Валерий Волков - Блатные из тридевятого царства (СИ)

   -- Чего хотели-то?

   -- У тебя лодка, говорят, есть, а нам бы на тот берег переправиться, за ценой не постоим. -- Взял я инициативу в свои руки.

   -- Не вопрос, -- кивнул Михей. -- Только у нас не принято извозом заниматься. Лодок сколь угодно, покупайте и катайтесь на здоровье.

   -- И сколько?

   -- Да бесплатно. На кой мне деньги, чего с ними тут делать? У меня вон телега без колес стоит, несете колеса и забирайте лодку.

   -- Да где ж мы их возьмем?! -- Возмутился Евсей.

   -- А я скажу, -- ответил Михей. -- Вертайтесь назад, как церкву пройдете -- направо, третий дом с конца по левой стороне. Спросите плотника. Он еще в прошлом годе телегу пропил, а колеса остались.

   Делать нечего, понурив головы, поперлись назад. Когда добрели до церкви, солнце перевалило за полдень. Давешних старушек уже не было, зато из придорожных кустов высунулись две наглые рожи, а следом, ломая ветки, вылез молодой парнище, косая сажень в плечах, в голубах глазах бултыхается по литру браги. Растопырив руки, он бесцеремонно загородил дорогу, плюнул сквозь выбитый зуб и поинтересовался:

   -- Кто такие? Почему не знаю? Чего ходим, траву топчем?

   Пока я соображал, как быть, Фраер уже распорядился:

   -- Васька, объясни хлопцу!

   Старший Лабудько без раздумий заехал Ильи Муромцу местного разлива в челюсть. Парень улетел в кусты, следом юркнули собутыльники. Мы еще с минуту потоптались на месте, готовые отразить новую атаку. Но в кустах пошуршали-пошуршали и успокоились. Наружу никто не вылез, только стаканы звякнули. Дальнейший путь проделали без приключений.

   Плотник, мужик уже в возрасте, выслушав нашу историю, пожал плечами:

   -- Колеса имеются, в сараюшке лежат. Да как вы их возьмете? Денег мне даром не надо. Я б их на тулупчик поменял, только хороший, на заячьей подкладке. Могу подсказать, где взять.

   -- Спасибо, знаем -- еле сдерживаясь, ответил я.

   Над нами издевались. Самым форменным образом. А как это по-другому назвать? От бешенства я готов был кого-нибудь придушить. У корешей кулаки сжаты, лица кислые, как переквашенная капуста, в глазах тупая ярость, так и зыркают по сторонам, выискивая на ком бы злость выместить. От бестолковой беготни ноги в не разношенных сапогах гудели куда сильней, чем утром голова с похмелья, а до тулупчика не меньше километра.

   Когда мы в третий раз поравнялись с церковью, опять затрещали кусты, и пред нами снова нарисовался давешний Илья Муромец. Сплюнув уже через два выбитых зуба, он завел старую песню:

   -- Кто такие? Почему не знаю?

   Услышал Господь молитвы, послал подарок душу отвести. Как не чесались кулаки, драки не получилось. Во-первых -- нас много, он один, нечестно как-то получается, а во-вторых -- выскочившие следом собутыльники, быстро подхватили парня под руки и утащили назад. Самый трезвый скороговоркой выпалил:

   -- Не-не-не, уже знакомились, на сегодня хватит, ступайте куда шли!

   Выбора у нас особого не было, пришлось воспользоваться советом и идти дальше. Ну что за день выдался? Все одно к одному. Сначала бегство из Гришуков без завтрака, затем трагически не вовремя вылезший суслик, а теперь еще затянувшаяся экскурсия по Мишукам. На второй круг по деревне пошли, не многовато ли для здешних достопримечательностей?

   До нужной околицы добрались злые, как цепные псы, только что не лаяли, да на встречных не бросались.

   На лавочке, как ни в чем не бывало, сидит Михей. Завидел нас, заулыбался как родным. На тощих коленях тулупчик, а глаза хитрые-хитрые.

   -- Что-то вы долго, хлопцы, почитай час дожидаюсь.

   -- Ты что, старый хрыч, сразу не мог про колеса, тулуп и собаку рассказать! -- Разорался я.

   -- А я разве не говорил? -- Состроил удивленную рожу Михей. -- Ай-яй-яй, память наверно отшибло. Как сапоги ваши увидел -- так и отшибло.

   -- Сейчас назад вшибем, -- кивнул Ванька.

   -- Цыц! -- Гаркнул я. -- Дайте ему сапоги, берем тулуп и пошли. Сил у меня больше нет на эту пакостную физиономию смотреть.

   -- Физиономия, как физиономия и вовсе не пакостная, бабке моей очень даже нравится, -- ответил мужик, выворачивая тулуп наизнанку. -- Гляньте, мех не маранный, всего одна заплата на подоле, такому тулупу сноса нет, сам бы носил, да без сапог на босу ногу смотреться не будет.

   -- Давай без рекламы, -- попросил я. -- Нам твой тулуп не таскать, и начхать на все заплатки, даже если они шиты золотыми нитками.

   -- Ну не скажи, -- улыбнулся Михей. -- Коль вещь хороша -- чего ж ее не похвалить? Пока вы по деревне бегали меня мысли умные обеспокоили. Вот возьму я два сапога, один левый, другой правый, оба из разных пар, а два непарных у вас останутся. А зачем? Куды их девать станете? Таскать тяжело, выбрасывать жалко и начнете меня недобрым словом поминать.

   -- За это не переживай и без сапог повод помянуть найдем, -- заверил Евсей.

   -- Об чем и речь! -- Неизвестно чему обрадовался Михей. -- А потому, что б вас от лишней мороки избавить, давайте уж махнет тулупчик на четыре сапога.

   -- Да это грабеж! -- Заблажил Антоха и даже всегда спокойный кузнец Сорока не сдержался:

   -- Тебя может, не мысли умные обеспокоили, а солнышко голову напекло?

   -- Может и солнышко, -- охотно согласился Михей. -- Да меньше чем за четыре сапога не отдам.

   -- Погоди, -- вмешался Кондрат Силыч, -- договаривались же за два.

   -- Так то до обеда было, а сейчас уже вечер на носу. Думайте хлопцы, к ночи подорожать может.

   -- Ты что ж, борода нечесаная! Думаешь, мы другого тулупа в деревне не найдем! -- Вылез на передний план Федька. -- Пошли братва, сдается мне есть в Мишуках тулупы и получше.

   Но и это заявление не смутило Михея. Почесав бороду, он спокойно ответил:

   -- Куда им деваться, есть, конечно. Да за чужой тулуп брательник колес вам не даст, а ежели вы и их на стороне сыщите, зять лодку на них не поменяет. А других лодок нынче в Мишуках нет, и не скоро будут. Караван давеча в Волынь ушел. Вот такое ваше счастье, что меня сердобольного встретили.

   -- Ну и стервец ты старче! -- Выдохнул я.

   -- Есть немного, -- согласился мужик и лукаво улыбаясь, поинтересовался: -- Ну, так что, берете тулупчик?

   Я поломался пару минут, для вида, что б уж совсем не терять лицо, а затем согласился. Обмен прошел без сучка и задоринки, молча, в нервозно-повышенном состоянии, словно не вещами менялись, а шпионами на государственной границе. Михей уложил на траву тулуп, отошел. Антоха, скрепя зубами, поставил рядом две пары сапог. Помолчали. И разошлись. Тулуп пошел с нами, сапоги остались с Михеем. Прощаться не стали. Настрой не тот.

   Когда мы в очередной раз проходили мимо церкви, из кустов расстался тяжелый выразительный вздох, но наружу никто не вылез. Мы внутрь тоже не полезли. Вздох, даже самый язвительный, еще не повод для драки. Упились ребята, с кем не бывает. Это за чаем сокровенные мечты в слова превращаются, а уж после жбана медовухи -- в действие. Мне ли после ночи в Гришуках местную молодежь осуждать.

   Михеевский брат, пройдоха и плотник по совместительству, разгуливал по ограде в огромных черных трусах. Загорал наверно. При виде тулупчика кисло улыбнулся и выкатил из сарая четыре колеса.

   Остался последний рывок. Но окованные железом колеса -- не тулуп, тащить тяжело и неудобно. К дому Михеевского зятя добрались на закате. Солнышко помахало ручкой и неспешно покатилось за горизонт.

   Зятек, мать его за ногу, не придумал ничего лучше, как всучить нам новую, только что смоленую лодку. Это конечно хорошо. Новая и стоит дороже и вид у нее презентабельней, но нам же не барышень катать, а всего лишь на другой берег переправиться, а ее ж еще до реки дотащить надо...

   Как я не усердствовал, косоглазый лодочник наотрез отказался менять колеса на старую посудину, что болталась на реке. На плоском лице никаких эмоций, сказал, как отрезал:

   -- Разве я могу хорошим людям старую лодку дать. Берите эту. Не нравиться -- тащите колеса назад.

   Ага, сейчас. Разбежались.

   -- Чтоб у твоей тещи, зять кривой был. -- Пожелал хозяину на прощание Кондрат Силыч.

   Ох, и тяжела же лодочка оказалась. Как не приноравливались -- и за борта, и под днище, и на плечах, а больше тридцати шагов за раз пройти не могли. От натуги в глазах темнеет, ноги предательски в коленях подгибаются. Бедному Азаму два раза пальцы прищемили. Федьке веслом по уху прилетело. А улице конца края не видно.

   До церкви добрались уже в густых сумерках. Последние метры лодку волокли на плечах днищем к верху. У знакомых кустов решили перекурить. Опустили свою ношу на землю, не особенно аккуратно, так, лишь бы не развалилась и рухнули в траву. До желанной реки оставалось всего нечего -- два перехода. Сил, правда, никаких, даже Ванька с Васькой взопрели. Лежим, мизинцем шевельнуть лень.

   -- Пахан, может до утра это дело отложим, сдохнем же, не допрем. -- Заскулил Антоха.