Королева Летних Сумерек - Чарльз Весс
После минутного раздумья она добавила:
– Хотя в последнее время он казался уже другим… участливым, даже заботливым. Он был в отчаянии от того, как обошелся с тобой… и со мной. Пожалуй, я смогла бы полюбить того человека, который в нем открылся.
Ответ матери прозвучал более уверенно:
– Джанет, несмотря на то, что ты мне рассказываешь, твой отец – хороший человек. Я помню, каким он был до моего… помутнения. Когда мы с ним познакомились, я работала в городской библиотеке. Именно там, на одной из полок, я впервые обнаружила книгу со старинными балладами. И буквально влюбилась в истории, которые там излагались.
А до этого мне их все время напевала моя мать, песни ее собственной юности; старинные песни Ямайки, нашего далекого острова. Видимо, я слышала их так часто, что пристрастилась к историям, о которых в них повествовалось. А потом я нашла эти песни еще и в записях… у нас в библиотеке была целая коллекция грампластинок, или как их там нынче называют… альбомы, кажется? – Маири махнула рукой, отметая эту деталь. – В общем, наслаждаясь прекрасными голосами, словно заново рассказывающими старые сказки, я поняла, что хочу приобщиться к этой традиции. И после этого я всегда изыскивала возможность попеть на улице или в любой забегаловке, куда меня только пускали на сцену.
Глядя с нежно дрожащей улыбкой, освещающей все ее лицо, Маири сказала:
– Именно в одном из этих кафе мы и встретились с твоим отцом.
– В «Клубе триста двадцать»?
– Да. Как ты догадалась? Впрочем, неважно. Мы так хорошо проводили время вместе и вскоре очень сдружились с его владельцем и его семьей…
– Не иначе как с Дэниелом Парсонсом?
– О да! Работать с Дэном было одно удовольствие. Ты его знаешь?
– Знала.
– Значит, он скончался.
– Да. – Джанет вздохнула, а затем повела плечами. – Мне так еще много предстоит тебе рассказать, мама.
После минутного раздумья Маири продолжила, и ее дальнейшие слова Джанет изрядно удивили:
– Знаешь, в Джона было так легко влюбиться. Высокий, статный. Красивый. Он был так полон жизни, и его ничуть не волновало, что мы принадлежим к двум совершенно разным культурам.
Лишь позже, после того, как мы сошлись, я узнала, насколько состоятельной была его семья. Когда он впервые показал мне свое поместье, я, признаться, слегка опешила. Хотя ни с кем из его семьи я не была знакома… Как и у меня, его родители умерли много лет назад.
Повлажневшие глаза матери секунду изучали Джанет, после чего она спросила:
– Ты знала, что он был в семье единственным ребенком?
Где-то через год я забеременела тобой, и к тому времени новый бизнес твоего отца уже процветал. Мы оба были в восторге и уже думали-гадали, какой будет наша дочь и что она привнесет в нашу жизнь…
Самое последнее мое воспоминание – это как я смотрела в его глаза, лежа на больничной койке в ожидании родов. В этих глазах было так много любви… Мы были так рады, что ты…
Ее голос осекся, а Джанет с новой силой осознала, сколько же лет потрачено впустую из-за безумия Королевы. Маири потянулась к руке Джанет и сказала так, словно прочла ее мысли:
– Я никогда не прощу этой королеве то, что мы потеряли столько лет. Никогда.
После этого Джанет рассказала Маири, как она росла одна в огромном поместье и каким отцом был для нее Джон Рэйвенскрофт. Маири призналась, что этого человека она не хотела бы даже знать, не то что полюбить.
Видя в глазах матери страдание, Джанет забеспокоилась.
– Хотя я, возможно, несправедлива к человеку, которого только начала узнавать. Надеюсь, что он все еще ждет, когда мы с тобой вернемся домой.
Маири устало улыбнулась.
– Дорогая, после стольких лет мне все равно придется привыкать к новому Джону Рэйвенскрофту, каким бы он ни был. Если… когда мы вернемся домой. Мы ведь отсюда выберемся?
Джанет молча кивнула, надеясь не спугнуть зыбких надежд.
Подбадривая ее улыбкой, мать спросила:
– Ну а как твоя жизнь? Что тебя в ней интересует? Как ты с ней обходишься?
Джанет отвела взгляд, смущенная тем, как мало она на самом деле сделала в своей жизни.
«Почему я потратила столько лет впустую, играя в глупые игры со своим отцом? Я ведь могла бы достичь гораздо большего…
И если бы я не встретила Томаса, наверное, так до сих пор бы в них и играла?»
Отвечая, Джанет чувствовала себя на редкость неловко:
– С тринадцати лет, помню, мне от жизни хотелось лишь одного: нарушать все правила, которые ставил передо мной отец. Злить его так, как это только возможно – вот вроде бы и все, что делало меня счастливой. – Она пристыженно добавила: – И у меня это, надо сказать, неплохо получалось! Но чем мне заняться еще, я даже не знала. Мне буквально втемяшилось, что жизнь надо просто прожить как можно дальше от него.
Из их величавой тюрьмы открывался вид на огромный, колдовски потусторонний лес. Смерив его пристальным взором, Джанет произнесла:
– Наверное, в значительной степени я могла бы жить и здесь, тебе не кажется?
Глаза Маири чуть прищурились в улыбке.
– Жизнь всегда протягивает руку и хватает тебя, не считаясь с твоей готовностью.
Однако следующий вопрос матери застал ее врасплох:
– Ну а молодых людей в твоей жизни было много?
– Томас. Всегда один только Томас.
– Вот как? Но ведь наверняка встречались и другие? В конце концов, ты симпатичная молодая девушка…
– Не-а… ни разу. Все остальные реально просто юнцы, чертовски скучные или показушные… Кого-то отталкивал цвет моей кожи или, что еще хуже, наоборот, возбуждал.
Джанет обхватила себя за плечи и, уставясь в одну точку, задумалась над единственным вопросом, который извечно маячил на краю ее мыслей.
– Я столько раз себя спрашивала: что он во мне нашел?
Маири ответила быстро:
– Не ставь себя так низко! – И успокоительно положив руку на плечо дочери, добавила: – Может, вы просто созданы друг для друга?
– Может быть…
Джанет вскочила на ноги и, погруженная в раздумья, принялась расхаживать по крыше башни, которая образовывала их уютную, залитую сероватым светом тюрьму.
В конце концов Джанет снова опустилась на низкий парапет с видом на сады внизу и провела рукой по своим все еще коротким волосам. Пальцами другой руки она медленно водила по неровной кладке каменных зубцов. Воздух вокруг благоухал
