Валерий Волков - Блатные из тридевятого царства (СИ)
-- Пахан, может до утра это дело отложим, сдохнем же, не допрем. -- Заскулил Антоха.
-- Ничего, сейчас мы ее на себе катаем, потом она нас будет, -- ответил я.
Лежащий рядом Евсей зло буркнул:
-- Пока до этого дойдет -- руки длиннее ног станут.
-- Ну, чего разнылись, -- урезонил всех Кондрат Силыч, -- лодка ног не имеет, сама топать не может. Если только ты Евсей наколдуешь, бабка-то у тебя ведьма знатная, может, и тебе по наследству чего перепало.
-- Да откуда, -- отмахнулся Фраер. -- С этим родиться надо.
-- А ты попробуй, -- пристал Антоха, но Евсей лишь зло фыркнул:
-- Дурак ты, а еще пастух! Я ж заклятий не знаю.
-- Все равно попробуй! -- Настаивал Антоха.
-- Да как я тебе попробую! -- Разозлился Евсей. -- Так что ли, -- Фраер поднялся, вразвалочку подошел к перевернутой кверху дном лодке и со всей дури пнул по корме: -- Ползи к берегу тазик смоленый!
Лодка дрогнула и послушно поползла в нужную сторону. Чего тут сказать -- рты раззявили все, а больше всех Евсей.
-- Это она чего?!!!
-- А говорил, не умеешь, -- глотая слюну, прошептал Антоха.
-- Ты что, гад, раньше колдонуть не мог! -- Набросился на Евсея Подельник. -- Перли в такую даль, надрывались!
-- Да я... Да она...
-- Сволочь ты Фраер! -- Поддержал Федьку кузнец Сорока.
Пока кореша перепирались, лодка отползла метров на десять. Мы, затаив дыхание, тронулись следом. Первым семенил Васька, на могучем плече весла и тут его осенило:
-- Евсеюшка! А наколдуй, чтоб и весла сами топали!
-- Да как?
-- Как лодку.
-- Ну... я попробую.
Фраер сосредоточился, глубоко вдохнул и зарядил Ваське звучного пенделя.
-- А ну бегом, вслед за лодкой!
-- Ты чего?!!! -- Заорал Васька оглаживая ушибленное место.
-- Колдую, как с лодкой... Наверно пнул слабо, погоди сейчас еще попробую.
-- Не надо! -- Отказался Васька. -- Сам дотащу.
Если с веслами вышла промашка, то на лодку чары Евсея действовали безотказно. Медленно, без всякой помощи, оставляя в земле глубокую борозду, она метр за метром продвигалась к берегу. Я в полном смятении. Первый раз в жизни видел живое колдовство и сотворившего его колдуна.
Евсея распирало от гордости. Фраер в миг сделался важным, даже лицо поумнело. Махая руками, он носился вокруг лодки и бормотал непонятную ересь.
-- Да не егози ты так, -- одернул Евсея Ванька, -- все ноги уже оттопал. Ходи как все -- спокойно.
-- Рот закрой! -- Огрызнулся Фраер. -- Не видишь -- работаю. Будешь мешать, в жука навозного превращу.
Ванька почесал репу и от греха подальше отошел в сторону.
Первый сбой произошел метров через пятнадцать. Нос лодки уперся в пень и она забуксовала. Евсей ногу отшиб, одаряя корму волшебными пинками. Но видать перестарался. Под лодкой что-то крякнуло, и она поплыла в обратную сторону. Пришлось экстренно вмешаться. Всей гурьбой навалились на корму. Лодка еще с метр протащила нас по дороге, потом одумалась, внутри опять крякнуло, на этот раз громче, и она снова устремилась к реке.
Ближе к берегу дорога пошла под уклон и скорость немного возросла. На Евсея стало жутко смотреть. Он вытворял руками такие пассы, что морские узлы казались детской забавой. На лбу крупные капли пота, тело содрогается от конвульсий. Страшное это дело -- видеть мага за работой.
В десяти метрах от воды лодка уперлась в большой валун. Евсей забился как эпилептик, прихрамывая на правую ногу, подскочил к корме и пустил в ход левую. Лодка дико заверещала, сдала назад и с новой силой долбанулась о камень. Наш маг заорал еще громче и пнул сильнее. Лодка снова врубила задний ход, отползла на метр и что есть мочи устремилась вперед. Глухой удар сотряс сумрак.
-- Евсей! Угомонись! -- Крикнул Кондрат Силыч. -- Твое волшебство всю лодку вдребезги разнесет. Недалече осталось, так допрем.
Фраер гордо вскинул голову, скрестил руки на груди и, хромая на обе ноги, отошел в сторону. Надменный взор колдуна выражал презрение и жалость ко всему миру, ко всем простым людишкам. На наглой фраерской роже без труда читалось -- великий волшебник свою миссию выполнил, дальше уж как-нибудь сами.
Ну, что ж -- мы люди не гордые, справимся. Обступили лодку с бортов, на раз подняли, а вот унести не смогли. Из-под лодки выпрыгнул демон, откатился за валун и заорал:
-- Братцы! Что это было? Куда не поползу везде стена, весь лоб разбил.
Пальцы разжались сами собой, лодка плюхнулась на прежнее место. У наших ног скрючился беззубый Илья Муромец. Парень трезв как стеклышко, хотя когда виделись последний раз пару часов насад, он не то, что лыка не вязал, маму родную опознать не в состоянии был. Чудны дела твои Господи...
Наше оцепенение длилось не долго. Первым пришел в себя Кондрат Силыч:
-- Ты как здесь оказался?
-- Так это, -- промямлил парень, -- сморило от выпитого, выполз из кустов на травку отдохнуть, а тут раз! Будто накрыло чем. Темно и стена кругом, как в гробу. Да еще грохот, точно кто пинка норовит отвесить. Лбом уперся и вперед, ползу-ползу -- стене конца края не видно...
-- Ты сынок домой ступай, лоб зеленкой помажь, дюже шишку большую набил. А благодарить за спасение нас не стоит, добрые дела корысти не терпят.
-- Так я пойду?
-- Иди, да не пей больше.
-- Вот тебе крест! Не буду, -- пообещал парень.
Едва он скрылся за поворотом, Кондрат Силыч горестно вздохнул:
-- Эко угораздило нас лодкой его накрыть. Так по-пьяному делу и умом тронуться можно. Давайте-ка убираться отсюда.
Спорить никто не стал. Пора с Мишуками прощаться. На том берегу в любом случае будет спокойней. Обступили лодку, ухватились кому как удобней. До реки десять шагов. Ванька, вспомнив про навозного жука, крикнул Евсея:
-- Эй, маг-чародей, иди, хватайся, а то у меня пинок поволшебней твоего будет.
Как не странно угрюмый Фраер молча повиновался. На одном дыхание дотащили лодку до воды. Брякнули уключины, принимая в гнезда весла. Вся посадка заняла меньше минуты. Последним, столкнув нос с отмели, влез Сорока. Ванька с Васькой без команды заняли место гребцов.
От воды веяло прохладой и как не странно рыбой, но не свежей, а жареной. А может воображение разыгралось, почитай с обеда маковой росинки во рту не было. Я не стал уточнять у корешей, что за запах мерещился им. И так знаю -- чудесный аромат зажаренного на медленном огне суслика.
Несмотря на ширину, река в этом месте течением не баловалась, мы шли почти перпендикулярно оставленному берегу. На водной глади слабо колыхались непонятные тени. Солнце уже зашло, а луна еще не соизволила появиться, тьма становилась гуще и весомее. Больше всего я опасался, что братья, с их-то счастьем, собьются с курса. С них станется -- будут грести вдоль, пока весла не сломают. Обошлось. Через четверть часа под днищем заскрипел песок. Приплыли. Левый берег встретил нас пологой песчаной отмелью.
Первые минуты мы просто наслаждались тишиной и спокойствием. Волынь вместе с Гришуками и Мишуками осталась позади. Впереди бескрайняя степь. Для непосвященных она уныла и однообразна, а Азаму здесь каждый холмик знаком, сориентируется утром.
Тишиной и спокойствием мы насытились очень быстро, острое желание вкусить чего-нибудь более сытного и калорийного вылезло на первый план. Пусть дураки или слишком умные завтракают сами, обед делят с другом, а ужин отдают врагу. Нас почему-то никто не озаботился пригласить на обед, да и очереди из желающих отдать ужин не наблюдается. И это после всех злоключений!
Федька с Антохой распотрошили баул с провизией, прихваченный в Гришуках. Остатки пиршества были не первой свежести, но в пищу годились. Овощи и пяток буханок ржаного хлеба оставили на завтра.
Для позднего ужина не хватало костра. Искать в темноте дрова занятие не благодарное. У воды колыхались редкие кусты тальника, сырые ветки отчаянно дымили и почти не давали света. Измаявшись вконец, я приказал:
-- Тащите лодку. Ее и спалим.
-- И то дело, -- кивнул Федор и вытер набежавшую от дыма слезу. -- На кой она нам теперь.
Сказано -- сделано. Но только кореша подошли к лодке, от берега отделилась мутная тень и раздался знакомый пакостный голосок:
-- Вечер добрый ребятушки. Зачем же новую лодку жечь. Мы вам лучше дровишек привезем.
-- Михей, ты что ли? -- Ошалел я.
-- Он самый, -- отозвалась тень. -- Мы тут с родственничками случайно мимо проплывали, дай, думаем, глянем, как вы обустроились на ночь глядя.
От воды шагнуло еще две тени, в которых мы без труда опознали брата и зятя Михея.
Как-то я слышал, что стихи надо сочинять на пустой желудок, чувства сильней обостряются. Я хоть и не поэт, но прозу здешней жизни просек в миг. Ох, и прохиндеи! Ох, авантюристы! Я еле сдержался, чтоб не рассмеяться. Чудят родственнички и не в первой видать путников дурят. Они ж знают -- лодка нам не нужна, не потащим ее в степь, в деревне натаскались. Как с берега уйдем, так и стащат, чтоб другим путешественникам впарить. И никакого криминала, одна крестьянская смекалка. Дело-то -- ночку переждать. Одного не учли -- мы ее и в правду сжечь можем. Как услышали о костре -- нервы сдали, объявились сразу. Не сдерживая насмешки, я на всякий случай уточнил:
