Валерий Волков - Блатные из тридевятого царства (СИ)

   -- А я вот по старинке люблю, на пенечке.

   К трапезе приступили в полном молчании. Какое-то время за столом слышался только хруст бараньих костей. Утолив первый голод, Губан набулькал из кувшина в кружки по самый верх.

   -- Стул мелочи. Винца вот попробуй.

   Я хлебнул с опаской. Замер, ожидая реакцию желудка. И не удержался, глотнул в полную силу. Меня закружил аромат осеннего сада. В одном глотке я чувствовал вкус десяток ягод. Не смешанный, каждой в отдельности, будто срывал с куста. Сначала виноградинку, затем смородину, землянику, надкусил спелое яблоко, сыпанул в рот пригоршню малины. Я пил нектар Богов. Я чувствовал себя Богом. Губан ерзал на березовой чурке и старательно делал вид, мол, ничего особенного, так, обыденная мелочь, для запивки на скорую руку. А самого распирало от гордости.

   -- Еще кружечку?

   -- С удовольствием, -- кивнул я и честно признался, -- такого вина никогда в жизни не пил. Бальзам для души!

   Губан крякнул от умиления, потупил глазки и скромно ответил:

   -- Это я еще плохо старался. Не знал, что гость к ужину будет.

   После третьей кружки колдун смахнул с бороды капли пролитого вина. Спросил:

   -- Ну, сказывай, чего там Агате надобно от меня?

   -- Да собственно ничего.

   -- Тогда сымай кольцо, не тебе дарено.

   Я растерялся, по инерции потянулся к мизинцу. Но в последний момент одумался и вперил в колдуна наглый дерзкий взгляд.

   -- Бабка Агата мне его подарила.

   -- И что с того?

   -- Она сказала ты помочь должен.

   -- Вот дура баба! -- Взорвался Губан. -- Нашла что дарить. Мне от нее даже поцелуйчика не досталось, про другое уж и не говорю. Разок с руками полез, так она стерва, мне волосья с головы выдернула, ни одним колдовством опосля восстановить не мог. Сымай кольцо!

   -- Нет!

   -- Да ты пойми, -- сбавил Губан обороты, -- стар я стал. Силы уже не те, от того в глуши и прозябаю. Колдую по мелочи, для себя. Чем я помочь могу? Вина вон если еще сделать...

   -- Да ты хоть выслушай сначала, -- обиделся я.

   Старик с горла хватанул остатки вина в кувшине и буркнул:

   -- Слушаю.

   Я уложился в пять минут. Вспомнил все подробности, какие смог и с надеждой спросил:

   -- Поможешь?

   -- Назад, стало быть, хочешь.

   -- Хочу.

   -- Ну-ка, дай свою писульку.

   Я вытащил из кармана измятый лист с заклятием. Губан долго всматривался, даже понюхал.

   -- Хорошее колдовство, чувствуется рука мастера.

   -- Ну, и... -- Не выдержал я.

   -- Чего и? Агата дура дурой, а ты еще дурней. Видишь знак отпускной снизу?

   -- Пентаграмму что ли? Вижу.

   -- Да ни шиша ты не видишь! -- Ни с того, ни с чего разозлился Губан. -- Знак это отпускной, а не пентаграмма.

   -- И что?

   -- А то! Ослиная твоя башка, что колдун, который это заклятие сотворил, отпустил его от себя, всю силу в бумагу вложил, на коей оно писано. Уяснил?

   -- Нет. -- Честно ответил я.

   Губан встал, прошелся по комнате, два раза почесал лысину. На его лице отчетливо читалось -- такого тупицу как я, он еще не встречал.

   -- Ежели тебе смерть предсказали, али еще чего плохого, что сделать требуется, чтоб пророчество не сбылось?

   Я пожал плечами.

   -- Господи, да откуда же ты взялся, такой кривомозгий! -- Простонал Губан. -- Убить предсказателя надо и всех дел. Его предсказание за ним и закреплено. Сгинул предсказатель, и все его предсказания вместе с ним в прах обратятся. Вот и поразмысли головенкой, чего требуется с отпускным самостоятельным заклятием сделать, дабы оно перестало действовать.

   -- Колдуна убить? -- Предположил я.

   -- Чур, тебя! Дурак! Чур! -- Испуганно отскочил в сторону Губан. -- Ишь куда хватил -- колдуна убить! Нас и так осталось по три штуки на версту, а версте той -- ни конца, ни краю. Скоро сами перемрем, от старости. Заклятие надо уничтожить, колдун тут ни причем.-- Как?

   -- Ты всегда такой тупой или к вечеру слабоумием страдаешь? -- Поинтересовался Губан. -- Выйди в степь. Сожги листок с заклятием, пепел на четыре стороны развей, опосля закрой глаза и представь то место, куда хочешь попасть.

   -- И все? -- Не поверил я.

   -- А ты что, думал, громы и молнии в падучей у твоих ног биться станут? Главное запомни -- второго раза у тебя не будет. Коли привидеться в этот момент дно морское, там и окажешься, а водица не вино, много не выпьешь.

   -- Спасибо, -- выдохнул я. -- Это выходит, я в любой момент мог домой вернуться?

   -- Хоть домой, хоть к любой бабе под юбку.

   Губан уселся за стол, закатал рукава халата и принялся колдовать. Через минуту кувшин вспенился новой порцией вина. Не дожидаясь приглашения, я сам наполнил кружки и залпом осушил свою. Полегчало лишь после второй. Губан даже не пытался спрятать отвратительную ехидную улыбку. Ну и пусть, я не в обиде.

   -- Скажи, -- кивнул я ему, -- а почему заклятие здесь не сработало, в темнице Старобока?

   -- Так ты ж его досуха выжал. Сколь мест представил, перед тем как сюда угодить?

   Я задумался. Вспомнил бабушкину деревню, потом Светкину дачу, что-то было еще, не очень яркое, армия была...

   -- Мест пять, а может и больше.

   -- То-то. Ежели листок не сожжешь, заклятию не один год силу набирать придется, пока вновь заработает.

   Ну, уж нет. Пусть горит синем пламенем. Хочу домой. Губан демонстративно потянулся и сладко зевнул. Я понял -- пора и честь знать. Встал, сразу исчез антикварный стул. Губан не отличался вежливостью, и намеки кидал один прозрачней другого. Я улыбнулся и пошел к двери.

   -- Ты колечко-то сними, -- напомнил колдун.

   Я безропотно подчинился. Губан взглянул на него, дунул, и подарок бабки Агаты растворился в воздухе.

   -- Увидишь Агату -- кланяйся.

   -- Это вряд ли, -- ответил я.

   -- Ну, ступай. У себя заночевать не предлагаю. На полу гостю не с руки спать, а кровать занята. Я на улице тучки малость разогнал, дождь в сторону отвел. Хочешь -- заклятие жги, хочешь -- спать под курганом ложись.

   Туман принял меня как родного. Не цеплялся за одежду, не пытался удушить. Я вышел в степь без всяких усилий. Оглянулся. Ни дома, ни озера и туман рассеялся. Кругом бурьянится ковыль с чертополохом.

   -- Иди с Богом, -- донесся ворчливый голос Губана.

   Я пошел. За далекой сопкой еще виднелось солнце, слабым желтым пятном. Колдун не обманул, тучи рассосались, как карамель во рту. Я достал листок с заклятием, посмотрел и сунул назад. Домой хотелось неимоверно, но нельзя же исчезнуть так по-свински. Еще один денек роли не сыграет. Пожалуй, стоит добраться до стойбища Азама. Гульнуть на славу. Проследить, чтоб хан коней корешам дал. Как бы сказал Евсей -- это будет правильно, по понятиям.

   Кореша встретили меня диким воплем. Над степью завис радостно-тревожно-удивленный рев. Внятно смог высказаться только Кондрат Силыч.

   -- Ты где пропадал?!

   -- Живот крутило, -- отмахнулся я.

   -- Так долго?

   -- Сильно скрутило, -- ляпнул я.

   Кондрат Силыч удивленно моргнул, но воздержался от дальнейших расспросов. Кореша же набросились на меня как пчелиный рой на любителя халявного меда. Ели отбился. В знакомом гуле голосов я так и не услышал гортанного рыка Азама.

   -- А куда хан делся?

   -- Он в стойбище подался. Ты ушел, соплеменник евоный приперся. Пастух. Потерявшуюся овцу искал. Хан рявкнул на него, лошадь забрал и ускакал. Нам велел здесь дожидаться. -- Доложил Евсей.

   Тольку тут я заметил щуплую фигуру незнакомого степняка. Соплеменник Азама стоял на коленях, лицо обращено вслед уходящему солнцу, глаза квадратные, подбородок, утыканный редкими короткими волосами, нервно дрожит, а толстые сосиски губ шепчут что-то непонятное.

   -- Это он чего?

   -- А пес его знает, -- ответил Федька. -- Он по-нашему не бельмеса. Как Азама увидел, так и скопытился. Рот разевает, что сказать хочет непонятно.

   -- Бог с ним, -- кивнул я. -- Пока не стемнело, давайте на ночь обустраиваться.

   Готовить ночлег в степи, когда под рукой ничего кроме травы нет, занятие не очень увлекательное. Сообща надергали ковыля. Выложили подстилку. Постояли, посмотрели -- пошли дергать дальше.

   Только закончили, явился Азам с лошадьми. Хана сопровождал отряд человек в двадцать. Та еще компания, не чета губашлепу-пастуху. Все коренастые, плотные как Ванька с Васькой, масштабом, правда, меньше -- один к двум приблизительно. Варварское облачение из плохо выделанных шкур смотрелось на них, как смокинг на английских лордах -- изящно и степенно. Раскосые глаза сверлили округу зло, надменно, по-хозяйски.

   Вопрос о ночевки в степи отпал сам собой. Тем более лошади вмиг сожрали заготовленный ковыль. Азам торопил:

   -- Достархан накрыт. Кумыс пениться. Женщины танцевать всю ночь будут. В степи праздник -- Хан вернулся!

   К стойбищу подъехали уже в темноте. В широкой ложбине меж двух холмов пылает несколько костров. Азам ехал в центр к самому большому и яркому. Пока добирались до места, обогнули не один десяток юрт. Спешились. К Азаму подскочил странный человек, перемазанное сажей лицо расплылось в липкой заискивающей улыбке, на башке бараний череп с обломленным рогом. Хан прорычал несколько фраз. Среди колючих звуков я уловил знакомые -- "шаман" и "сволочь".