Владимир Торчилин - Институт
Как рассказывал впоследствии игорев приятель, все шло в пределах нормы, высокопоставленные родители или деды добросовестно записывали адрес и указания, как добраться, и, в свою очередь, сообщали номера машин и имена шоферов, которые во взаимно оговоренное время будут ждать дите у подъезда. Забавная запятая нарисовалась только в одном случае. Серьезная дама из самых-самых верхов, назвавшаяся бабушкой очередного приглашаемого, устроила отцу новорожденного форменный допрос. Сначала она тоном классной дамы, разговаривающей с провинившимся учеником, потребовала полный список избранных и званых. Когда оказалось, что все они из того же класса, что и ее внук, и многие даже бывали в качестве гостей этого самого внука у неё в доме, то это произвело явно благоприятное впечатление, и голос ее несколько смягчился. Потом она попросила перечислить предполагаемые игры и развлечения, предостерегла против открывания балконных дверей во время веселья, попросила дважды за вечер позвонить с кратким отчетом о происходящем и, наконец, когда игорев приятель уже считал, что дело сделано и добро последует вот-вот, она неожиданно поинтересовалась:
- А чем вы их предполагаете кормить и поить?
- В каком смысле?
- В буквальном – у вас что на столе будет?
- Ну, как – сначала закуски, потом горячее, потом сладкое и чай. Пепси купили и “Байкал”. Сильно охлаждать не будем, чтобы никто не простудился. Я, все-таки, врач.
- А какие закуски?
- Обычные, - отвечал все сильнее удивлявшийся приятель, - Колбаса, рыба, салаты. А что, у вашего мальчика какие-то противопоказания? Скажите – я сам прослежу.
- Нет, с ним все в порядке, - сухо ответила начальственная бабушка, - А колбаса какая?
- Ну, я не знаю пока. Какую жена принесет – докторская там, сервелат, может быть, буженина или еще что.
- Надеюсь, колбаса будет не сетевая?
- Нет, я же сказал – докторская, сервелат…
- Я понимаю, что вы сказали. Я спрашиваю – не сетевая?
Игорев приятель решил, что или он или она сходят с ума, поскольку о колбасе с таким названием он никогда даже не слыхал.
- Простите, что это за колбаса такая? По-моему, мы такой вообще никогда не покупали. Какая-то новая диетическая?
Дама на другом конце провода явно начала злиться.
- Вы что, не понимаете, когда с вами русским языком разговаривают? Я спрашиваю, откуда ваша колбаса берется? Где вы ее приобретаете? Надеюсь, не в обычной торговой сети? То есть, не сетевой же колбасой из какого-нибудь Гастронома вы наших детей кормить будете! Если уж не из нашей столовой, то хотя бы из продуктовой “Березки”?
Как рассказывал потом Игорю приятель, тут до него, наконец, начало доходить, что слово “сетевая” обозначает вовсе не какой-то доселе ему неведомый деликатесный сорт, а источник приобретения товара. И если товар этот покупался не в специальной правительственной столовой на Серафимовича и даже не в валютной продуктовой лавке для иностранцев, а в простом городском магазине, то есть в самой что ни на есть плебейской общей торговой сети, вот тогда-то он и приобретал наименование “сетевого”, что, по-видимому, означало физическую невозможность употребления его в пищу избранными товарищами из руководства, а также членами их продвинутых семей. Как это было ни печально, но успокоить требовательную бабушку он не мог. Пришлось сознаться, что колбаса, хотя и по блату – знакомый его жены был завотделом в продуктовом – но из магазина общего пользования. Телефонная бабушка от ужаса на некоторое время онемела, а потом каменным голосом сообщила, что здоровьем внука она рисковать не может, а потому на дне рождения его не будет. И не было… Впрочем, дети этого единичного отсутствия не заметили и веселились от души. Да и колбасу подъели до кусочка, и никто из родителей потом с жалобами не звонил. Но вот термин “сетевая колбаса” запомнился…
И кто его знает – может быть секрет заключался в процессе производства колбасы для товарищей из руководства?
III
Второе игорево колбасное воспоминание носило сугубо личный, можно даже сказать, семейный характер, отчего, впрочем, менее болезненным не становилось. Дело в том, что на соседней с игоревым домом улице был небольшой, но вполне приличный молочный магазин, где они обычно и отоваривались всякими пищевыми товарами первой необходимости типа молока, масла, яиц, сыра и колбасы. Правда, существенным преимуществом этого магазина по сравнению с сотнями ему подобных разбросанных по всей Москве было то, что в пределах чуть не пешего хода от него располагались сразу три – все-таки, центр он и есть центр! – продуктовых “Березки”, то есть сразу три магазина, где за свои свободно-конвертируемые отоваривались самыми лучшими возможными на просторах родины чудесной продуктами (уж, точно, не сетевыми!) многочисленные московские иностранцы и все более растущие в числе и в потребностях отечественные валютообладатели. Казалось бы, ну и что тут такого, что Игорю с домашними до “Березок”? Так сказать, что им Гекуба, что они Гекубе? Но в реальной жизни взаимосвязи образуются самые необыкновенные. Вот и тут образовались. Дело в том, что любые продукты, даже самые валютные, имеют свой строго определенный срок реализации, отмеченный, к тому же, и на упаковке. И, разумеется, привыкший к деликатному питанию цивилизованный иностранец, на за какие коврижки просроченный продукт не купит, а рассчитывать на менее требовательных соотечественников тоже не резон, поскольку пока они эти просроченные деликатесы будут разбирать, иностранцы таких скандалов наустраивают и такого своим посольским врачам наговорит, что неприятностей не оберешься. Поэтому все эти “Березки” регулярно проводили операцию так называемого “развалючивания”, то есть отбирали товары, пережившие свой законно отпущенный век или слишком близко к нему подошедшие, и отправляли их для реализации – не пропадать же добру! - в расположенные по соседству (возить еще куда-то – только зря на транспорт тратиться) обычные городские продуктовые магазины соответствующего профиля. Вот именно благодаря такому положению вещей, в булочных, молочных и бакалеях того района, где проживал со своим небольшим семейством Игорь, время от времени, но уж куда чаще, чем в магазинах любого другого микрорайона, появлялись то какие-то невиданные консервы, то красивые пачки зарубежных крекеров и печений, то еще что-нибудь настолько привлекательное, что никто из случайно ухвативших подобный товар счастливчиков ни на какие даты и смотреть не думал. Игорь с домашними больше всего любили аккуратно упакованные в прозрачную пленку и уже расфасованные сыры, которые как раз в их молочном время от времени и появлялись. Но как-то раз случилось нечто уж совершенно невиданное, и в той же молочной его жена набрела на высокие и элегантные банки с консервированными сосисками. Надо ли говорить, что взято их было столько, сколько позволяли спонтанно возникшие правила немедленно сформировавшейся очереди – во всяком случае, досталась им не одна банка, а целых две или даже три.
Прямо тем же вечером одну банку к ужину и открыли. И когда сварилась и была разложена по тарелкам картошка, жена положила уже млевшему от здорового мясного запаха Игорю и заинтригованной родительским волнением, настроившим ее на какие-то необыкновенные деликатесы, Дашке, а потом и себе по три упругих темно-коричневых изделия чьей-то чуждой пищевой промышленности, которые не только по запаху и виду, но и по вкусу оказались совершеннейшим мясом и ничем, кроме, разве что, формы, не напоминали вялые бледно-розовые с желтизной продукты московского мясокомбината, обладавшие, помимо отвратительного химического запаха, еще и гнусным бумажным вкусом. Игорь с женой жадно стали заглатывать случайную добычу, восторгаясь качеством и растравляя друг друга воспоминаниями, как в далеком своем детстве им тоже приходилось жевать нечто подобное, свободно продававшееся тогда в любом продуктовом! И в разгар такого приятного ужина они неожиданно заметили, что Дашка, отъев только половину одной сосиски, с откровенной мукой смотрит на остальную порцию и продолжением еды явно тяготится.
- Ты что, дочь, притормозила, - удивился Игорь – такую вкуснятину и с такой брезгливой миной! Забаловали мы тебя совсем!
- Дашенька, а ты себя хорошо чувствуешь? – выдвинула свою версию жена – Живот не болит?
- Не буду я ЭТОГО есть! – отрезала дочь – Это дрянь какая-то, а не мясо. Вы меня нарочно обманываете. Просто настоящих сосисок не достали, вот ЭТО и подсовываете! Я лучше одной картошки поем.
- То есть, как это – не мясо? Уж если это тебе не мясо, то чего же ты хочешь? – в один голос возопили потрясенные такой реакцией любимой дочери родители.
- Сосисок хочу! Только настоящих! Таких, как мама всегда покупает. Розовых, а не черных. В пакете. Цепочкой. Из мяса!
И тут только до ошеломленного Игоря дошло, что Дашка, которая за свои без малого восемь лет ничего, кроме тех самых розовых-в пакете-цепочкой не видавшая, пребывает в полной уверенности, что именно эта смесь измельченной туалетной бумаги с какими-то неведомыми пищевыми отходами и является МЯСНЫМИ сосисками! И запах и вкус настоящего мясного фарша приняла за что-то несъедобное! Он не сказал ни слова. Промолчала и жена, понявшая по его лицу, что от любых разговоров пока лучше воздержаться. И только Дашка, счастливая от того, что никто в нее не впихивает какой-то несъедобной ерунды, быстро доглотала картошку, допила чай и уселась в столовой перед телевизором. Игорь, механически дожевал потерявший для него вкус деликатес, молча поднялся, ушел в спальню, лег на кровать и тупо уставился в потолок. Потом подошла жена, села рядом и погладила его по голове.
