Турнир - Анна Кондакова
Портные пошили для нас форму серого цвета с красными и белыми нашивками, лампасами и вставками — такую, чтобы под ней удобно было создавать любой вид брони.
А ещё местный парикмахер, настоящий виртуоз, умудрился сделать парням стрижку с выбритым на левом виске иероглифом из герба. Поглядев на них, девчонки попросили выстричь то же самое и на их висках.
В итоге на каждом из команды имелся такой рисунок (это была идея молчуна Эда Коховского, который постоянно твердил про методы устрашения и психологического воздействия).
Смотрелись мы неплохо, в идеально сидящей форме, серых беретах с гербовой нашивкой и белых перчатках, но, увидев нас, некоторые из студентов не постеснялись высказаться.
— Эй! Да это же низко-слабая группа первого курса!
— Сколько там у них резерва?
— Да на всех даже полутора тысяч не наберётся.
— Они собрались сделать из турнира цирковое представление?
Никто из моей группы не среагировал.
Все спокойно встали в очередь, откуда должны были пройти по парадной площади до своего верхолёта. И сколько бы над нами ни издевались, никто даже бровью не повёл.
Это выглядело достойно, но каких нервов мне стоило натренировать такую выдержку всей команде!
Ещё месяц назад тот же Саблин, или Котов, или даже Лёва начали бы огрызаться в ответ, орать и кидаться в драку, но не сегодня.
Сегодня их хладнокровие вызывало восторг.
Они стояли, смотрели вперёд, а стяг с гербом хлопал на ветру над их головами.
В конце концов, от нас просто отстали: кому-то стало скучно, а кто-то посмотрел на нас с опаской и решил не связываться. Именно такой взгляд я заметил у Германа Григорьева, командира вечных победителей и самой сильной группы четвёртого курса. Они стояли первыми в очереди, под флагом с изображением пятнадцати языков пламени, заключённых в солнечный круг.
Я и Герман глянули друг на друга.
Он, конечно, узнал меня, ведь именно я ещё два месяца назад расспрашивал его про соревнования, но он никак не ожидал, что я тоже буду в них участвовать.
После торжественной речи ректора Бессмертнова о важности турнира Витязей в столь трудные времена и прочих пафосных слов, наконец прогудел горн, и оркестр заиграл марш.
— Первая группа! Вперёд! — дал отмашку смотритель Храмов.
Под рукоплесканья толпы команда Григорьева отправилась на площадь.
Их знаменосец поднял флаг выше, и тот вспыхнул оранжевыми бликами. Сам Герман шёл впереди, а за ним, шаг в шаг, следовал его отряд.
Помощник ректора гордо объявил в гигантский громкоговоритель:
— На турнир Витязей отправляется команда Германа Григорьева! Четвёртый курс Международной Академии Линий! Высоко-сильная группа! Победители трёх прошлых турниров и первые претенденты на победу в этом году!
В ликующей толпе завизжали от восторга несколько девчонок, кто-то из них вскинул руки, заорав: «Герман — лучший!». И даже «Герман, я люблю тебя!».
Под крики фанатов отряд Григорьева прошествовал по площади.
Оценив их идеальную строевую подготовку, Исидора, стоящая рядом со мной, заволновалась.
— Кирилл, ты только глянь на них. Мы не сможем так же.
— Нам не надо так же, — ответил я спокойно. — У нас своя команда.
Кажется, мои слова её немного успокоили, хотя давненько она так не переживала.
Именно Исидору я сделал знаменосцем на параде, и сейчас девушка держала наш основной стяг, готовясь идти сразу за мной. Ещё трое ребят должны были нести штурмовые флаги попроще, с короткими древками и полотнами.
— Не волнуйся, — прошептал я Исидоре, — это всего лишь школьный парад.
— Школьный... — выдохнула она. — Ну конечно... всего лишь школьный...
Вместе с ректором парад принимали и другие члены Совета Академии.
Был тут и Бажен Орлов. Изредка он бросал взгляд на нашу группу, а порой — на одну только Исидору, и теперь, зная его секрет, я иначе воспринимал это излишнее внимание.
Одна за другой, группы Витязей отправлялись на площадь, неся своё турнирное знамя.
Имена командиров объявляли громко и гордо, им рукоплескали, но я, если честно, не ждал для себя бодрого приёма. Мы должны были идти последними, шестнадцатыми — к этому времени все уже устанут хлопать в ладоши и пищать от восторга. Да и вообще, чего хлопать слабакам.
И вот наконец к нам подошёл Храмов.
— Последняя группа! Вперёд! Не подведите, доходяги!
Последнюю фразу он сказал уже лично от себя, при этом глянув мне прямо в глаза, будто говоря, что будет болеть именно за нас.
Я коротко кивнул смотрителю и пошёл первым, за мной отправилась Исидора, неся знамя, а следом остальные десять человек, выстроившись в два идеально ровных ряда.
Мы репетировали торжественный проход каждый вечер перед тренировкой и после неё, отрабатывали синхронность до автоматизма. Меня за это особенно ненавидела Бородинская, зато обожали сёстры Аверьяновы, впервые не поддержав мнение подруги.
И вот настал тот момент, когда нужно было показать наше единство на публику.
Я шёл впереди, точно зная, что сейчас за мной безошибочно и шаг в шаг идут остальные.
— На турнир Витязей отправляется команда Кирилла Волкова! — объявили громко с трибуны. — Первый курс Международной Академии Линий! Низко-слабая группа! Впервые Витязи с малым резервом первого курса решились участвовать в турнире! Поддержим их!
И нас поддержали.
Причём, так активно, что я не ожидал.
Кроме аплодисментов и бодрящих возгласов, в толпе хором закричали девичьи голоса: «Волков — лучший! Волков — лучший!». И даже «Кирилл, я люблю тебя!».
Если бы не серьёзность парада, Исидора бы точно не удержалась от едкого замечания или смеха, да и все остальные.
К тому же, она готовилась сделать кое-что непривычное, о чём мне пришлось не одну неделю договариваться с организаторами парада.
Дойдя до середины площади, мы повернулись лицом к трибуне ректора, поменяли строй на шахматный, чтобы каждого было видно, затем в один жест отдали честь, после чего Исидора подняла знамя выше.
Ну а потом морда волка на флаге обрела мерцающую копию и шире раскрыла зубастую пасть, будто рвалась наружу прямо из полотна. Чёрная голограмма зарычала так, что эхо пронеслось по округе до самой станции.
От неожиданности все притихли.
А сам ректор еле удержал на физиономии спокойное выражение — такого рыка он тоже не ожидал, его брови поползли на лоб, но он быстро пришёл в себя и усмехнулся столь нахальной и смелой выходке.
В гробовой тишине мы развернулись, в три шага сомкнули строй и продолжили синхронно идти к верхолётам.
Через секунду восторженная толпа
