Школа боевой магии. Том 2 - Антон Кун
Ритка с Мариной держались за руки и растеряно оглядывались по сторонам. Измученные, неимоверно уставшие…
Боря, Вовка, Игорь Петрович, Славка, Артём… Наши появлялись один за одним, каждый со своего испытания. Васёк, Илья, Глеб…
Последними появились Григорий Ефимович и Агафья Ефимовна — Даждьбог и Леля. Нет, они были в своём обычном виде, но божественное достоинство переполняло их настолько, что я невольно подтянулся. И крепче прижал к себе Дёму. Погладил его, он жалобно пискнул в ответ.
Григорий Ефимович глянул на Дёму, потом оглядел наших и что-то негромко сказал Леле.
Она подошла к каменюке и прикоснулась к нему.
И вдруг из-под камня забил родник.
— Пить нельзя! — торопливо сказал Григорий Ефимович. — Это мёртвая вода! Но раны она залечит! — И добавил, обращаясь ко мне: — Неси Дёму.
Я протянул котёнка, Григорий Ефимович бережно принял его и столь же бережно опустил в родник. Дёма вроде дёрнулся, но потом расслабился и легко ушёл под воду.
Через несколько секунд Григорий Ефимович вернул мне мокрого, как цуцик котёнка, но живого и невредимого.
— Не давай ему вылизываться! — приказал Григорий Ефимович, и я сквозь привычный лик своего учителя увидел строгого молодого мужчину, того, из ручья. А он повернулся к парням и продолжил: — Василий, иди сюда! Ложись в ручей! Только не пей!
Васька опасливо пощупал воду.
— Ледяная…
— Зато рука сразу же заживёт! И голова тоже…
Глава 23
Васька глянул на девчонок, те отвернулись. Он разделся и, сдерживая рвущийся крик, окунулся с головой. И тут же, как ошпаренный, выскочил из воды.
— Володя… — позвал Григорий Ефимович и повторил: — Только не пей!
— А что будет если попью? — спросил Вовка.
— Останешься тут, — просто ответил Григорий Ефимович. — Ложись!
Вовка повторил вслед за Васьком и тоже выскочил, как ошпаренный.
Следующий был Славка. Он был так замучен, что даже встать не мог, как будто его бетонной плитой придавило — не вылезти.
Григорий Ефимович терпеливо ждал.
Наконец, Славка приковылял к роднику. Обратно он шёл уже не хромая.
Потом Григорий Ефимович повернулся к Ритке.
— Мёртвая вода и душевную боль лечит.
Ритка задумалась и спросила:
— Моя боль сделала меня такой, какая я есть. Кем я стану, если освобожусь?
— А кто ты есть? — с усмешкой спросил Григорий Ефимович.
Ритка посмотрела на Агафью Ефимовну, та одобряюще кивнула, и Ритка шагнула к роднику. Но у самой воды вдруг развернулась. Парни стояли и смотрели на неё.
На лице Ритки расцвела глумливая улыбка. Она начала медленно стягивать футболку. Трикотажная ткань ползла вверх, открывая живот… Выше, ещё выше… И тут…
Я охренел! А Ритка нарочито небрежным движением откинула футболку в сторону, взялась за край штанов и повела бёдрами.
Я-то думал, у меня во рту и так Сахара, но тут стало ещё суше…
— Что, мальчики, продолжать? — насмешливо спросила Ритка.
Мне хотелось крикнуть: «Да! Не останавливайся!», но я отвернулся.
И не только я. Все парни, стараясь спрятать за ухмылками и усмешками смущение, отвернулись. Все охренели. И глаза блестели у всех!
Я стоял и прислушивался: к шороху мёртвой земли, к всплеску воды, к Риткиному визгу…
Спустя вечность Ритка с насмешкой сказала:
— Концерт окончен!
Я выждал ещё несколько мгновений, прежде чем посмотреть на неё. И тут же отвернулся снова — Ритка была уже одета, но к воде подошла Марина.
Моё сердце застучало с такой силой, что пришлось зажмуриться и вспомнить про дыхательные упражнения.
Через несколько молчаливых всплесков и оглушающего шороха одежды я услышал голос Григория Ефимовича.
— У кого есть ранки, тоже обмойте. Но не пейте! Пить эту воду не надо, — последние слова прозвучали негромко, и я увидел, какими глазами он смотрит на чистый журчащий родник.
Агафья Ефимовна положила руку на плечо Григорию Ефимовичу. Он похлопал её и отошёл от родника.
Народ потянулся к воде. Я смотрел и не понимал, почему мы не уходим отсюда. Вот он мост, на той стороне избушка, поднятая над землёй на деревянные столбики, будто на ноги. Там наш мир, я это чувствовал душой. А мы тут.
«Проход всё равно закрыт», — вздохнул Чёрный.
— А что нужно, чтобы проход открылся? — спросил я.
«Принести жертву», — просто ответил Чёрный.
И я от простоты, с которой он это сказал, вздрогнул.
Жертва. Мысли о ручье, о прохладной прозрачной воде сразу же отступили. Для перехода в наш мир нужна жертва — это просто и понятно. Вопрос только: какая? Вонь от реки наталкивала на вполне определённые мысли о характере жертвоприношений. А если учесть, что из мира мёртвых никто ещё не вернулся, то мысли были совсем грустные.
Я стоял, смотрел на мост. Дёма успокаивающе мурчал, он обсох очень быстро, здесь вообще вода исчезала быстро. Так же быстро поспешила уйти под землю вода из родника, едва Леля во второй раз прикоснулась к камню — иссох, будто только ждал разрешения. Но он меня не интересовал.
Ну как не интересовал? У меня язык уже был похож на кактус, который полгода не поливали, а вода в роднике чистая и прозрачная, но, как и со Змеевной, всё внутри меня протестовало против этой воды. Во всяком случае, пока я в здравом рассудке, я эту воду пить не стал бы.
Мост был пуст. Ни с этой стороны, ни около избушки никого не наблюдалось. Казалось, иди себе и иди, но я чувствовал, что так просто нельзя даже приблизиться к мосту. И Ефимычи тоже поглядывали в ту сторону, но не трогались с места.
Река не просто воняла, она смердела. Источала сладковатый запах мертвечины. Как будто весной на помойке сто тысяч дохлых кошек оттаяли! От этого хотелось даже не блевать, а гораздо хуже — накатывало чувство безысходности, приходилось задавливать его усилием воли.
К Григорию Ефимовичу подошёл Боря и спросил:
— Что будем делать?
— Ждать, — коротко ответил Григорий Ефимович.
— Ждать так ждать, — согласился Боря и скомандовал парням: — Привал! Идите все сюда, не разбредайтесь. Садитесь отдыхайте, но будьте готовы в любой момент действовать.
Парни и девчонки расселись вокруг Бори и Игоря Петровича, буквально попадали от усталости. Умывание в ручье травмы-то исцелило, но сил не добавило. Мы по-прежнему были вымотанные и уставшие.
На Игоря Петровича
