Владимир Махов - Смертник
Выла собака.
Красавчик открыл усталые глаза и проследил луч света, скользнувший вдоль порога. Будь его воля, он скорее согласился бы слушать собачий вой, чем бесконечный треп мучителя. Ему не предоставили возможности выбирать. Глухарь прав. Последняя мысль, которую Красавчик унесет с собой в могилу, будет такой: «Чтоб ты сдох, мутант говенный».
Сейчас, стоя одной ногой в могиле, когда последняя надежда растаяла как прошлогодний снег, Красавчик ни о чем не жалел. Рулетка крутанулась, выпало черное, да еще и тринадцать, в то время как он все поставил на зеро. Все эти годы сталкер не подпускал никого близко к себе, и мышеловка не заставила его пересмотреть свои принципы. Когда имеешь дело с Зоной, любой – друг, подруга – оказывается третьим лишним. Одиночкам везет. Все долгие шесть лет каждая ходка только подтверждала эту простую мысль. Не Зона решила от него избавиться, он сам ошибся, поставив не на то. Красавчик с самого начала сделал ставку на шантаж, исключил другие понятия, на которых зиждется мир. Надо было поставить на деньги. Литовец, например, ради них способен на многое. Однако, когда выбор надлежит сделать в одну секунду, он не всегда оказывается правильным.
Вот в чем его ошибка, а не в том, что с десяток закадычных друзей не рвут на себе рубашки, намереваясь пойти за ним в огонь и в воду. Хрен с ними, с друзьями. Чересчур теплые отношения обременительны. Это приятелю можно отказать, разведя руки в стороны. Если же ты не согласишься помочь другу, то как минимум его потеряешь, как максимум – наживешь смертельного врага. Так чем эта удавка отличается от той, которую Зона накинула на его шею?
Лишь одна мысль вызывала досаду. Пристрели Красавчик тогда Глухаря у кладбища, и выбор был бы исключен.
В тот раз ходка далась ему потом и кровью. Легкими они никогда не бывают. Красавчик пережидал выброс в НИИ «Совагропром», утром выбрался на поверхность и не узнал Зоны. Все вокруг кишмя кишело слепыми тварями. Ему пришлось выбираться, полагаясь на удачу. Он пошел через болото, надеясь, что время все расставит по местам и стаи слепых собак расползутся по Зоне.
Стоило ему ступить на твердую землю, как он убедился в обратном.
Свора из пятнадцати особей, а то и больше, поджидала его у края леса. Туда Красавчик и решил прорываться, рассчитывая укрыться среди деревьев и густого подлеска. Он убил и ранил пятерых тварей, но потратил больше патронов, чем хотелось. Снять верткую собаку одиночным выстрелом с расстояния – задача практически невыполнимая. Дожидаться, пока они подойдут ближе, чревато опасностью оказаться в кольце разъяренных псов. Сталкер вынужден был лупить очередями.
Не жалея патронов, Красавчик с трудом добрался до леса. Там он вздохнул с облегчением: собаки отстали. Однако это была лишь передышка. Лесные заросли вели не к кордону. Тщательно взвесив все «за» и «против», Красавчик решил сделать крюк и выйти к сельскому кладбищу. Собаки были порождены Зоной, но сохранили верность старым традициям. Мертвяков они не любили.
Так он и сделал.
Когда Красавчик услышал выстрелы, менять решение было уже поздно. Да и не имел он выбора.
Удушливо пахло сырой землей. Бесцветное небо сочилось мелким дождем. Дул ветер, подталкивая в спину. Сразу за канавой, в которую постепенно спускался лес, начиналось кладбище. На холмах вздувшейся земли застыли покосившиеся кресты, оградки, плиты. Сталкеру казалось, что мертвецы, покоившиеся в глубине, не истлели со временем, а, наоборот, раздулись, стремясь избавиться от всего того, что давило сверху.
Не все собаки вняли голосу предков. Несколько тварей осторожно двинулись по следу человека.
Красавчику приходилось торопиться, побыстрее выдергивать ботинки из влажной грязи, с неохотой отпускающей добычу. Он шел на треск автоматных очередей, в принципе представлял себе, с чем ему предстоит столкнуться, и не ошибся.
Зомби, окружившие Глухаря между могилами, не относились к числу мирных покойничков. В глазах сталкера потемнело от черных комбинезонов, сжимавших в руках автоматы. Приверженцы чистоты расы и после смерти оставались верны долгу. Правда, об этом Красавчику стало известно несколько позже.
Глухарь держался из последних сил. Его зажимали со всех сторон, постепенно сужая круг. Патроны у него еще были, но их наличие – всего лишь вопрос времени. Бородатый сталкер, покрытый коркой из грязи, смешанной с кровью, принимал последний бой.
Помощь подоспела вовремя. Красавчик подошел сзади, выстрелами в головы снял двух мертвецов.
Пока наседавшие зомби пытались перекрыть провал, Красавчик крикнул Глухарю:
– Давай! – Он быстро вскинул автомат и прикрыл отход сталкера.
Откуда вывалился очередной зомби, Красавчик не уследил. Не поднимаясь с колен, оживший мертвец выстрелил из-за ограды.
Пуля угодила Глухарю в голову, но тот по инерции бежал вперед. Красавчик отступал, мысленно записав Глухаря в мертвецы.
Как выяснилось, рано записал. Глухарь пер и пер, не отставая ни на шаг, хотя вблизи выходное отверстие от пули выглядело пугающе. Месиво из осколков черепа, мозгов, вывернутых наружу, и сгустков крови. Красавчик старался не смотреть в ту сторону, но его взгляд нет-нет да и цеплялся за страшную рану.
Красавчику не раз доводилось наблюдать за странным поведением людей в состоянии шока. Он видел, как человек со сломанной рукой и торчавшей костью палил из автомата, был свидетелем того, как продолжал двигаться сталкер, которого задел живодер, вспоров когтями шею. Хлестала кровь, рана разошлась в смертельном оскале, а человек шел, еще некоторое время оставался на ногах.
Предел положен всему, в том числе и состоянию аффекта. Он определяется человеческими возможностями. То, как вел себя Глухарь, превышало их.
– Давно? – спросил Красавчик вскоре после того, как они вышли с кладбища и нашли приют в разбитой часовне.
Собаки, судя по всему, отстали, или у них появилась легкая добыча.
Глухарь ответил не сразу. Сначала он омыл водой рану, уже затянутую розоватой пленкой, стянувшей обломки черепа, потом завесил все это густыми волосами и стянул их в хвост на затылке.
– Не поверишь. – Глухарь отхлебнул из фляги, пристально посмотрел Красавчику в глаза. – В первую самостоятельную ходку выбросом накрыло. Два года с тех пор прошло.
– Давно. – Красавчик отвел глаза. – В голову первое… ранение?
– Куда там! – Бородатый сталкер махнул рукой. – Доставалось уже. Такое впечатление, что моя голова всем понадобилась. Хорошо хоть, что не в лицо.
– А как же?.. – Красавчик не договорил.
Он хотел спросить, как же Глухарь с развороченными мозгами ухитряется видеть, слышать, говорить.
Тот понял его без слов.
– Получается, что голова мне вообще ни к чему. – Бородач усмехнулся. – Я вижу и слышу теперь по-другому. Не смогу тебе толком объяснить, но чувствую то, что происходит за моей спиной и по сторонам. Зона сделала из меня другого, вот только человека ли? Не знаю. – Глухарь вымученно улыбнулся.
С тех пор прошло три года, и порой у Красавчика складывалось обманчивое впечатление, что его и Глухаря связывает нечто помимо тайны. Такое находило обычно поздней ночью, когда у мусорного ведра копились пустые бутылки, а утром исчезало.
Они никогда не возвращались к опасной теме. Еще неизвестно, кто кого должен был благодарить за это. Если Красавчик вспоминал о мутациях бородача, то всякий раз думал об одном. Будь на месте Глухаря он – ни за что не оставил бы свидетеля в живых. Однако Глухарю не обязательно было знать об этих тайных мыслях.
Одиночки в друзьях не нуждаются. Насколько Красавчик успел понять, у Глухаря таковых тоже не имелось. По вполне понятным причинам.
Ветер усиливался. Дождь забарабанил по крыше сарая. Вода копилась в трещинах под потолком и текла по стенам, оставляя влажные блестящие полосы. С углов потянуло сыростью.
Порыв ветра подхватил мусор, лежащий на ступеньках, подбросил вверх и закружил наподобие воронки.
«Вот кому выброс не страшен, – вяло подумал Красавчик. – Мне-то уж точно его не пережить. Да оно и к лучшему. Меньше всего хочу доставлять Глухарю удовольствие видом своих предсмертных мучений, растянутых на долгие дни.
Человек… мать твою, какой он человек? Ничего человеческого в нем не осталось. Другой на его месте попросту пристрелил бы меня, раз и навсегда поставив точку в затянувшемся споре. Этот целую теорию развел, а на деле оказался садистом почище „патриотовцев“».
По-прежнему выла собака.
– Это вы – пасынки Зоны, – Глухарь все говорил и говорил. – А мы, мутанты, – ее сыновья, истинные творения. Она переделывает нас под себя. Выброс собирается – чуешь? Мне он не страшен. У меня иммунитет, Красавчик. Вот так-то. Все под Зоной ходим. Одним она дарует вторую жизнь, мне, например, а другим – смерть, как тебе. Да, я считаю, что таким типам, как ты, не место в Зоне. Скоро здесь и «патриотовцев» не останется – одни мутанты, а остальным вход будет воспрещен. Но заметь, не я тебя в мышеловку посадил. На все воля Зоны. Не мне вмешиваться. Я просто свидетель ее деяний. Захотела она из тебя перед смертью все соки вытянуть – стало быть, заслужил, было за что. Я сторонний наблюдатель. Считай, что пришел проследить за исполнением приговора.
