Вадим Проскурин - Взлет индюка
В дверном проеме появилась Алиса, она больше не скрывала лицо. Ее синяк чудесным образом рассосался, но зеленые орочьи татуировки оставались на месте. Разве что чуть-чуть поблекли.
— Джон, оно не действует! — воскликнула Алиса.
— Успокойся, милая, все нормально, — сказал ей Джон. — Быстро только зайцы плодятся. Подожди до утра, потерпи, будь человеком.
— Пойдемте, что ли? — предложил Джозеф. — Тернер там уже, небось, извелся. Джон, ты когда говорил, что эльфов рядом нет, ты через спутник смотрел?
— А то! — улыбнулся Джон. — Я всегда через спутник смотрю, а то мало ли что. Ладно, пойдемте. В принципе, могу чудеса прошлого показать…
— Ну уж нет! — воспротивился Слайти. — Незачем мальчишкам чудеса прошлого смотреть. Злее будут.
— Как знаешь, — пожал плечами Джон. — Тогда пойдемте. Выход там же, где вход, двери я открою. Тут внизу робот живет, паукообразный такой, я его с собой прихвачу, вы не пугайтесь. И еще один робот наверху бродит, его тоже не пугайтесь.
— Зачем нам в походе эти роботы? — спросил Герман.
— Лишних бластеров в походе не бывает, — ответил Джон.
Когда они шли к выходу, Седрик старался держаться подальше от полковника, но в темном гроте Дубовый Джозеф его настиг. Ухватил за локоть, прислонил спиной к стене, придвинулся вплотную и угрожающе прошипел:
— Запомни, парень, все тайное рано или поздно становится явным. Никогда не стучи на друзей, никогда, понял! Не слышу ответа!
— Так точно, — пробормотал Седрик.
— То-то же, — ухмыльнулся полковник.
Поднял руку и отвесил Седрику щелбан.
— Все, капитан, мы с тобой в расчете, — сказал он. — Больше на меня никому не стучи. А то я буду очень, очень недоволен.
3Как и предупреждал Дубовый Джозеф, силовое поле, отчетливо видимое только через очки, на короткое время исчезло, и стало видно, что под ним прячется разрушенный дом. Удивительный это был дом — не деревянный и не кирпичный, а из эльфийского пластика, это сразу видно по тому, что обгорелые стены не обуглились и не растрескались, а оплавились. Но в целом полковник был прав — нет в нем ничего интересного или опасного, дом как дом.
Армией временно командовал Билл Тернер, остальных офицеров Росс увел в каменные руины показывать что-то важное. А Билла не взяли. Потому что Дубовый Джозеф его не любит и не уважает. Хороших людей мало кто любит и уважает, не зря мама говорила маленькому Биллу: «Только нахалам и мерзавцам благоволят боги, только плохим людям дается счастье, а хорошим — нет». Тогда Билл не верил маме, думал, она преувеличивает, но теперь он твердо знал, что она была права. Ничего, Билл себя еще покажет.
Дурацкая суета, неизбежно возникающая, когда большое подразделение переходит из одного режима функционирования в другой, отняла больше времени, чем Билл поначалу рассчитывал. Расставить караулы, распределить смены, отрядить дозоры к дохлым эльфам для сбора скальпов и иных трофеев, а потом еще уроды из второго взвода нашли большое кострище, вроде, погребальное, дескать, извольте осмотреть, сэр лейтенант. Тьфу на вас, козлы! А что делать, пришлось осматривать. Слушать доклад и кивать с умным видом: да, по всему видно, погребальный костер, вот зола, вот кости, вот остатки кожаной одежды… А время-то идет!
Но не все так плохо. Бестолковые рутинные дела, которым, казалось, никогда не будет конца, как-то внезапно все сделались, и Билл оказался предоставлен сам себе. И тогда он, наконец, смог приступить к тому, чем следовало заняться в первую очередь. Сказал бойцам, что пойдет кое-что проверит, и направился в заранее облюбованную расщелину у самого обрыва, где внизу раньше река была. Перед входом в расщелину остановился и сорвал три больших лопуха, чтобы наблюдатели не сомневались, с какой целью сэр лейтенант пошел проверять эту расщелину. Забрался внутрь, убедился, что снаружи его не видно, и вытащил из-под камзола радиостанцию.
Это была не просто радиостанция, а настоящее чудо техники. Артефакт ушедшей эпохи с микроядерным аккумулятором внутри, добивает до спутника из любой точки вселенной, надо только антенну правильно расположить. Вначале вытянуть на всю длину, следя, чтобы не запуталась, и закинуть, например, вот на это дерево. Вот так. И теперь нажать вот эту кнопку.
Обычно лампочка готовности загоралась через одну-две секунды, но сейчас этого не произошло. Билл выждал десять секунд и стал смотреть, в чем дело. Передатчик исправен, процессор исправен, аккумулятор не разрядился, разъем антенны в порядке, в чем еще может быть дело? Перезагрузка… То же самое, только в профиль, как говорится. А в журнале что пишут? Гм… помехи… что за помехи? Каменные стены экранируют? Нет, не должны, сверху вон какой просвет. А в чем тогда дело?
Шорох за спиной отвлек Билла от мрачных мыслей.
— Кто там? — крикнул он, безуспешно пытаясь смотать антенну, зацепившуюся за колючую ветку. — Пошел прочь, козел, увижу — отжиматься заставлю, пока не сдохнешь!
Люди — идиоты, почти как орки, никому ничего нельзя доверить. Приперся какой-то урод с очередным идиотским вопросом, вот увидит он сейчас Билла не в позе орла со спущенными штанами, а с рацией, и что подумает? Все правильно подумает, такие вещи любому идиоту понятны. Как начнет орать: «Стукач! Джудас!», и не объяснишь ему, что донос, обращенный к святой церкви, по сути, не донос, а та же исповедь, и к такому доносу обычные понятия о хорошем и дурном неприменимы, и потому… Да пошли они, козлы!
Шорох усилился, и стало ясно, что это не шорох, а шаги, но не человеческие, не двуногие. Слава богам, не зря на вас уповал! Лисица какая-нибудь или мокрица эльфийская…
Это была не лисица и не мокрица, а мифический робот, железный, восьминогий и паукообразный. Он стоял на тропинке, и, казалось, смотрел на Билла, хотя никаких глаз на его корпусе не было. Были там какие-то пимпочки и стеклышки, но глаза это или не глаза — Сэйтен их разберет.
— Чего уставился, урод? — обратился Билл к роботу.
— Сам ты урод, — отозвался робот шипящим нечеловеческим голосом. — Джудас ты недотраханный.
— Ах ты сука! — заорал Билл и потянулся к кобуре с бластером, которую носил не подмышкой, а на бедре, как мифический ковбой, но не чтобы покрасоваться, как все думали, а потому что подмышкой у него пряталась рация, а ее на бедре на всеобщее обозрение не вывесишь.
Робот прыгнул. Билл отскочил, увертываясь, камень под ногой дрогнул и поехал, антенна выскользнула из ладони, бластер выпал из расстегнутой кобуры, а сам Билл с диким воплем рухнул вниз. Хрустнули шейные позвонки, и снова стало тихо.
Робот не прыгнул на Билла, ему только показалось, на самом деле робот сделал обманное прыгательное движение и остался стоять, где стоял. Постоял так еще секунд пять, затем ловко вскарабкался по вертикальной стене, поджал ноги и притворился камнем.
Через пару минут в расщелине появились двое часовых, привлеченных воплем лейтенанта.
— Фигасе, — сказал один, глядя вниз.
— Ты лучше сюда посмотри, — посоветовал ему другой.
— Фигасе, — снова сказал первый. — У, сучара!
— Боги не лохи, — сказал второй. — Они все видят.
— Доложить надо, — сказал первый.
— Пока Дубовый из подземелья не вернется, некому докладывать, — заметил второй.
— И то верно, — согласился первый. — А я все же думаю, там в подземелье золото спрятано.
— Да пошел ты в жопу! — воскликнул второй. — Какое на хрен золото! Наноскрижали там с древними технологиями!
Они удалились, продолжая бессмысленный спор, временно прерванный нелепой кончиной лейтенанта Тернера. Рация так и осталась висеть на собственной антенне — бойцы забыли, что ее надо забрать, а когда вспомнили, то, не сговариваясь, сделали вид, что не вспомнили. Возвращаться было лень, да и доставать ее стремно — почти над самой пропастью болтается.
Через полчаса в расщелине появились Джон Росс и Герман Пайк.
— Рацию прибери, — распорядился Джон. — Хорошая рация, в хозяйстве пригодится.
— Надо еще вниз бойца послать, бластер подобрать, — сказал Герман.
— Лучше не надо, — покачал головой Джон. — А то тоже сорвется, расшибется, будет внизу два бластера. Потом третий полезет…
— Джон, я тебе кое-что сказать хотел, — прервал его Герман. — Ты говорил, у тебя мозг прочипован… Можно мне тоже такое сделать?
— Нельзя, — покачал головой Джон. — Извини, Герман, я тебя очень люблю и уважаю, доверяю тебе во всем, но… лучше не искушайся.
— Я ждал этого ответа, — мрачно произнес Герман. — Извини.
— Хрен тебе, а не извини, — сказал Джон. — Это ты меня извини.
Герман вздохнул и сказал:
— Смотрю я на тебя, Джон, и знаешь, что думаю? Клоун ты, а не великий правитель.
— Любой великий правитель — или клоун, или палач, — сказал Джон. — Третьего не дано. Люди знаешь, когда смеются? Когда слишком больно становится, настолько больно, что с серьезным лицом терпеть уже невозможно. Можно себя пересилить, попробовать сохранить серьезность до конца, но боль все равно надо куда-то девать, хоть ты тресни. А куда ее девать? Или смеяться над ней, или передавать другим. Вот и получается: или клоун, или палач.
