Восхождение к власти: «италийский рассвет» - Соломон Корвейн
Ужас от поражения, горечь от потери брата стали хуже смерти, которую Данте ждёт с секунды на секунду. Киборг поднялся и с трещащим от страшного электрического заряда гладия направился к Данте, наслаждаясь моментом победы.
Сиракузец просто так не лежит и не ждёт момента, когда наэлектризованное лезвие пронзит его тело.
«Ещё не всё, гнида, ещё поборемся», - вспышка гнева родила отчаянное последнее действие.
Рука парня ищет хоть какое-то оружие, но нащупывает лишь пустоту и камни. Ожидаемо тяжёлая стопа противника гвоздит к холодному липкому полу Валерон, чтобы тот не рыпался. Зловещие очи существа как будто говорят от радости победы, однако в них нет души. Глаза возвещают парня о том, как приятно киборгу будет его прикончить, но они лишены жизни, чтобы о чём-то говорить.
- Сейчас я тебя убью! – твердит существо, вознося клинок для последнего удара.
Но его диоды неожиданно вспыхнули алым свечением, напоминая удивление, а из груди прорвался окровавленный штык, намотавший провода и куски плоти. Корпусные грудные окровавленные пластины разошлись. Существо хватается за острие, истошно кричит, дёргается как чёрт, которого полили святой водой.
- А-а-ргх, - захрипел киберарий, пытаясь развернуться.
Стук крючка, и автоматная очередь, выпущенная вплотную, разорвала «плоть» врага. Лицо Данте чувствует, как его лицо покрывает неприятная липкая влага, а на губах привкус железа и бензина. Механойд стих, и воин сбрасывает его со штыка – грузная фигура, выронив звенящий гладий, падает на каменный пол.
Из оставшихся крох сил Данте напрягает глаза и через пелену на очах всматривается в воина-спасителя. Серая изорванная шинель, порванные сапоги, ставшие кусками рваной кожи, лицо в грязи, но узнаваемы – крупные скулы, короткая стрижка чёрных грязных волос, худые губы и самая отличительная черта – изумрудные очи. Данте, в душе которого стелется волна теплоты и успокоения, улыбнулся натужно и прежде чем рухнуть в бессознательную тьму, шёпотом молвит одно слово:
- Брат…
[1] Церкви мамона – внутренняя метафора, обозначающая культ денег и богатства.
[2] Бронепласт – фантастический материал, используемый для создания броневой пластины для солдат, покрывающей грудь и живот. В его состав входят в основном титановые сплавы, обеспечивающие защиту. Изнутри пластина оборудована прослойкой из текстильных тканей на основе арамидных волокон. К ним пришиты элементы смягчения, чтобы ослабить кинетическую энергию пули.
[3] Хоругвион – звание-должность в гвардейском батальоне, сопоставимое с командиром роты. Хоругвион командует Хоругвией, то есть подразделением в пятьдесят человек. Его заместитель – Контр-хоругвион.
[4] Флагион – звание-должность в гвардейском батальоне, сопоставимое с командиром взвода. Флагион командует Флагоном, то есть подразделением в десять-тридцать человек. Его заместитель – Контр-флагион.
[5] В Риме до Великой европейской ночи известно, как – «Большое кольцевое соединение».
[6] Макшина – объект поклонения в Риме, определённой части населения города после наступления кризиса веры, пришедший из западно-итальянского государства Аурэлянская Информакратия. Представляет собой информационное существо, (бог) которое повелевает всей информацией, техникой, использующей исходные коды и программы. К паровым и электрическим механизмам, которые не используют программное обеспечение, поклонение не относится. Из-за начала почитания разгорелась «Апениниская Схизма».
Глава девятая. Первый среди равных
Спустя неделю. Госпиталь «Сакро-Фиоре». Рим.
Над прекрасным «Вечным городом» зиждется знамя нового дня. Жаркое солнце выглядывает за долгие серые дни и сияет на небосводе. Руины, развалины и следы боя – всё это устраняется с максимальной скоростью. Команды строителей собираются для ремонта и возведения новых построек. Группы имперских исторических архитекторов готовятся к восстановлению памятников, разрушенных за долгие годы великого кризиса. Уборочные отряды отчищают улицы от тел павших и сгоревшей бронетехники, «прибирая» лик города, сметая с него следы тяжёлой войны.
Тем временем новая власть Рима принимается за реновацию города. Подписаны священные договоры с огромными заводами о поставке стройматериалов для возрождения имперского величия потерянных в вихре кризисов и революции народов. Святые протоколы реформированного суда – Трибунала Рейха теперь связывают Рим новым законом, которому заставили подчиняться. Отныне считается, что град пал не только от прорыва на юге и востоке, а когда благочестивые старейшины из чреды восставших предложили Канцлеру стать их правителем, и сделать Рим – столицей. Всё восстанавливается и тем более госпитали, в которых хлынул поток раненых. Канцлер лично распорядился для начала отправить ресурсы для ремонта социальных заведений и прежде всего больниц.
Пробуждение даётся с жуткой болью и противостоянием организма, который точно взывает к тому, чтобы продолжать лежать на чистой белоснежной пастели, же перебинтованное практически исцелённое тело требует продолжить спать на кровати. Но дух взывает встать. Глаза слипаются от усталости и жажды сна, руки и ноги пока слабо повинуются командам мозга, но всё же исполняют их.
- Проснулся наконец-то, - в палату вошёл мужчина в белом халате и присел рядом с больным. – Так, повторите, пожалуйста, ваше имя и фамилию, – требование врача разнеслось по маленькому кабинету слабым эхом. – Медсёстры коряво написали.
Парень, прежде чем ответить осмотрелся по сторонам, но не найдя ничего примечательного в банальных стенах, покрашенных в белый цвет, даёт чёткий ответ:
- Я Данте Валерон, господин врач. А что не так?
- Всё так, уважаемый юноша… всё так, – доктор демонстративно потряс бумажкой в руках. – С бюрократией проблемы. Вас мои подчинённые не так записали при поступлении. Сейчас исправим.
Парень осмотрел тело, с жуткой дрожью вспоминая, сколько ему пришлось пережить болезненных операций, благо медицинские технологии Рейха способны вылечить большинство травм и болезней. Теперь о повреждениях органов и переломах рёбер напоминают только бинты на теле. Множественные ссадины, царапины и порезы по всему телу практически исчезли, являя чистую кожу.
- Ну, так что, доктор? – с волнением вопрошает юноша. – Что со мной.
- Пождите, голубчик, – морщинистое лицо врача, украшенное солидной бородой, вновь обращено к каким-то бумагам. – Ах вот, нашёл.
В руках работника больницы мелькнула какая-то непонятная бумажонка, похожая на рецепт. В ней парень разглядел какие-то латинские буквы и цифры, составляющие непостижимую комбинацию.
- Держите, это ваш выпуск отсюда. Предъявите на пункте выхода.
- Доктор?! – с изумлёнными очами и голос
