Разрушитель судеб - Виктория Авеярд
Однако в этот момент Таристан отвел острие меча от горла Дома, пусть и всего на дюйм. Сердце принца колотилось как бешеное. Он издал низкий рык, сражаясь со своей собственной натурой.
Сораса, стоящая напротив него, была занята тем же.
Они убрали клинки одновременно. Губы Сорасы изогнулись в хищной ухмылке, пока она внимательно наблюдала за Таристаном, за малейшим его движением.
Дом тоже не сводил взгляда с Таристана. Зная Сорасу достаточно хорошо, он прислушался к изменениям в ритме ее сердца. Как только оно забилось чаще, Дом пришел в движение.
Бессмертный и амхара начали действовать одновременно. Один откатился в сторону за пределы досягаемости меча Таристана, а другая подняла в воздух бронзовый кинжал, так и не отпустив предплечье королевы.
Не моргнув и глазом, Сораса положила ладонь кричащей королевы на столик. Надежнее перехватила рукоять кинжала и мощным ударом пронзила руку Эриды, пригвоздив ее к столешнице. Крик королевы превратился в прерывистый вой.
Таристан, это чудовище в теле смертного, взревел и бросился сквозь огонь. Но его не интересовала Сораса; он подбежал прямо к Эриде, оттесняя убийцу в сторону. Сораса отпрыгнула вбок, внимательно следя за тем, чтобы не наступать на обгоревшие доски.
Дом последовал ее примеру, и они оба бросились к окнам. Схватив стул, он бросил его в стекло. Оно разлетелось вдребезги, впуская в комнату свежий ветер. Дом на ходу наклонился, чтобы подобрать свой меч, и одним движением вложил его в ножны. Позади него Таристан выдернул кинжал из деревянной столешницы и плоти королевы. Эрида снова закричала, но ее голос потонул в реве огня.
Ни на споры, ни на размышления времени не оставалось.
Дом мог лишь довериться Сорасе, а Сораса – Дому.
Они прыгнули одновременно. Одной рукой он держал Сорасу за талию, а другой хватался за гладкие камни стены. Когда под его пальцами зашелестел флаг, он вцепился в ткань, чтобы замедлить падение, но при этом продолжить скользить вниз. Сораса, казавшаяся рядом с ним совсем маленькой, крепко прижалась к его груди. Ее сердце билось так сильно, как никогда прежде на памяти Дома.
Он чувствовал, что его собственное сердце стучит в том же ритме.
Над ними полыхал замок, а сады внизу становились все ближе.
Крики королевы все еще звенели в ушах Дома, когда они оба упали на промерзшую землю. Сораса отскочила от него и бросилась бежать, тенью петляя среди деревьев.
Домакриан последовал за ней, не задавая вопросов.
Глава 16
Пусть наших сил окажется достаточно
– Чарлон —
Он не жаловался, зная, что в мире есть дороги куда хуже. И все-таки утром каждого нового дня он морщился при мысли, что им снова предстоит скакать по разбитой тропе, усеянной корнями и камнями.
В Каслвуде не было проторенных путей, однако две сотни Древних из Сиранделя неслись по неровной земле так, словно это дорога времен Древнего Кора. Они были искусными наездниками и двигались на бешеной скорости на лошадях, которые были обучены преодолевать труднопроходимую местность не хуже других. Чарли оставалось лишь терпеть. Его бедра и пальцы сводило от боли каждую ночь, когда они разбивали лагерь, чтобы смертные могли отдохнуть. Древние не брали с собой ни палаток, ни других привычных для похода принадлежностей, потому что не нуждались во сне. По крайней мере, за еду переживать не приходилось: Древние обеспечивали троих смертных достаточным количеством пищи. Порой они даже перегибали палку – явно не представляли, как часто и как много людям нужно есть.
Единственное утешение Чарли находил в Корэйн. Она стискивала зубы от такой же усталости и чувствовала себя не лучше его самого. Только ради нее он держал язык за зубами. Корэйн несла на своих плечах весь мир, в то время как от Чарли требовалось лишь следовать за ней.
Гарион, хоть и был смертным, раздражал Чарли. Тренировки среди убийц амхара закалили его для долгих путешествий; его тело было сломлено и заново перестроено за долгие годы, проведенные в цитадели. Если утомительная скачка по Каслвуду хоть как-то сказывалась на нем, он не подавал виду. Даже ночью, когда они ложились спать, Гарион никогда не засыпал первым.
Когда спустя полторы недели они покинули Каслвуд, Чарли выдохнул с облегчением. Однако Вальнир и Древние продолжали держаться в тени деревьев, тщательно следя за тем, чтобы не выезжать на открытую местность. Сопровождая Корэйн, они не могли позволить себе риск скакать по корской дороге.
Поэтому лесной полумрак остался их спутником. Лошадь Чарли следовала за отрядом на восток, держась между лесом и склоном долины, расстилавшейся на юге. Река Райвилсор серебристой нитью извивалась в стороне от них, как и Древне-корская дорога, старинные камни которой повторяли изгибы речной долины.
По другую сторону реки лежала Мадренция.
Увидев вдали пейзажи родной страны, Чарли сглотнул. Стояла зима, и голые поля поблескивали от серебристого налета изморози. Земля была холодная и серая, лишенная всей той радости, которая сохранилась у него в памяти. Он знал: стоит наступить весне, и холмы покроются зеленью, превратившись в возделанные поля и виноградники.
«По крайней мере, так было раньше», – подумал он, и от грусти у него свело желудок.
По мере того как они продвигались дальше, перед ними открывалось все более печальное зрелище. При виде этого Чарли едва не выскользнул из седла.
Корэйн, скакавшая рядом, судорожно втянула ртом воздух.
– Эрида. – Ее голос был едва слышен из-за стука копыт.
В нескольких милях к югу вдоль реки располагались замки королевы, стоя на страже некогда существовавшей границы. Теперь, когда Мадренция стала жертвой завоеваний Эриды, их гарнизоны были окутаны тишиной. Но земля по-прежнему хранила раны, нанесенные королевской армией. Легионы Эриды оставили страшный след на корской дороге, изрыв ее тысячами копыт, колес и сапог. На берегах реки не осталось растительности – только пни, напоминавшие следы от оспы. Граница, прежде незаметная глазу, теперь походила на уродливый шрам.
– Мадренция пала, – прошипел Чарли себе под нос, крепче сжимая поводья. Конечно, он знал, что его родина была завоевана, но теперь, когда он своими глазами видел последствия ее покорения, это знание ощущалось иначе.
Гарион разглядывал границу с угрюмым видом. Чарли видел отражение собственной боли на лице друга. Гарион тоже был сыном Мадренции, хоть почти и не помнил своего детства.
Продолжая мчаться вперед, Чарли пытался отвлечься хоть на что-нибудь: на стук копыт или на пульсирующую боль в ногах. Но ничего не помогало. Мысли снова и снова возвращались к Партепаласу – родному городу, который раскинулся на
