Сочинитель - Андрей Русланович Буторин
– Стоп! – подняла Олюшка руку шагов за десять до чернеющего впереди дверного проема. – Здесь в прошлый раз была «тяжелеха».
Поводя перед собой по земле кончиком прута, она медленно двинулась вперед. И прут вдруг резко дернулся книзу, едва не вылетев из руки.
– Ага, вот она, – сказала Олюшка, – никуда не делась. Значит, и «печка», скорее всего, на месте, вон там, – показала она.
– Сейчас проверю, – выставив перед собой прут, шагнул туда Васюта, и почти сразу кончик прута вспыхнул.
Хоть это и было в общем-то ожидаемо, сочинитель тем не менее машинально сделал шаг в сторону и… повалился на землю.
– Вася! – метнулась к нему Лива, но Сис успел схватить жену за руку:
– Куда, дурища?! Там оказия!
Олюшка тоже вскрикнула, но сумела совладать с эмоциями и двинулась к лежащему Васюте медленно и осторожно, тщательно исследуя щупом пространство перед собой. К ней на помощь поспешила Анюта и тоже принялась водить вокруг прутом.
Что пугало больше всего – сочинитель был совершенно недвижим. Он упал ничком, вниз лицом, поэтому не было даже понятно, дышит ли он.
– Васечка, не умирай… Васечка, я сейчас… – шептала Олюшка, шажок за шажком приближаясь к любимому.
Вот она подошла к нему почти вплотную. Коснулась щупом Васютиных ботинок, провела им по левой ноге сочинителя до колена, затем проделала то же самое с правой. Прут вел себя как самая обычная березовая ветка.
– Тут вроде опасности нет, – обернулась Олюшка к Анюте. – Я его попробую вытащить. Подстрахуй, если вдруг тоже начну падать.
Анюта приблизилась к подруге и обхватила ее за талию. Олюшка же отложила прут, наклонилась к Васюте, взялась обеими руками за его щиколотки и потянула на себя. Тело сочинителя сдвинулось с места, ничто его не удерживало. Сама осица также не почувствовала никакого воздействия. Тогда она сказала Анюте:
– Можешь меня не держать. Давай вместе Васю вытащим.
Впрочем, к ним уже подошел Сис:
– Давайте я. Вы лучше вокруг еще раз все хорошенько прощупайте, чтобы нам в новую оказию не вляпаться.
Девушки проверили пространство позади себя, и Сергей Сидоров, взявшись за ноги «сына», сначала перевернул того на спину, а затем протащил его к осицам. На земле остался лежать «синегур» – порвалась веревочка. Это заметила Лива, подобрала гостинец и, видя, что «сыночку» сейчас немного не до этого, убрала пока «синегур» себе в карман.
Стоило Васютиным ботинкам коснуться земли, как сочинитель сделал судорожный вдох, открыл глаза и быстро вскочил на ноги:
– Что случилось?
– Васечка, не пугай меня так больше! – бросилась ему на шею Олюшка, но Анюта тут же ее осадила:
– Нежности потом! Васюта, ты как себя чувствуешь?
– Да ты знаешь… – продолжая держать за руки отступившую от него на шаг Олюшку, прислушался к себе сочинитель. – Ты знаешь, вполне даже неплохо. Будто даже заряд бодрости получил. Это я что, в какую-то оказию влез?
– Влез, Вася, влез, – закивала Лива. – И тебя сразу вырубило. Ты уж будь аккуратнее в следующий раз.
– Я, наверное, потому и бодрый такой стал, что меня так бодряще шарахнуло, – попытался пошутить Васюта. – Правда, не помню момент удара, просто сразу темно стало. Точнее, не темно даже, а… никак.
Он обернулся к тому месту, где с ним это случилось, и сказал:
– Странно, там никакой оказии нет.
– А как ты ее собирался увидеть? – хмыкнула Анюта.
– Ну как же, вот «печка», – показал чуть в сторону сочинитель, – вот «тяжелеха»… – Тут он вдруг замолчал и обернулся к обескураженным сталкерам: – Вы знаете, а я ведь их и правда теперь вижу!..
– Чего ты видишь? Оказии? – нервно хохотнула Лива.
– Ну… да… – засомневался было, но тут же тряхнул головой Васюта: – Ясен пень, оказии! Что это еще может быть? «Печка» – такое как бы красноватое пятно, и воздух в ней слегка колышется. «Тяжелеха» – будто воздух там сгустился, стал таким… тяжелым, серым, словно свинец. Но они все равно прозрачные, я и сквозь них хорошо вижу. А еще, знаете… как бы объяснить?.. я будто чувствую, как именно они сработают, если в них попасть. Как бы даже знаю, четко представляю, ну вот как если представить, что будет, если залезть в воду – вымокнешь. Так и тут.
– Круто, – одобрительно кивнула Анюта. – Если это так, то нам теперь никаких щупов и камешков не нужно.
– Другое дело, почему он это стал видеть? – задумчиво двинул бровями Сис.
– Скорее всего, – озвучил пришедшую в голову мысль сочинитель, – это оттуда же, откуда мое излечение и похудение.
– Из «туннеля», когда был там в «микроскопе»? – уточнила Олюшка.
– Именно.
– Но я тоже там после тебя была, а никаких сейчас оказий не вижу, – возразила подруга.
– И я, – закивала Лива.
– Зато вы не сталкивались там с четырехмерным «лапником», а мы с Хмурым – да. Может, от него нам что-то передалось, надо будет потом у Хмурого спросить, видит ли он тоже оказии…
– Но ты же их сразу после того случая все равно не видел, – засомневалась Анюта. – Ту же «незримую дыру» возле Ниттиса, да и вот эти даже оказии, – ткнула он перед собой пальцем, – ты, пока не упал, не увидел.
– Так он даже теперь ту оказию, из-за которой упал, не видит, – напомнил Сис. – Значит, все-таки не все они ему видны.
Васюта помотал головой:
– Нет, я почему-то уверен, что могу их видеть все. А эта… Ну, значит, это была не оказия.
– А что еще-то? – нахмурилась Олюшка. – Молния с неба в тебя не ударяла, мы бы увидели. Ничего ниоткуда не прилетело, чтобы тебя с ног сбить… Думаю, это все же была оказия, но такая… как бы это… во!.. одноразовая. Может, тебе та четырехмерная хреновина что-то в мозги и вкрутила, но с предохранителя не сняла. А вот эта оказия взвела тебя в рабочий режим, ну а после за ненадобностью пропала.
– Ты обо мне будто о мине какой-то говоришь, – пробурчал Васюта. – Замедленного действия. – Сказал и сам поежился: – Блин, а что, если я правда четырехмерниками переделан, чтобы
