Дмитрий Янковский - Рапсодия гнева
Саша швырнул в него стул с такой силой, что суставы запястий хрустнули. Стул тоже хрустнул, разлетевшись от удара в голову противника, коричневое дерматиновое сиденье упруго подпрыгнуло на гладком полу и тихонько схоронилось в углу, словно перепуганный стрельбою котенок. Водитель медленно повалился на бок, дважды выстрелив в уже бессознательном состоянии. Кафель вздыбился и разлетелся крупными сколами, из комнаты отдыха раздались еще четыре выстрела, напрочь снеся оргстекло окошка. Отлично! Сейчас помощник меняет отстрелянный магазин. Можно идти с миром.
Фролов разрядил пистолет водителя, отбросил, достал из кобуры запасной магазин и, гордо распрямив плечи, толкнул дверь на улицу.
Владислав Петрович стоял на крыльце с таким видом, будто ему кол в темя забили – руки сжаты в побелевшие кулаки, лицо серое, под цвет солидного костюмчика. Водитель «рафика» тоже выглядел неважно, выпучив глаза, как глубинная рыба.
– Извини, Владислав Петрович, – виновато пожал плечами Саша и многозначительно направил ствол «ПМ» следователю в живот. – Дело есть неотложное, веришь? А твой тест сняли, не беспокойся, можешь узнать результатик, когда эксперт в себя придет. Надеюсь, ты не думаешь остановить меня голыми руками?
– Даже одетыми не стал бы… – шевельнул бледными губами следователь.
– Добро.
Фролов подтянул спортивные штаны и направился к «Волге», шлепая по асфальту босыми ногами. Ключ терпеливо ждал его пальцев, торча из замка зажигания.
Машину он бросил скоро, в двух кварталах от площади, потому что разъезжать на замовской «Волге» – это все равно что носить с собой транспарант: «Я сбежал из районного отделения милиции». Загонят, словно мамонта в ловчую яму. Как Змея на Калинов мост.
А нам в яму не надо, нам нужно узнать, что же, в конце концов, происходит.
Рано утром вид босого мужчины, небритого, в ссадинах и кровоподтеках, ни у кого не вызывал ни жалости, ни сочувствия, ни удивления. Подумаешь – слегка протрезвевший пьяный на автопилоте возвращается к родному порогу. Обычное дело для маленьких городов! Пистолет и патроны пришлось завернуть в газетку, вытащенную из придорожной урны, – за пояс спортивных штанов не заткнешь, выпадет. А так мало ли что за сверток? То ли недоеденная закуска, то ли недопитая бутылка.
Так и подмывало сходить в порт, поглядеть, что делают юсовцы, много ли высадилось народу и техники. Но нельзя… В таком виде там бродить не дадут, Украина не позволит выставлять напоказ перед «гостями» не самых лучших своих представителей. Ей ведь надо стать полноправным членом мирового сообщества! Да…
Неужели не понятно, что с повадками лакея в любом сообществе только за лакея и будут держать, даже если примут? Внешний лоск и безграничная лояльность Западу уважения к стране не добавят, а без этого полноправным членом мирового сообщества не стать. Хоть согнись в три погибели. Так и останешься чистенькой и некусачей собачонкой, которую западные партнеры приветливо треплют по загривку, когда надо, а когда не надо – сапогом, сапогом! Чтоб не забывала, кто в мире хозяин. Но Украине на это, видимо, наплевать… Не правительству, что было бы еще полбеды, а народу! Лишь бы приобщиться к мировым ценностям, а что дальше – там поглядим.
Но «там поглядеть» уже не выйдет. Там уже и тявкнуть не дадут.
Раньше Фролов сильно недолюбливал немцев, но после югославской войны отношение к ним изменилось если не на любовь, то на крайнее уважение. Германия тоже ведь американская собачонка, прирученная, откормленная, но не угас, оказывается, в немцах рыцарский дух самоуважения! Не угас… Отказались они от участия в наземной операции НАТО, так и сказали – не будем, и все. Открытым текстом. Тявкнули все-таки. Но для этого нужна внутренняя душевная сила, которой в Украине, скорей всего, нет. Если бы была, то не стали бы прогибаться. Не допускали бы иностранные военные корабли на собственную военную базу. Это же дичь какая-то… Жуть! Позорище…
Вспомнились слова одной из любимейших песен Высоцкого – «Баллады о борьбе»:
И пытались постичьМы, не знавшие войн,За воинственный кличПринимавшие вой,
Тайну слова «приказ»,Назначенье границ,Смысл атаки и лязгБоевых колесниц.
Неужели Украина так уж долго «не знала войн», что позабыла это самое «назначенье границ», сведя его к банальному вытрясанию таможенных пошлин со всего, что движется? Не так уж долго – со Второй мировой войны… Просто истинно национальный боевой дух угас в ней со смертью последнего запорожского казака. Печально. А держать границы только для сытости таможенников и вовсе отвратительно.
Раз за разом все повторялось сызнова… В восемнадцатом году Украинская Рада целовала в задницу австро-германских захватчиков, а во время Отечественной войны расползлась по земле и душам бандеровщина, которой тоже неведомо было назначенье границ.
Самое смешное, что за все поцелуи под хвост австро-германские оккупанты Киева попросту разогнали Украинскую Раду, когда убедились в ее бесполезности. А принимал ли всерьез Третий рейх бандеровских прислужников? Бросил, когда стало жарко. Самим бы ноги унесть…
Неужели мало уроков? Правду говорят, что уроки истории учат лишь тому, что история ничему не учит. Как минимум дважды Украина стелила ковры иноземным захватчикам – именно захватчикам! – и ровно столько же получала плевки в душу за свое радушие. Мало. Надо попробовать еще. Европа себя исчерпала, теперь надо постелить ковер Америке, которой тут вообще делать нечего. Сколько же можно наступать на одни и те же грабли?
В этом плане Россия оставляет впечатление намного более благоприятное. Та же неустроенность, нищета, разруха, но душевные силы и огонь сердца остались. Не быть ей лакеем!
Вспомнился разворот примаковского самолета в день начала югославской войны. А ведь премьер летел выпрашивать деньги! Не стал. Это выше человеческого достоинства – протягивать руку, когда в тебя откровенно плюют.
Вспомнились демонстрации у американского посольства в Москве, исписанные стены, выбитые окна, подростки, показательно сжигающие доллар. Детский сад, конечно, но в то же время хоть какой-то показатель неповиновения грозной силе, пришедшей с чужого материка.
Вот оно, назначенье границ – хранить родную землю. Ковры под ноги лишь тем, кто спрашивает разрешения, и тем, кто идет с чистым сердцем, а не с камнем за пазухой. Вот и весь сказ.
Зелень лесопарка отделяла начинающуюся жару от остатков предрассветной прохлады, Фролов шел знакомой тропкой, оставив за спиной выверенные ряды городских кварталов. Тропинка круто побежала с холма, больно впиваясь в босые ступни камнями и упавшими с деревьев сучьями, пришлось приседать и хвататься за пучки травы, чтоб окончательно не рассадить ноги. Но каменистый склон быстро кончился, снова раскинув вокруг ровный участок, густо заросший низкорослым крымским лесом.
Среди деревьев гуляли с собаками, огромная овчарка угольно-черного окраса весело гонялась за маленьким синим мячиком, коричневый доберман старательно поднимал лапу под каждым встреченным деревом. Интересно, почему среди гуляющих с собаками почти одни только женщины? Странно…
Далеко впереди и внизу, под холмом, шумела редкими машинами скрытая за деревьями и склоном дорога, ворчал тепловозным дизелем вокзал, формируя питерский поезд. Сразу за лесопарком, притулившись к покатой спине холма, царствовали трущобы – иначе не скажешь. Целый поселочек из домов, построенных в сорок четвертом году, сразу после освобождения города от фашистов. Старые, покосившиеся, с облупившейся штукатуркой, с неопрятными прогибами черепичных крыш, они вызывали безотчетную жалость, как дрожащий под дождем бездомный щенок. Может быть, из этой жалости пару лет назад, когда с деньгами было полегче, Саша за бесценок прикупил у старушки один из этих домов.
Прикупить прикупил, да на себя не оформил, подарил московскому другу, приезжавшему каждое лето на куцый месяц отпуска. Ему можно и без удобств – летом печку топить не надо, вода есть, свет тоже. Что ещё? Не за гостиницу же платить…
Друг ленью не отличался – за два года подремонтировал домик, привел двор в порядок, срубил лавочку у входа. Любо-дорого поглядеть. Сто лет теперь простоит.
А брошенные дома вокруг медленно и уверенно разрушались, жалкие, никому в этом мире не нужные. То ли хозяева ломили цену, не давая обрести халупкам новых владельцев, то ли померли уже, не оставив наследства, но скоро домишки начнут сносить, устанавливая на их месте вездесущие гаражи.
Саша отыскал знакомый проход между притулившимися домами и начал спускаться по жалким остаткам давно развалившейся каменной лестницы. Рядом по бетонному желобу текла грязноватая вода, где-то кудахтали проснувшиеся куры, невпопад тявкнула из-за соседнего забора лохматая собачонка. Хорошо – значит, кто-то въехал и сюда.
