Практик - Павел Николаевич Корнев
— Сегодня уже ничему не удивляюсь, — вздохнул Василь и сунул ключ в карман. — Петя, ты подпольный миллионер?
Я пропустил шутку мимо ушей.
— Учти: деньги — горячие. Если Кеша скажет ждать, ты на него не дави. Как деньги получишь, начни потихоньку в дело вкладывать. Главное не выделяйся и мосты за собой не жги. Я всё же попробую за тебя словечко замолвить.
— И всё?
— А что ещё? Я ж тебя не вербую, просто в Ридзине дела незаконченные остались. Живи себе потихоньку, а дальше, глядишь, всё и устаканится. Если что — я весточку передам. И вот ещё что: последний раз мы с тобой общались в середине февраля, ты денег в долг попросил, я тебе ключ от банковской ячейки дал и тогда же на Кешу наводку дал. А теперь давай — не рассиживайся. Беги, Василь! Беги!
Василь протянул руку.
— Ну, Петя, ну спасибо! Ты настоящий друг!
— Пустое! Дома не появляйся, дуй прямо в банк. Всё, мне тоже бежать пора, пока не хватились.
Мы обнялись на прощание, и Василь поспешил к выходу, напоследок сделав ручкой официантке, а я попросил добавить к бутербродам две бутылки газводы и рассчитался за свой заказ.
На сердце было неспокойно. Если Василя возьмут, мало мне не покажется.
Но это ерунда, всё сделал верно.
Проехали!
Как я и надеялся, такой уж большой проблемой моя отлучка не стала. Если разобраться, она не стала проблемой вовсе. Никто моего отсутствия попросту не заметил, а следственные действия по первому же адресу затянулись до позднего вечера — я не только к своим бойцам присоединиться успел, но ещё и на месте примелькался. Опять же — бутерброды. Так и так кого-нибудь за съестным отряжать пришлось бы. Возникнут вопросы, отбрешусь.
По городу мы в итоге мотались всю ночь напролёт, на Якорную площадь вернулись уже только под утро. Ситуация в столице оставалась спокойной, военная техника на улицах не появилась, вышли газеты с передовицами, клеймящими позором «кровавого скомороха» Черника и его пособников из числа недавних руководителей РКВД. Собственно, посвящены этому были не только передовицы, но и большая часть других полос, публиковались даже коллективные письма в поддержку товарища Баюна от рабочих столичных заводов, студенческих ячеек Февральского союза молодёжи и скаутских дружин.
Впрочем, толком ознакомиться со свежей прессой не получилось — если остальных отправили отдыхать в дежурное помещение, то меня затребовал к себе Городец.
Здание ускоренными темпами приводили в порядок сразу нескольких бригад рабочих, а сотрудников в коридорах оказалось даже больше, нежели в мои прежние визиты сюда. Одни тащили невесть куда стопки папок, другие проводили совещания в кабинетах с распахнутыми настежь дверьми, всюду слышался перестук печатных машинок. Но вот суетятся это старые сотрудники или уже нагнали новых назначенцев, так сразу было и не понять. Скорее всего — серединка на половинку.
Георгию Ивановичу выделили просторный кабинет с приёмной, я пересёк её, встал в дверях и откашлялся. Городец оторвался от заваленного бумагами рабочего стола, откинулся на спинку обтянутого кожей кресла и указал на диванчик.
— Посиди пока.
Я выполнил распоряжение и огляделся. При вчерашнем штурме кабинет нисколько не пострадал, отметить удалось разве что два прямоугольных пятна на стене рядом с портретом товарища Баюна — прежде там определённо висели изображения Черника и Рогача. Прежде, но не сейчас. И если с бывшим рескомом внутренних дел всё было ясно и понятно, то маршалу определённо аукнулась его политическая пассивность.
Городец помассировал виски и спросил:
— Завтракал?
— Ещё не ужинал даже.
Георгий Иванович покачал головой, позвонил кому-то и распорядился обеспечить меня горячим питанием. После указал на дверь:
— Садись в приёмной.
Я кивнул и двинулся на выход, теряясь в догадках касательно нынешнего статуса Георгия Ивановича. Для капитана научного дивизиона ОНКОР держался он как-то очень уж уверенно — по столичным меркам ни его чин, ни должность такими уж значимыми не являлись. Вообще значимыми не являлись, если начистоту.
Но справляться на сей счёт я не стал и, задержавшись в дверях, спросил о другом:
— А что же Альберт Павлович?
— Скоро будет, — сообщил мне Городец и распорядился: — Ты побудь пока за секретаря. Разберись с селектором, чтобы звонки переводить.
Теперь мне захотелось прояснить уже свой собственный статус, но лишь отозвался:
— Будет исполнено! — И вышел, прикрыв за собой дверь.
Могу и за еду поработать, вообще не вопрос. Позвонив в дежурную часть, я убедился, что бойцов разместили и поставили на довольствие, а там и мне самому судочек с супом и второй с картофельным пюре и парой котлет принесли. Ещё — кофе. Не люблю, но сейчас лишним точно не будет.
Только поел, и в приёмную вошли Альберт Павлович и Ваня Богомол с ещё заметными, пусть уже и поблекшими синяками.
— Петя, дружище! — Он легонько обнял меня и похлопал по спине. — С меня ужин в ресторане!
— Ловлю на слове, — улыбнулся я и остановил куратора: — Одну минуту, Альберт Павлович! — После с важным видом поднял трубку и позвонил Городцу. — Товарищ капитан, к вам посетители! Проректор РИИФС по…
Альберт Павлович насмешливо фыркнул и скрылся в кабинете, Иван Богомол последовал за ним. Я встал в дверях, и Городец пригласил меня взмахом руки.
— Заходи! — Затем спросил: — Альберт, как обстановка?
— Всё идёт по плану, — сообщил проректор, усаживаясь в кресло. — Да, Ваня? — с усмешкой уточнил он, устроив на коленях портфель.
Иван потёр бок и досадливо поморщился.
— Можно и так сказать, — сказал он, осторожно опустился на диванчик, а затем откинулся на спинку и развалился, умещаясь поудобней. — Мы сейчас с квартиры Черника, налицо полнейшее моральное разложение. Я всякое про него слышал, но такого, сказать по правде, не ожидал.
— А как там вообще в верхах? — с улыбкой поинтересовался Георгий Иванович.
— Пока ничего не
