Валерий Волков - Блатные из тридевятого царства (СИ)
Вопрос о ночевки в степи отпал сам собой. Тем более лошади вмиг сожрали заготовленный ковыль. Азам торопил:
-- Достархан накрыт. Кумыс пениться. Женщины танцевать всю ночь будут. В степи праздник -- Хан вернулся!
К стойбищу подъехали уже в темноте. В широкой ложбине меж двух холмов пылает несколько костров. Азам ехал в центр к самому большому и яркому. Пока добирались до места, обогнули не один десяток юрт. Спешились. К Азаму подскочил странный человек, перемазанное сажей лицо расплылось в липкой заискивающей улыбке, на башке бараний череп с обломленным рогом. Хан прорычал несколько фраз. Среди колючих звуков я уловил знакомые -- "шаман" и "сволочь".
Человек заблеял в ответ что-то несуразное, жолобно-визгливое. Азам прервал его на полуслове весьма изящным, но далеким от ораторского искусства способом -- без замаха впечатал кулак в челюсть. Хорошо попал. Дважды клацнули зубы, сначала на бараньем черепе, потом у шамана. Барану повезло больше, пожелтевшие клыки дрогнули, но устояли, а во рту шамана появилась изрядная проплешина, зуба в два, а может и больше. Шамана унесли, и Азаму стало стыдно.
-- Извини Хан Па, не сдержался.
-- Ты же обещал, -- напомнил я.
Азам скорчил рожу и нехотя ответил:
-- Шаман сказал орде, что великий Бог Тэнгри забрал меня на небо и степному народу нужен новый хан.
-- Смело, -- кивнул я. -- И чего теперь?
Хан улыбнулся.
-- Я объявил, что великий Тенгри отпустил меня и велел взамен прислать шамана с новым ханом.
-- И кто у нас хан?
-- Нугай. Сын брата моего отца. Какой с него хан. Меня увидел, на брюхе ползал. Сегодня будет кумыс подносить, ноги целовать, завтра овец пасти. Бараньим ханом будет. -- Азам засмеялся и шагнул к столу.
На большом ковре уймища подносов, глиняных чашек, горшков. Наставлено так, что ворс ковра не виден. В каждой посудине гора мяса. Баранина и конина во всех видах. Жареная, пареная, с бульоном, на костях и без. На отдельном блюде вареная баранья голова. Запах мяса напрочь глушит аромат степного разнотравья. Из остальных яств -- пресные лепешки.
Чьи-то заботливые руки разложили у края подушки набитые овечьей шерстью. Хан занял почетное место в центре, мы с боков. Огромный костер освещает округу. В помощь огню на чистом небе серебрится луна. Атмосфера как в хорошем ресторане -- интригующе-интимная. Я огляделся. За нами две юрты, выше и краше прочих. Впереди пустой пятак, вширь метров десять, в глубину не понять, дальний край теряется в темноте. С краев снова юрты, но уже проще, хотя и лучше тех, что встретились при въезде.
Пока я осматривался, кореша набросились на угощенье. Оголодали в пути. Ложек, как и отдельных тарелок, здесь не полагалось. Ели руками с общих.
По счастливому Васькиному лицу тонкой струйкой, от губ к подбородку и ниже, стекает бульон. Ванька закусывает обжаренное баранье ребро куском вареной конины. Кузнец Сорока мастрячит на лепешке огромный бутерброд. Евсей с Федором по очереди из одной чашки запивают мясо бульоном. Антоха, утолив первый голод, как истинный гурман выбирает куски с жирком. Кондрат Силыч же кушает степенно, прежде, чем положить кусок в рот, осмотрит со всех сторон. Главное блюдо -- вареная баранья голова, никого кроме Азама не привлекла. Хан пытался поделиться со мной, но я отмахнулся. У Губана переел.
К столу потянулись люди. Воины, женщины, старики и даже дети. Они подходили по очереди, согласно здешнего "табеля о рангах". Вставали на колени и трижды касались лбом земли.
-- Это они чего? -- Поинтересовался я.
-- Меня приветствуют, Ханом своим признают, -- ответил Азам.
Стоящие позади воины зорко следили за каждым. В руках плети для нерадивых и сомневающихся. Но таких не нашлось. Некоторых, в основном воинов, Азам угощал куском мяса с бараньей головы. Заслужившие такую милость кланялись пуще остальных. Я усмехнулся -- политика однакось...
Подтвердив верноподданнические чувства, народ отходил в сторону и там сразу же появлялся ковер с едой. Через час большая часть орды пировала рядом с нами. Последним приперся шаман. Потоптался у костра и рухнул на карачки. Азам милостиво кивнул. Шаман отряхнул колени и уселся за наш стол. Грязные руки нагло потянулись к бараньей голове. Азам шепнул мне на ухо:
-- Без него нельзя. Шаман любой орде нужен. Другого нет.
-- А чего ж ты его лошадьми рвать хотел? -- Спросил я.
Хан сделал вид, что не расслышал.
Шаман оторвал от бараньей башки челюсть, указательный палец демонстративно уперся в зубы. Азам сыто рыгнул и язвительно произнес:
-- Великий Тенгри хотел тебя целиком, я уговорил взять только зубы. Не веришь -- сам спроси. Вон нож, воткни в сердце и ты у него. Хочешь, я помогу, горло перережу. Тенгри отпустит -- все назад срастется. Великим шаманом станешь. Кроме меня еще никто с неба не возвратился.
Шаман от такой чести отказался. Поверил на слово. Я б на его месте сделал тоже самое. Азам примирительно закончил:
-- Ты теперь злых духов можешь улыбкой разгонять. Без колдовства. Я -- хан ханов! Ты -- шаман шаманов!
Шаман вздохнул и принялся обсасывать баранью челюсть. Политические дрязги в орде улеглись, не успев разгореться.
Я облокотился на подушку. Неуклюжий пришибленный степняк принес бурдюк с кумысом. Пахнуло кислым молоком. Я поморщился, от одного запаха спазмы в горле. Не по мне сей напиток, мой желудок и простое-то молоко не принимает. Несостоявшийся хан услужливо разлил кумыс по глубоким чашкам. Из уважения к Азаму я поднял свою. Улучил момент и выплеснул за спину. Корешам напиток пришелся по вкусу. Нугай еле успевал доливать. И каждый раз зараза набулькивал мне. Захмелевший Евсей поинтересовался:
-- Бурдюк кумыса -- это много?
-- Смотря, какой по счету, -- философски ответил Кондрат Силыч.
На поляну выскочило с десяток молодых женщин. Седой старик за соседним ковром-столом взял в руки непонятный инструмент с прямоугольным корпусом и длинным, почти метровым грифом, наконечник которого украшала искусно вырезанная конская голова. Две струны на прикосновение смычка ответили жалобным лошадиным ржаньем. Женщины заломили руки, полы широких халатов дернулись из стороны в сторону и в свете костра мелькнули стройные ножки в шелковых шароварах. Началась дискотека.
Васька вперился глазами в ближайшую танцовщицу. Я ткнул локтем. Осторожней! От такого взгляда можно стать отцом не касаясь девушки. Но Васька не внял предупреждению. Он подполз к Азаму и зашептал. Хан кивнул и поманил пальцем шамана. Совещались они не долго. Шаман на минуту отлучился и вскоре к столу подсел хмурый джигит в замызганном халате. Азам разродился бурной речью. Булькающие крики заглушили музыку. Джигит ответил. Хан погрозил пальцем и усилил напор. Джигит возвел руки к небу. Азам помянул Тенгри. Разговор скомкался. Джигит поклонился и убыл восвояси.
-- Уф! -- Выдохнул хан, смахивая со лба капли пота. -- Договорился. Калым пятьдесят овец. У меня возьмешь. Через месяц свадьба и она твоя!
-- Чего!!! -- Поперхнулся Васька. -- Какая свадьба? Какой калым!
-- Калым, бестолочь некультурная, это выкуп за невесту, -- пояснил Кондрат Силыч.
Васька завибрировал, глазенки потухли, с губ ели слышно сорвалось:
-- А по другому нельзя?
-- А как еще? -- Искренне удивился Азам.
Пришлось подключиться мне. Надо спасать Ваську.
-- Ему еще пять лет жениться нельзя. Обет дал.
-- Ничего, -- заверил хан, -- она подождет.
-- Нет, нет! -- Выпалил Васька. -- Пущай кто-нибудь другой баранов ищет.
Азам пьяно икнул:
-- Как хочешь. Алимцэцэг хорошая невеста, за такую сто баранов не жалко. -- Хан соломинкой поковырялся в зубах и кивнул шаману: -- Иди. Успокой Батбаяра. Скажи -- свадьбы не будет. Тенгри против.
Я откинулся на подушку. Брякает музыка, изгибаются девушки в томном ритме. Корешам несут очередной бурдюк. Орда уверенно погружается в нирвану. Я нащупал в кармане листок с заклятием, билет домой. Настало время прикинуть, как лучше обыграть исчезновение. Уйти по-тихому, как думалось вначале, сильно смахивало на предательство. Да и чего греха таить, хотелось оставить о себе память в этом мире. Желательно хорошую. Душа жаждала эффекта. Может легенду сложат: -- "И вскинул руки Пахан, и вздыбилась земля под ногами. Ангелы с небес упали. И исчез Пахан, ибо и на небесах твари божьи хотели слушать его и жить по понятиям!". Хоть и не узнаю, но приятно. Однако, как не ломал я голову, ничего вразумительного придумать не смог. Придется с утра озадачиться, на свежую голову.
За час до рассвета пьянка пошла на убыль. Степняки поползли по юртам, самые стойкие уснули на месте. Плясуньи шевелили только руками, да и то с трудом. Над нашим достарханом стоял смачный храп. Отрубились все, Азам первым. Я держался, как мог. Хотелось запомнить каждый миг этой последней ночи. Вроде и зевал не слишком широко и моргал редко -- все одно уснул. Очнулся, когда два юрких человека под руководством Нугая тащили меня в ханскую юрту. Дернулся и плюнул. Пусть несут, работа у них такая.
