Валерий Большаков - Алгоритм судьбы
Через час чинное застолье перешло в нормальную русскую гулянку – голоса зазвучали громче, женщины смеялись, все стали расходиться по дому, собираться в группы по интересам. Девушки сплотились в стайку и оккупировали пухлый диван – надо было срочно перемыть косточки всем присутствующим особям противоположного пола. Курящие вышли на балкон и принялись громогласно обсуждать перспективы Евразии на текущий исторический период. Царёв с Малиновским толковали на темы метапсихологии, Бирский с Гоцкало рассматривали морально-этические проблемы создания роботов-андроидов – раз уж Кнуров слепил софбота, самая пора запихнуть его в «железо». Тимофей прислушался.
– «Субъект или объект», понимаешь? – наседал Бирский. – Вот в чём вопрос! Как относиться к разумному роботу? Как к машине? Но он же носитель разума! Как к равному нам? Но это всё-таки робот, изделие, искусственно созданный предмет.
– Ерунда! – парировал Гоцкало. – А человеческие младенцы? Да они годами не имеют разума! Временно, я понимаю. Хто они, если разобраться? Получается, что биороботы. Самопро-граммирующиеся, саморазвивающиеся, полифункциональные биороботы!
– Балда ты! Даже у малышни есть душа! Вот такой вот карапуз может пожалеть маму, схитрить, пожадничать или проявить щедрость! Вот есть у андроида душа?
– Ну, ты мне сейчас наговоришь. Душа! Ты можешь дать мне чёткую, однозначную дефиницию этого понятия? Вот вроде мы ж все понимаем, что это такое, а объяснить не может никто! А разум что такое? Это ж те самые расплывчатые понятия, по которым бедные Тимкины софботы будут искать определения в информаториях. Нет, ну странно же получается – спорим, а сами даже не знаем сути предмета! Ум, воля, душа, разум, совесть… Где это всё в нас зарыто? Как найти совесть? В чём измерить волю? Как определить одушевлённость?
– Ничего, – буркнул Бирский и отпил из бокала, – алгоритм судьбы мы нашли? Нашли! Сыщем и алгоритм совести.
«Ага, – подумал Тимофей, – и заварим ещё одну кашу!» Он перешёл к Царёву. Тот делился с порядком захмелевшим министром обороны соображениями по метапсихологии.
– Понимаешь, в чём штука, – говорил Царев задушевно, – мы толком не знаем, где в человеке скрыта ридер-потенция. Ридер берёт мысль за тысячи километров, потому что у него прирождённая чуткость к психодинамическому излучению человеческого мозга. Понимаешь?
Малиновский кивнул и пошатнулся.
– Вот… Но как он это делает? Как воспринимает и расшифровывает психодинамические сигналы? Мы понятия не имеем!
– Изучать надо, – выдавил министр, икнул и сильно смутился.
«Правильно!» – согласился Тимофей и подкрался к девушкам.
– Я даже не знаю, люблю я его или это просто увлечение… – рассуждала вслух Даша. – Генка нормальный парень, и он мне нравится, но… Не знаю.
– А ты скучала по нему? – спросила Рита.
– Скучала, – улыбнулась Дарья. – Переживала… Но я такой человек, может. Папа говорит, что у меня переразвитое сочувствие. Я и не знаю, чувство у меня к Гене или сочувствие!
– Разберёшься, – утешила ее Ефимова, – надо просто подождать, и тебе всё станет ясно! – и неожиданно спросила, обернувшись к Юле: – А как тебе Тима?
– В смысле? – задрала бровку Шумова. Она не выглядела удивлённой, просто уточняла.
– Ну, мы с ним встречались… Весной ещё. А теперь я с Сергеем и… Понимаешь, Тимка мне всё равно не чужой. Он так переживал…
– А я заметила, – кивнула Юля. – Только не понимала, отчего он такой… – Девушка задумалась. – Тут сложно… Тимофей хороший… Симпатичный… И он настоящий.
– И богатый, – подсказала Даша.
– Так именно! Там столько девочек крутится, я ещё удивляюсь, как он меня на работу взял.
– А я РВ благодарна даже! – засмеялась Наташа. – Если бы Мишку тогда не гоняли по лесам и полям, ничего бы у нас с ним не было. А тут я вдруг поняла, что вот – он уйдёт, и я могу вообще никогда его не увидеть! И тогда я его соблазнила…
– Он сильно отбрыкивался? – улыбнулась Юля.
– Да нет, не очень! – рассмеялась Наташа, и её подружки тоже захихикали.
«Да кто б отбрыкивался…» – подумал Тимофей.
Послонявшись по дому, он поднялся на второй этаж и вышел на большой балкон, нависший над притихшим садом, где часто тлели огоньки сигарет десантуры. На балконе тоже собрались «куряки» – во главе с пыхающим сигарой генералом.
– И Планетарный банк, – говорил Жданов, – и Соединённый, и Русско-Азиатский открыли мне неограниченный кредит. Поверили. Или утратили доверие к Клочкову. Так что финансы у нас есть. Но времени – мало. Надо в срочном порядке договариваться с телекомпаниями и платить за ролики. Я хочу, чтобы все знали, с чем я иду, чего и ради кого добиваюсь.
– Может, идею о введении смертной казни пока попридержать? – несмело обратился кто-то из тени навеса.
– Нет, – покачал головой и сигарой генерал. – Пусть все знают, кто я и что я!
– Правильно! – поддержал Жданова Савельев. – Обыграем тему «твёрдой руки»! Многим понравится принцип сильной власти. Я знаю, Пеккала тоже носился с чем-то подобным, но тот бы быстро скатился до массовых репрессий. А у вас, генерал, есть чувство меры. И понятие справедливости. Власть не должна быть доброй, доброта пассивна, а со злом надо бороться и платить за него по справедливости.
– Как завещал великий Конфуций! – напыщенно произнёс Ершов, и все засмеялись, видимо, вспомнив некую старую шутку, памятную собравшимся.
«Пойду-ка я спать! – решил Тимофей. – Юльку бы рядышком положить… Нельзя! Ладно, потерплю один… Пока!»
Глава 49. «Красный Октябрь»
«Ношусь с этим предиктором, как дурак с писаной торбой!» – подумал Клочков раздражённо. Потарабанив наманикюренными пальцами по гель-процессорам, президент задумался. Ничего Вещий Мозг не предвещал хорошего – электорат не желал иметь своим президентом Клочкова. Уже шлялись по улицам демонстрации, создавались комитеты, советы и прочие союзы – народ хотел подсадить в Кремль своего кандидата, то бишь Жданова.
– Гадский пипл! – прошипел Клочков и погладил корпус предиктора.
Эта машинёшка подкинула один способ подзадержаться на посту… Случись в стране чрезвычайная ситуация, можно ввести и чрезвычайное положение – распустить парламент и править лично, вплоть до рассасывания проблем и бед. Так говорил «Гото», таков «аварийный» фатум-вариант.
Клочков отёр вспотевшие ладони о брюки. Если в стране созреет военный переворот… Да-да! Именно военный! Захотят продажные генералы скинуть демократически избранного президента и установить диктатуру! Хунта! А не захотят, так путч можно и самому организовать… Чего бы и нет? Вон удался же Ельцину его ГКЧП! Ход конем, и пешка вышла в ферзи!
Давненько московские мостовые не пробовали человечьей крови… А верные Клочкову части подавят мятеж железом и кровью.
Клочков подышал глубоко, чтобы успокоить расходившиеся нервы и забухавшее сердце. Да, это реальный план. Продумать его надо от и до, чтобы ни одного следа не осталось, ни одной зацепки! Ну, по козням и интригам он стратег ещё тот… Времени мало, черт… С другой стороны, чем дольше готовишь такое опасное дело, тем больше лишних ушей уловит недозволенное режимом секретности. Решено. Если ситуация с рейтингами кардинально не изменится, покажем электорату спектакль! Назовём его «Красный Октябрь». Красиво и по смыслу подходит. И по времени…
…К вечеру Клочков вымотался совершенно, шлифуя свой план. Обрюзгший и помятый, сидел президент в кресле и пялил покрасневшие глаза в большой видеокуб. Шёл выпуск новостей по каналу ЦТВ. В экране подкатывали бронированные грузовички с эмблемами Планетарного банка, мелькали воротилы из корпораций типа «Сириуса», химического гиганта, или «Продамета», гиганта металлургического. Ведущий заливался соловьём и трещал сорокой: невероятный взлёт рейтинга кандидата Жданова… «твёрдая рука» и «сильная власть»… начало космической экспансии… освоение Пояса астероидов… ура, ура…
Клочкову было неудобно сидеть, но он не двигался и смотрел. Тут самое главное было не поддаться сильнейшему желанию запустить в экран чем-нибудь тяжёлым. Переметнулись, сволочи… Услыхали, крыски, как в трюмах вода хлещет, побежали…
Михаил Тарасович медленно взял пульт и выключил стереовизор. Хватит с него.
Минут пять президент сидел, безмолвный и безучастный, затем тяжело приподнялся и прошаркал к окну. Он стоял, сгорбленный и старый, смотрел на ели, на дворцы, на туристов. Проведя ладонью по щеке, Клочков вяло удивился: надо же, не побрился…
– Ну, что ж… – пробормотал президент. – Не хотите по-хорошему, и не надо.
Большими шагами он устремился к селектору и будто сбрасывал по пути годы. Бодро ткнул в клавишу вызова:
– Лукич? Запускай машину.
– Слушаюсь! – просипели на том конце.
Клочков вытянул палец и задумался. На министра обороны не понадеешься, веры ему нет. Подставить и его заодно? Да ну… И вообще, много чести. Оставим всё как есть. Якобы генералы Маленко, Ханин, Семёнов, Ратиани… и кто там ещё, подняли мятеж. Вывели, вражины народа, войска на улицы, пустили танки, устроили путч… Якобы. А Жданов, добрый молодец, вступился за демократию и геройски схлопотал шальную пулю… Похороним добра молодца со всеми почестями. С салютом. И почтим минутой молчания.