вселенскую скорбь и печаль. Остальные кореша выглядят немногим краше. Да уж, признаться у меня и у самого от напряжения до сих пор челюсти сводит.

   Евсей одыбался раньше всех. Собрал в кучу надкусанные остатки вчерашнего ужина и учинил экспертизу. В качестве основного инструмента для исследования Фраер использовал собственный нос.

   -- Вот оно, что Пахан! -- Взвыл Евсей, тряся пустым жбаном от медовухи. -- Михуевцы, гады, в медовуху чего-то всыпали. Отомстили сволочи! Чтоб дети им под старость лет так наливали!

   Такого коварства от Мишуков не ожидал никто. Больше всех измученный Ванька (а нечего пить в два горла) предложил спалить всю деревню. Васька поддержал брата. Но я быстро остудил горячие и позеленевшие головы.