Добравшись до горы - Алексей В. Мошков
У них получилась полукруглая стенка, которая защищала от дувшего в ущелье ветра. Разложили костер из немногих оставшихся дров, кое-как согрелись сами и разогрели последние кусочки мяса. Теперь им приходилось рассчитывать только на гостеприимство хозяев замка и башни. Вернее, на это надеялся лишь романтически настроенный Клаус. У Клауди же не было никаких иллюзий. Она знала, кто обитает в этой горной твердыне. Всю ночь в ущелье царила тишина, не считая воя ветра, но толком выспаться юным путешественникам не удалось. Озноб пробирал до костей. Как ни берегли они последние полешки, костер быстро прогорел, а угли остыли. Невыспавшиеся и полуголодные, юноша и девушка поднялись, едва рассвело. Нужно было искать путь наверх. Козья тропка, о которой говорил дровосек, выглядела ненадежной.
— Попробую подняться сам, — пробурчал Клаус. — Если доберусь, сброшу тебе веревку.
— А если не доберешься? — клацая зубами от холода, спросила Клауди. — Свалишься, костей не соберешь…
— Что же тогда делать?
— Я сама полезу наверх и сброшу тебе веревку.
— А если ты костей не соберешь?
— Да, это тоже может произойти.
— Пойдем вдоль ущелья, вдруг отыщем более подходящий подъем?
— Верное решение, — согласилась девушка. — Не хотелось бы свернуть себе шею в двух шагах от цели.
И они двинулись по дну пропасти в ту сторону, куда поднималось ущелье. Идти по глубокому мокрому снегу было тяжело. На каждом шагу путники проваливались по колено, а кое-где и по пояс. Великолепные сапоги, которыми узборские гномы снабдили своих гостей, выдержали длительный переход по каменистым пустошам и тропам, но разбухли от сырости и стали пропускать влагу. Приходилось останавливаться, снимать обувку, вытряхивать из нее воду, стаскивать чулки, отжимая их и развешивая на выступающих из снега валунах для просушки. К счастью, горное солнце изрядно припекало. Кое-как просушив сапоги и натянув на ноги волглые чулки, юные путешественники двигались дальше. Из-за этих вынужденных остановок за день Клаус и Клауди прошли не больше четырех миль, и ночевать им опять пришлось в ущелье.
Глава двадцатая. Порождение проклятых сил
Наверное, это была самая худшая ночевка из всех, что им довелось пережить за время путешествия. Сырой снег, жесткие камни вместо постели и ледяной ветер. Холод пронизывал до костей. Чтобы хоть как-то согреть свою спутницу, Клаус обложил ее козьими шкурками и обвязал веревкой. Глядя, как дрожит Клауди, юноша думал о том, что если они завтра не доберутся до какого-нибудь жилья, следующая ночь может стать последней. Рассвет не принес облегчения. Солнце взошло, но в ущелье скопился туман, который ни за что не хотел покидать его каменные стены. Юные, но чрезвычайно ослабевшие путешественники передвигались почти на ощупь, всюду натыкаясь на обледенелые валуны и не находя выхода.
Если бы не упорство, с которым молодые души все еще цеплялись за жизнь, конец их был бы предрешен, но Светлые Силы еще не оставили своих посланников. Луч полуденного солнца, словно меч, рассек промозглую мглу, благотворным жаром объяв изможденные тела путников. И когда глаза их привыкли к яркому свету, они увидели полустертые ступени крутой и узкой лестницы, что вела из пропасти к подножию стены замка. Клаус и Клауди не выразили своей радости не то что словом, а даже улыбкой. Они обессиленно опустились на нижнюю ступень и долго так сидели, наслаждаясь теплом солнца, потом разделили оставшиеся кусочки козьего мяса и принялись карабкаться по лестнице на четвереньках, потому что боялись распрямиться во весь рост.
Как бы они ни хотели добраться до заветной цели, подъем занял больше времени, чем рассчитывали путники. Солнце светило им в спины, согревая и словно поддерживая их своими горячими ладонями, но, подчиняясь естественному порядку вещей, оно вынуждено было уйти на покой. Свет его постепенно тускнел, а тепло уносили порывы холодного ветра, который с приближением ночи вновь почувствовал себя хозяином этих мест. Однако его озлобленность не могла больше испугать упорных путников, потому что они штурмовали уже последние ступени и в отблесках угасающего дневного света видели дверцу, которая вела внутрь стены замка. Юные путешественники чувствовали, что наступает минута расставания, но у них уже не осталось сил переживать по этому поводу.
Высоко в горах никогда не темнеет полностью, и бледного свечения вечернего неба оказалось достаточно для того, чтобы увидеть: заветная дверца приоткрыта. Воображение рисовало измученным путникам пылающие в камине дрова, горячую воду в лохани, чистую и восхитительно сухую одежду и сытный ужин. Все остальные мечты и желания отступили перед этой простой, но яркой картинкой. Клаус толкнул дверцу и пропустил в образовавшуюся щель свою спутницу. Сам немного помешкал, бросив взгляд назад, словно мог охватить им весь пройденный путь, но ничего, кроме бледно-розовых в закатных отблесках вершин горной цепи и погруженных в ночную тьму перевалов, разумеется, не увидел. И тогда дровосек приоткрыл дверцу пошире и шагнул в темноту, что царила за нею.
Он сразу почувствовал, что вокруг тепло. Конечно, это не было теплом хорошо прогретой комнаты — сквозняком все же потягивало, — но ледяного, пронизывающего до дна души ветра здесь уже не ощущалось. Разведя руки в стороны, Клаус нащупал шершавую каменную кладку. А где-то далеко впереди брезжил свет. Похоже, что за дверцей начинался длинный тоннель. Удивляло, что Клауди успела куда-то подеваться. Может, здесь есть какие-нибудь боковые дверцы? Юноша вспомнил, что у него сохранился узборский камень люмистон. Вытащил его и принялся рассматривать в призрачном свете стены и низкий свод. Тоннель был и в самом деле выложен камнем. Однако, если не считать замазанных глиной промежутков между отдельными булыжниками, в этих стенах не было ни малейшей щелочки.
Получается, девушка все-таки добежала до конца этого тоннеля. Удивительная прыткость для человека, который замерз, голоден и страшно устал. Клаус не стал ломать над этим голову, а просто поспешил туда же, куда только и могла ускользнуть его спутница. Сам он сейчас особой прыткостью отличиться не мог. Тоннель был гораздо длиннее, чем казалось в начале пути. Когда дровосек добрался до конца, его оставили последние силы. Он вновь очутился на открытом месте. Пронизывающий, насыщенный ледяными кристаллами ветер снова набросился на него, как бешеная собака, и принялся кусать
