Иван Тропов - Крысолов
– Да будет тебе ыва, будет. И ыва, и твоя любимая стеклянная сиська…
Но Серый совсем смутился. Забился к самой дверце, отвернулся и уставился в окно.
Стас выключил мотор.
Потом выключил внутреннее освещение в машине, вгляделся в темноту за стеклом.
Черт возьми! Не такой уж этот отель и крошечный, как показалось вначале.
Пока в машине горел свет, вон там, слева была полная тьма. Теперь же сквозь ветви елей проглядывали огоньки домиков. Раз, два… пять, шесть… Много.
Но не ехать же до следующей гостиницы?
Во-первых, поесть и помыться хотелось ужасно. Невыносимо.
А во-вторых, и это куда важнее… Одно дело, когда посетитель останавливается вечером, едва стемнело. И совсем другое, когда подозрительный тип прибывает посреди ночи. Тут уж хозяин может, чем черт не шутит, и предложить заполнить.
А потом пробить данные по сети, через Федеральную службу освидетельствования. Специально для таких случаев действует. Когда ночью заваливаются подозрительные субъекты и вносят в карточку абы что…
Так что если останавливаться, то сейчас, а не через час или два? Тут-то сейчас и попробуй объясни, почему в таком странном виде – вся одежда в грязи, и лицо, и волосы…
Еще и Серый. Надо, чтобы и его не заметили. Иначе…
А он, сволочь шерстяная, как назло, наручники открывать научился!
Тут за всю жизнь толком не выучишься, как их открывать, а он тогда за пару часов эту науку освоил. Без всяких учителей. И – это уже в самом деле интересно, без дураков интересно, – чем, главное? Ни шпильки в своих шаловливых лапках не крутил, ни проволочки. Ничего такого не было. Вроде бы…
Ладно. Чем бы он тогда ни открыл наручник, но то, как с этим умением бороться, эту задачку подсознание уже решило.
– Сир Грей! Вашу руку, сударь. – Стас достал наручник и открыл его.
Серый поглядел на наручник, на Стаса – и осклабился. И с самым церемонным видом положил лапку внутрь. И если там, на старой дороге, когда они вероломно убегали от Алике, можно было еще сомневаться, то теперь-то, без всякого сомнения, в этих глазенках абсолютно точно пряталась издевка.
Ну конечно. Если один раз наручник открыл, то и второй раз откроет. Научился. Умный, черт бы его побрал…
Но не умнее человека-то?
– Ничего, есть у нас и на Федьку Сапрыкина методы, – пообещал Стас.
Защелкнул наручник на лапке, застегнул второй захват наручника на нижнем карабине ремня безопасности. Вылез из машины, но не спешил идти к домику с мигающей вывеской “Серые камни”.
Обошел машину, открыл дверцу со стороны Серого. Улыбку сдержать не смог, как ни старался. Серый напрягся, подозрительно уставился. Вот уж у кого улыбку как ветром сдуло.
Стас вздрогнул, вскинул глаза на боковое стекло со стороны водителя, когда Серый инстинктивно обернулся туда, выстрелил из кармана рукой со второй парой наручников. Защелкнул один браслет на правой лапе Серого и тут же вторым браслетом приковал ее к верхнему карабину ремня безопасности.
Серый дернул лапой. Обернулся. Огляделся, нахмурился… Опять подергал распятыми лапками. И оскалился:
– Гырыга!
На этот раз без шуток. Не для галочки – с чувством.
Ну еще бы! Когда обе лапы так пристегнуты, тут уж наручники не откроешь, даже будь ты распоследний Гуддини.
– А ты как думал? Ладно, не злись. Сиди тихо, будь молодцом. Все будет хорошо, я сейчас приду.
Стас слегка потрепал Серого по макушке. Впрочем, быстро отвел руку: укусить Серый не пытался, но взгляд…
Стас захлопнул дверцу и обошел “норку”, тихонько оглядываясь. Вроде, чисто…
Приоткрыл заднюю дверцу:
– Лобастый, Ушастик, Скалолазка! На выход! Рыжик, за главного.
Три тени выпрыгнули под ноги. Стас прикрыл дверцу, присел:
– Рассыпаться. Следить.
Гвардцейцы нырнули под машину, а Стас встал и зашагал к домику с вывеской. “Серые камни”. Подмигивали синими огоньками, светящимися вокруг названия, но только почему-то особой радости не было.
Нужна легенда, чертова легенда! Отчего парень, у которого волосы выкрашены в серебро, выпендрежная стрижка, который весь затянут в кевларин… Сплошные претензии! И вдруг этот вот парень – весь в грязи. Отчего это? И почему заявляется на ночь глядя, когда за окном уже темным-темно? Уж не прячется ли?
Весь в грязи… Шофер? Полетела машина, пришлось валяться под днищем в грязи? Не похоже. Дело даже не в одежде – руки, одни руки чего стоят. Сильные, да. Грязные, но не так, как надо. Другая грязь. Нет въевшегося под ногти масла с металлической пылью. Да и мозолей тоже нет. Сильные руки, но совершенно белошвеичьи. Нет, не шофер.
Ладно, выкрутимся! Где наша не пропадала.
Стас открыл дверь. Звякнул колокольчик.
Хозяин за конторкой оторвался от газеты. Взглянул – и его брови медленно, но верно поползли вниз…
Ну, помчались. Пока инициатива в наших руках.
– Млеко! Яйки! – с порога заявил Стас и радостно оскалился во все тридцать два зуба. – Здорово, отец! Где тут у вас оккупантам почести оказывают?
Хозяин нахмурился еще сильнее. Но за этой маской подозрительности проглядывала неуверенная… Нет, еще не улыбка, но совершенно определенно смущение, словно чего-то он не понимал. Все же вошедший на грабителя не похож.
– Чего? – все еще скалясь и изображая самое прекрасное настроение, спросил Стас. – Не похож на фашистскую сволочь, что ли?
Покрутился перед хозяином, словно девчонка, красующаяся обновкой перед подружкой.
– Неужели не похож? А, ешкин кот, ну да… Фуражка же еще была! Потерял у вас тут… Без фуражки совсем не то. Ешкин кот, такая фуражка была! Кокарда – чистый антиквариат, натуральная эсэсовская, времен войны… Четыре сотни юриков выложил, и вот посеял, ешкин кот! Фига с два теперь еще одну такую найдешь… Есть свободные места?
– Есть…
Хозяин хмурился, но уже совсем не подозрительно. Смущенно. И чуть улыбался. Как и всякий человек, который понимает, что чего-то не понимает, и оттого чувствует себя не очень-то уверенно. Совсем не хозяином положения, хотя и стоит за конторкой своего рабочего места перед подозрительным клиентом.
Стас изобразил вопросительный взгляд – чего это так смотрите, как на психа?
И тут же – внезапное озарение.
– А! Вы что, не в курсе? Мы тут, – Стас мотнул головой куда-то туда, где должен был начинаться лес, – в страйкбол приехали побаловаться, на недельку. Ну, по мотивам Второй мировой. Сотня эсэсовцев, две сотни наших и пятьдесят союзников… Неужели не слышали?
Хозяин, неуверенно потянувшийся к доске с ключами, так и забыл там руку. Помотал головой. Рука так и повисла у доски. Все не мог решить, какой ключ выбрать.
Стас перестал скалиться. Подозрительно это, когда слишком много дружелюбия. Старательно зевнул и потерял интерес к разговору. Теперь лениво и сбивчиво, словно из одной только вежливости, раз уж начал:
– Ладно, еще услышите… Мы тут неделю. Пока народ еще держится, но скоро начнет за спиртным бегать… Если номера хорошие, завтра приведу к вам еще парочку офицеров. Эстетствующие фашистские рожи не любят спать в грязи…
А теперь капельку живости, чтобы зацепить хозяина на эмоциях и повести за собой.
– А то, ешкин кот, вообще! Оккупанты мы или нет, в конце-то концов?! Игра игрой, но я не собака, в такой грязи спать. Директор фирмы по туризму называется, ешкин кот! А сам как последний бомж, в грязи… Правильно?!
– Да-да, – тут же подтвердил хозяин с самым серьезным видом. – У меня как раз четыре свободных номера есть…
Рука, медленно скользившая от одного ключа к другому, остановилась на правом конце доски. Слева гвоздики для ключей шли группками по четыре, потом по три. На правом конце – парочка из двух гвоздей. И оба ключа на месте. С огромными малахитовыми брелками в золоченых сеточках-оправах.
Ну и замечательно. Деньги сейчас не главное. А вот то, что номеров в лучшем домике отеля всего два, и оба пустые – а значит, соседей не будет, – это очень хорошо. Лишние глаза сейчас не нужны. Его рука потянулась к двум ключам с огромными малахитовыми брелками в золоченых сеточках-оправах, висевшим на одном гвоздике.
– Отлично! Давайте я его на недельку забронирую, сразу и расплачусь, а то как наши нахлынут… – Стас хохотнул. – Опять в грязи спать придется! В кругу друзей не щелкай клювом… Верно?!
И полез во внутренний карман плаща.
Хозяин широко улыбнулся и кивнул.
Пододвигать планшетку для заполнения бланка он даже не собирался.
* * *Когда пицца разогрелась, две жестянки оливок уже опустели. Остальные две заканчивались.
Едва присев, не раздевшись, не помыв руки, Стас и Серый запихивали в рот оливки и яростно работали челюстями, глядя друг другу в глаза. Одинаковые, совершенно волчьи голодные глаза. Оливки проваливались в желудок, словно в бездонную бочку.
Первым, хотя и был меньше, управился Серый. Поболтал ложечкой в жестянке, но больше оливок не нашел. Тогда Серый отложил ложку, поднял жестянку, как стакан, и стал пить рассол.
